Женщину, с которою ты полвека...

Женщину, с которою ты полвека без малого, приобними слегка;
трёхдневной щетиной щеки прижмись к беззащитности её шеи.
Всё ль ещё действует на таком космическом расстоянии эта взрывоопасная магия, прикосновений таинство? Ещё как!
Где же и пристань обресть и искать безыскусности утешений?

В ямку меж ключицей и шеей, где на пороге музыки скрипка покоится, окунись
мужественностью шершавых губ, а не то и туда, куда Эрот указует тростью:
 в лоно ладони, лотос лОктя распахнутого, лиру лопатки, перечёт, перепись
позвонков под зачёсом затылка, на полвека почти сердце пронзившего ковыля острогою, степною седеющей остью.

РаспознАю тебя со спины по походке в водовороте любой толпы.
Магнитная стрелка внутри моей вИлочковой железы встрепенётся на твои указуя плечи
в лёгком сияньи лучей. Даже помыслить страшно, как у истоков мы были беспомощны и слепЫ.
Но и с тем прошагавшие, взявшись за руки, поводырями друг друга почти полстолетья.

Всё, что можно было содеять с нашим обликом, жизнь исполнила как могла:
разве можно узнать в нас теперешних -  тех, улыбающихся, невинных
старшекласников чумовых, заполошных  студентов, родителей неоперившихся? - сберегла
одиссеева нас опека  Афины: скажем же, выдохнув, - мы были, мы прошли этим полем минным.

Подойду, оплету руками, как куст лесной  ежевики  оплетает ствол,
положу осторожно подбородок тебе на темя...
Превращая в вечности срез, бытия обнажившийся скол,
нас пронзит немногим вЕдомое единое время.

Не насытить ночами очей обнажённости дарами, подношеньями твоей наготы,
лучезарностью жемчужнокожей, обожжённой до изразцовости моим взглядом...
Вряд ли самим собою мне стать привелось, когда бы не -  ты,
сопроводившая век мой таинственным смыслом, строем высоким, с кручиною сладом.