В обрубке тополя, обросшего ветвями...

* * *

В обрубке тополя, обросшего ветвями,
сам бог велел, гнездо устроить птицам.
Три года медлили, давали мне привыкнуть
к растущей поросли; вид из окна вернулся.
(Мне с детства любы тополя в Москве,
их липкий запах.)

Зима суровая; весною и не пахло,
когда вороны в середине марта
две веточки в «обрубок» принесли.
И началось строительное диво
для нас – плетением гнезда.
В ход шли обрывки провода, сухая ветошь, ветки
и даже камешки, какие можно в клюве унести.

…И мы дивились, как супруг-ворона
вплетал искусно это барахло
в корзину, как вминал упрямо,
крутясь, заботился о ней. – Ей предстояло…
И она присела на родовое их гнездо.

Ни день, ни два, а месяц кряду
ворона-мать сидела, не сходя:
и в дождь, и в снег, и в хлёсткий ветер,
какие могут быть в апреле.
Иной раз каркала, звала к себе супруга
(иначе их не назовёшь); он торопился на подмогу
к своей единственной, кормил из клюва в клюв.

А по ночам сидел на ветке рядом, дремал
и, может, думал, как назвать потомство для порядка.

Из трёх зелёных в крапинку яиц
свет удивил единственного в мае,
смешного с клювом, как с отбойным молотком.
Он быстро рос – его кормили двое,
и вскоре вылез из гнезда.

Теперь оно пустует.
                Мы невольно
глазами ищем между листьев птиц.
Но этих, близких нам, уже не видеть:
точней, не различить среди других ворон.

Как всё похоже, правильно и здраво
у птиц, животных, у людей.
И мы сподобились такому чуду...