Ф. Лепешинская плюс В. Дольник

     Ой, кто ж всё до конца знает про себя? Сами себя пугаем вопросами без ответов. Все люди из мяса, и с подобными врождёнными программами, и реакциями на страхи тоже. Культура нас рассовала по ящикам – язычники, христианство, буддизм и т.д., чтобы хоть как-то нам представить в образах наших защитников – богов. У кого –  на небе, а где –  и под землёй. Лишь бы там, где нас нет. И у кого на что хватило фантазии. Но ближних нужно подбадривать. Вот и накалякал «Бронежилет из бисекстиля». Вот, скажут, автор – дурачок: не видит сам, что его хвалёный, спасительный, звёздный бисекстиль во главе с Аидом-Плутоном пропустил аж почти двадцать нокдаунов. Ну и пусть. Главное, может, спокойней кому-то станет, что можно жить со своими богами, не завидуя другим и не раздражаться. Ф. Лепешинская тоже подбадривала.

     Вот что заинтересовало у игумении Феофилы Лепешинской.

Мирен – свобода самостоятельности мышления взамен телесной зависимости. (Это про мышление без чувств и инстинктов?)

Бодрость духа – никогда никому не завидовать. (Лучшее средство для счастья!)

Демоны – память хранит вечно плохие дела, когда знал, что делал плохо. (О! помнится каждое воровство, а воровство девок тем более!)

Страх смерти – генетическая боязнь перехода. (Этологи не возразят!)

Самый ужас – сознание невозможности исправить плохое, сделанное в жизни. (Пока бог миловал, а без плохих делишек нет и жизни человеческой, как нет сердца без тайн.)

Никто не хочет прожить свою жизнь заново. (Верно! Мы не заигранные пластинки.)

Смысл – человеческая ценность существования. (Да, мы гости на земле и вести надо прилично, как в гостях, чтобы не плюнули напоследок в гроб, и это подлое зверство – отнимать радость жизни у землян.)

Покаяться публично – чистосердечно рассказать о падениях и ошибках. (Дело правое – просить прощение у народа на площади. Но каверзный подтекст ситуации для простых душ: ведь нас зовут каяться у адептов переписанных в угоду светским властям писаний.)

Добротолюбие – пример, за который надо отблагодарить. (Да, надо давать сигнал авторам добрых поступков, и туда, на Небо, что они нам помогли, тем самым удесятеряя их силы, ведь они тогда дотянуться с помощью и к другим.)

Насыщение днями – избавление, непротивление своему уходу: мир уже другой и не с кем и не о чем общаться. (Грустно, что в конце – разговор с самим собой. Но бесконечный объём только у Вселенной. Приходится закругляться.)

Верующим открыто то, что скрыто от умных и разумных. (Согласен, но верующим во что? В то, что они попадут на Небо, собрав костёр для Джордано Бруно или накупив индульгенций? Откровения разные бывают, верно ж? Это уже потом откровения переписывают под какую-то одну дуду, что противно. Никто не может самостоятельно всё перепроверить, в том числе и научные исследования, верить приходится, но при чём тут ум да разум? Кошки тоже нам верят, а спутники на Марс не запускают. Это верующие в своего грозного единого бога создали современную медицину – и спасли миллионы людей? Это ж что ж он такое открыл верующим, а не умным и разумным, – и они по его указке убивали соседние народы?)

Лишаясь по старости прав, слагаешь с себя и обязанности – свободен. (Не совсем ясно, а просто свобода – химера почище монотеизма.)

Востребованность – иллюзия достоинств. (Точно! Особенно про ветхозаветного бога!)

Каждый умирает в одиночку – легче тем, кто знает радость одиночества в творчестве. (Везунчики, что они такими звёздами сделаны!)

Просить надо лёгкой смерти. (У кого? У того единственного и добренького, кто эту смерть и сотворил для существ?)

«Неловко явиться перед Богом запыхавшись». (За суету расплачиваешься опозданием? Спешить  –  жить не своей жизнью. Молекулы и атомы фигушки будут спешить против законов природы.)

Лекарства в последние минуты — лишение сознания в последнем шаге жизни. (А смерть во сне, о которой писала Лепешинская? Это какая-то дискриминация по обстоятельству ухода из жизни, хотя, да, в каком-то роде интересная страничка — и будет пропущена. То есть ушли, как убитые.)

Право уйти – когда совершил всё, что мог. Смерть нужно заработать. (Ну, да, нечестно сматываться от обязанностей жизни перед зависящими от тебя. «Там» нас по статье сбежавших от хлопот проверят. Наверно, имелось ввиду про право спокойно уйти и заработать спокойную смерть.)

Успение – тот, кто умер при жизни и в ком произошло таинственное рождение, не видит смерти и не умирает, он ещё здесь, на земле вошёл в иную жизнь, он выстрадал мирную кончину и просто заснёт, чтобы проснуться в другом царстве, тем и отличается успение от смерти. (Вот! да, выстрадал, но всё же ушёл во сне, в бессознательном состоянии, лишившись сознания в последнем шаге жизни, и его, получается, не наградили за страдания, не дали прочесть интересную страничку. Какое-то противоречие здесь у Лепешинской, разве нет?)

Каждый встречает смерть так, как жил. (А как ещё, если встреча со смертью, по определению, происходит ещё при жизни?)

     Но верю этологу Виктору Дольнику, он его наукой убивает страхи, как тапочек тараканов. Боги – поэзия интересная, но всё же: что ж так жалко уходить?

     Генетическую программу жизни неплохо бы пройти всю – и тогда, естественно, легче. Бог как Творец, как неизвестные ещё нам все законы Природы – мысленная человеческая надстройка, продолжение за вершину иерархической пирамиды, то, что выше нас и чему мы подчиняемся, и чего мы боимся. Без богов мы с нашей слабой естественной моралью страшнее зверей.

     Никто не хочет проходить свою жизнь заново, тем более в другие времена. Теряется смысл общения как у общественного животного. Мы без этого не выживем. Одному на Земле тоже нечего делать. И без смысла тоже не можем, так как мы не запрограммированы в такой степени, как насекомые, и потому приходиться всякий раз мучиться с выбором, с нашим люфтом свободы пользования этими программами.

     Вспомним: осуществление своей власти есть врождённая программа, даже на расстоянии животные умеют это делать, и держат в страхе и без визуального присутствия – ставят метки на предметах. Наше «оставить след, не раствориться во времени», желание бессмертия (а не выжить, это другой инстинкт – инстинкт самосохранения) – это инстинкт власти. Пушкин и сейчас властвует над нами. И без разницы здесь расстояния и время. Человека не стало, пришло заплутавшее по миру письмо от него, хоть через год, – но мы его воспринимаем как живого. Но даже зная, что нет человека, мы его послание читаем так, будто он жив. Прислушиваемся. Нам важно любое его послание нам – послание его мысли, его власти.

     Оставить нашу власть мы можем — в чём-то созданном, что будет участвовать в жизни и без нас. Завещание — наша власть без нас. Оставьте хотя бы память о добрых людях, если сами не сподоблены на активное добро, — как ваших «совластителей». Но инстинкт власти связан и с ощущением значительности своего опыта, потому так носимся со своим накопленным багажом. А сознание без подсознания, чувств — просто компьютер с данными и алгоритмом, это не мы. Кажется нам: уйдут чувства — уйдёт и власть. Нам не страшно, что не будем мыслить, — нам страшно, что мы больше не будем греться на солнышке, не будем чувствовать. Все главные инстинкты в час икс в конце старости уйдут: все физиологические виды голода, инстинкт размножения. А чувства при нас — и смирения нет, продолжаем и в беспомощности вмешиваться в дела — такая сила инстинкта власти! И когда смиряемся на бытовом уровне, то на бытийном ещё не смирились: ведь угаснут чувства — и прощай наша власть без нас. Потому и носимся с внуками — носителями наших правил, нашей последней надеждой на нашу власть без нас, они тоже наши «совластители».

     Не мы первые – не мы последние. Отработанные программы должны давать усталость от жизни. Но остаётся инстинкт сохранения жизни до последней секунды, а чтоб он угас до минимума, до безразличия, угас мирно в нас, надо как-то умаслить инстинкт власти – надо что-то передать дальше, что останется без нас, но настоящее, тут эрзац не успокоит.

     С врождёнными программами человеку тяжело добиться смирения, тем более успения, и наша генетика – тут первый камень на пути. Ведь убрать этот камень – это, значит, признаться в плохих делишках, хоть каким-то образом, – но, значит, признать себя нелегитимным в справедливой власти. Совесть не обойти, не даст инстинкт общения: если что-то знаешь опасное для своего вида, то не сообщить этого хоть кому-то невозможно по условию генетической программы. Убийцу тянет на место преступления, люди каются.

     А про абсолютное бесстрашие как результат работающей генетической программы защиты рода и плюс (если повезёт!) удара по мозгам от встречи с фактами мистическими, встречи с потусторонним — это про индейцев в моём сне. Генетическое инстинктивное знание того, что все от одного начала и знание фактов помощи духов предков — такая жёсткая программа плюс такая потусторонняя помощь делает жизнь ясной и лёгкой от осмысленности, и смерть совсем не страшит: просто это земная здешняя наша работа с твёрдо обещанным духами продолжением в мире потустороннего — умереть для сохранения рода, сохранения популяции, и продолжить эту заботу в новом качестве как дух рода. Мы ж в облике человека заботимся о будущем, которое ещё не человек, но живое создание — о наших половых клетках. И как божества, как духи можем их умертвить или дать им превратиться в человека.

     Слабоумие, беспамятство — конечно, недурной выход из положения, чтоб умереть, не зная, что умираешь. Но в другой раз уже не сможем сознательно уловить миг ухода: получается весь опыт жизни не прошли. То есть ушли безвременно, как убитые? А страх всё же подбивает на театр: усесться летним деньком в индейских подсолнушках, оглядеться на лучшее в прошлом, помириться с миром — и упиться вусмерть! Без злобы, без сожалений раствориться в природе. Короче, затихнуть на травке, как на ручках у мамы. Лучшего и не придумать, а сознательно ловить миг ухода — не уверен, что это знание поможет что-то успеть исправить здесь, и добавить важного для мировоззрения и для помощи другим, ведь поделиться им уже не сможем. И было бы это так важно для нашей генетики, для выживания и развития — то в беспамятстве и в слабоумии уходили бы редко, а не почти 100%.

     Блаженны, кто вне иерархии, им легче, но программа власти даже слабенького советующего взгляда есть всё равно программа власти. Успевайте завершить задуманные добрые дела, пусть в метафизическом плане и смешные, – и должно придти ощущение, что всё: дальше не в моих силах, не в моей власти сделать больше, работал до упора, сколько мог. А порох кончился – не моя вина перед родом, перед людьми.

     Спецом работать на богов — дохлый номер. Кроме сна о плюющих на смерть индейцев, был ещё подарок: со мной «говорила» квартира. Без участия сознания, на чувственном, подсознательном уровне я «знал» всё-всё, что нужно для её ремонта. Квартира была живая! Но это откровение, абсолютное «знание» ушло. Вот так, думаю, приходят в душу боги, духи, другие представители из другой физической реальности, сами, но лично к вам. Но если накопить побольше добра к людям — может, успеется и удастся отцепиться от инстинкта власти с помощью такого противоядия? А когда уже останется атома три от инстинкта самосохранения жизни — может, и с ним справимся, не вредя остающимся здесь, просто по инерции, с этим последним животным наследием? И, получается, что человек без всех животных прибамбасов в чистом виде и побудет здесь всего-то мгновение — но опыт же интересный? Надеяться на кого-то там на облаках, на единственного небесного вождя — генетическая ловушка, если верим в присвоенную монотеистическими религиями у тьмы откровений вывеску, служащую для откачки денег, для власти. Потусторонняя реальность есть, «оттуда» приходят, но эти каналы все церкви обрядили дебрями текстов специально, как специально устроили и книжное шоу с растолкованием своих переписанных дебрей, хотя читать интересно. Не зря же Христос говорил, что Его нет в храме.

     Я вот так понял и этолога, и монахиню, и их совместно. И религиозную веру, и науку. И вопрос не в том, кто прав. Никто ничего не знает до конца, и не узнает. И все мы – гости на земле. Поэтому не отнимай желания жить у других, ведь они, как и ты, не просились сюда. И уйди так на небо, чтоб не плюнули вслед.  Все мы в одной лодке и с одним концом прибытия, но едем вместе – пусть хоть этот процесс под солнцем будет приятным, ведь впереди у всех трагическая швартовка.

     А про богов? Понятно, что не все законы знаем и все законы никогда не узнаем. Живут люди с разными богами и без них — и ничего, все довольны. Христа почитаю, но не церковного, религиозного, а как историческую фигуру человека-героя, положившего жизнь за жизнь других, да ещё за всех. Как революционера сознания и поэта-пророка. Но человек не может нести и не несёт вины в том, что не может разбираться в том, что больше его. Часть меньше целого, а этюды о голографии неуместно совать всегда и везде, тем более в недоказанное. Никак не могу признать вселенское начало с ветхозаветным калькулятором, каким народам давать под проценты, а каким нет, и с ветхозаветными инструкциями, как уничтожать младенцев. И люди должны ж уважать мозги, как-то нами полученными, чтобы мы думали, а не слепо верили — то есть боялись неизвестного под единым руководством самого гневного и, значит, самого страшащегося! — даже младенцев. Для того ж и мозги человеческие. Мозги для сомнения, для убавления слепой веры на слово, в непонятном или опасном, когда не справляются инстинкты. Если мозги нам дали не боги — тогда наши боги не всемогущи. А если дали боги — то не могут требовать слепой веры. Необъяснимая, сама пришедшая, как откровение, такая вера есть. Это не религиозность. Но это уже и не вера, а полученное в откровении знание. Но через логику она не придёт, а снизойти может. Короче, и наука, и религия об одном: как обдурить инстинкты, и в то же время не улететь в пропасть с эволюционного пути развития, коль вера не превратилась в знание, коль не было откровения и встречи с фактами потустороннего, коль слаба наша естественная мораль, а любые теории в час икс будут бессильны.

     И всё же: есть человеческое сознание без подсознания, без инстинктов? Учёные там что-то меряют, а нам параллельно врут через телеки, так ведь? А как же! Меряют-то очень важное для инстинкта власти – кто ж этим делиться будет? Есть ли миг человеческого мышления без животного наследия, без врождённых программ? А уж – вечное такое же существование без биологии, души без тела? Кто-то и столкнулся с ответом, но как мы проверим, чтобы ему поверить?

     Мне понравилась чья-то картинка, как пёс над пропастью в прыжке со скалы хочет поймать птичку в полёте напротив его носа. Видно эта ворона здорово достала пса, но ему конец. Вот, прекрасная иллюстрация инстинктивного поведения без контроля логического сознания: вот к чему приводит гнев. Не думаю, что гнев богов эффективнее. Гнев – акт подсознания, страха, неуправляемая угроза на отключку своей власти. А если боги гневаются – значит, они подвластны страху. И это боги? Над нами не Небо, а Зеркало страхов, вечной утопической мечты о справедливости нашего биологического вида, гены которого позволяют скушать собрата и спокойно завалиться спать.

     Новорождённого ребёнка учить главному не надо, чтобы жить, он уже с этим знанием родился: как дышать, как пить и есть. А нас потом всю жизнь учат «главному» – как верить, а сами учителя за тысячи лет никак не разберутся в тысячах своих толкованиях. Что же это за такое главное, что простому смертному не понять, хотя написано для проповеди простому пастуху и для простой матери его ребёнка? Как бы в дурку не угодить от таких милых растолкований! Одно знаю: во мне насаждаемая слепая вера рождает только ненависть. И ещё: все мы смелые, пока петух не клюнул. Тут и атеисты сразу в церкви оказываются. Всем нужна мама: и на земле, всё прощающая, – и на небе тоже нужна мамочка: Всемилостивый, понимающий нас, даже если мы виноваты перед всем светом. Мы б и сотням богам радовались, как греки, но когда за одним забором и в одном храме толпа верующих в одного и того же бога, то становится, видать,  не так страшно, когда все в куче. Греки были смелее и жадны до геометрии, до полёта мысли. А наши единобогобоязненные времена и одновременно очарованные золотым тельцом не дали ни одного умника, равного Сократу. И стаканчик за Сократа – это святое! И за Дольника! И за Лепешинскую! Сам не знаю, зачем написался этот бред от окружающего бреда, но теперь можно блаженно и сладко потягивать бухарики в моих подсолнушках за День Первой любви! С днём рождения, школьная богиня моих ежегодных в этот день взоров на звёзды! И спасибо за подарок мне в твой день рождения – за самый прекрасный повод культурно надраться по делу, самому первому на земле! за любовь!


     13.07.2019