Джордано Бруно

Семь лет томлюсь в темнице,  родная Нола часто снится, бывает на душе темно
Но вечности страницы Вселенная раскрыла мне давно – за это пострадать и негрешно.  Спасения в невежестве искать – смешно.  Тупицам не сподобится оно
Открыл, читав Платона, идей ларец огромный, и их я основательно постиг, и с Библией сравнил их, и стало страшно самому на миг
Но лишь на миг я сник….Затем воспрянул, на Единое Платона глянул и вскрикнул – вот какое божество!  Одно с материей и космосом сливается оно, его и постигать мне суждено
В вещей мильонах рассыпается, а после, оставаясь в них, в себя же возвращается, само себе опять равняется, вещей и Бога тождеством является
В нем мудрость Абсолюта выражается и глуп же тот, кто разрушать его пытается, в дурное множество, как будто бы в болото погружается
А есть еще у космоса душа, ну до чего же гармонична, хороша, несовершенства все материи преобразует постепенно, не спеша, и изнутри как будто бы невидимый мастеровой все вещи формирует
И никаких границ у мирозданья нет.  Оно само есть бог и ограниченным бывать ему не след.  Каков же признак мирозданья главный? Бесконечность - вот один ответ
Кружится голова от множества великого миров – но как все это донести до неотесанных попов? Мякина ведь у них вместо мозгов, хоть и имеют вид ученых докторов
Они глаголят – раз множество миров он признает , то, стало быть, в учении  его  и множество богов,  и каждый -  мир свой создает.  Ну что за бред несет псевдоученый этот сброд?!
Ну как им объяснить, в пустые головы им вбить – Единое нельзя на части раздробить. Единое единым остается, ему и суждено Единым Богом быть
Вселенная никем не создана, на волнах вечности качается она, периферии с центром лишена.  Земля, наш этот шарик, центр?! Да полно, это мысль смешна
Как объяснить псевдоученому балде, что центр Вселенной – фикция, везде он и нигде.  Все точки во вселенной равноправны, и этим то как раз они и славны
И бесконечность, что повсюду реет, никакого центра вовсе не имеет.  Попы от этой мысли сатанеют, но опровергнуть не умеют, от злобы лишь мычат и блеют
Январь , двадцатое, уж завтра будет суд.  Его в цепях туда под утро приведут, увещевать или запугивать начнут и приговор свой издевательский прочтут
Но знает он уже, что скажет им – мучителям и палачам своим.  Читая мне свой этот жалкий приговор,  дрожите вы от страха больше, нежели чем я, идущий на костер.  Глупцы несчастные – поставлю вам на вид  - История свой приговор вам огласит
Февраль, семнадцатое,  утро, он спокоен.  Сегодня он награды высшей будет удостоен – уйдет в бессмертие, как и Сократ когда-то. История в веках запомнит эту дату
И вот привязан он к столбу. Распятие, что утешитель поп так протянуть ему старался, поцеловать он отказался. Огонь безжалостный занялся.
В последний миг смотрел он в небо, где никогда (ну не считая снов, конечно) он,  воспарить в него давно желавший, не был
И лишь об этом сожалел – ну почему не птица он?!  Как бы легко и славно он взлетел, миров всю бесконечность обозрел, а боль – не страшно, он терпел
Огонь меж тем его субстанцию телесную лизал и в пепел постепенно обращал,  но он то знал, один из ныне сущих , что смерть в мгновение одно дарует жизнь в веках грядущих
Костер уж догорал, февральский ветер пеплом тем играл, мясник какой-то головой качал и сокрушался – о, Мария, ужасные на свете есть еретики какие!
И убрана была зола под вечер с Площади Цветов, святейшему понтифику отчет о казни был готов
Но только папа знал (он умный был!) -  огонь лишь только плоть Ноланца разрушил и убил.  Всего лишь плоть!  А мысли  ж обретут сто тысяч новых крыл! 
Не создано еще огня такого, чтобы  идеи в пепел обратил…..
И было уж совсем темно.  Христов наместник все смотрел в окно, и чудилось ему все, что снег твердит одно лишь имя Бруно, Бруно, Бруно
И голос, столь пугающе знакомый, отчетливо из снежной кутерьмы доносится – Воскресну! Я воскресну! Все равно!