Ночь на кладбище

«Страшно, пацаны. Давайте выбираться от сюда!», - прошептал Андрейка.

Где-то закаркала ворона и, будто бы это был условный знак, вокруг стали загораться зеленые огоньки.

Размер их был невелик – много меньше наших советских копеек, которые мы частенько получали на сдачу покупая фруктовое мороженое у поселковой продавщицы тети Любы, сдав, предварительно, пару пустых молочных бутылок в пункт приема стеклотары.

***
Было действительно страшно…
Такое привычное в дневное время, для нас, для Тимашевских мальчишек, городское кладбище… Ночью оно покрывалось мурашковыми шорохами и ставящими волосы дыбом тенями.
Днем мы здесь бывали часто – ловили карасей на небольших озерцах располагавшихся внутри периметра, бегали промеж могилок в поисках оставленных конфет, присоединялись к похоронным процессиям, заглядывая с любопытством в гробы, до отвала объедались черемухой, которая росла в правой дальней части кладбища, рядом с фруктовым питомником, который располагался сразу за кладбищенской оградой, наблюдали, как могильщики копают могилы и спорили, на мороженое, выступит или не выступит на ее дне вода.
Мы долго не могли понять, почему на кладбище так много ворон и сорок, но потом решили, что это, скорее всего, потому, что люди приходящие поминать своих родных оставляют на могилках конфеты в блестящих обертках, а эти птицы любят их коллекционировать – относят конфетки в свои гнезда и их птенцы играются с ними.

***

Было, действительно, страшно…

И я не выдержал:

- Хорошо, пошлите домой.

- Эх вы, храбрецы, - громко, и с иронией в голосе, сказал Сашка, - мы же хотели увидеть, как могилы светятся, когда луна за тучи уходит.

Мы, все трое, были одноклассниками и считались самыми хулиганистыми и самыми отважными.

Теперь получалось, что самым смелым был среди нас именно Сашка.

Я подумал и прошептал, видимо говорить громко у меня таки не хватило доблести:

- Ладно, подождем еще, хотя на небе что-то ни облачка.

Действительно, на небе висела почти полная луна. Она будто бы глядела на нас с насмешливой улыбкой и дразнила:

- Эй, храбрецы, я тут надолго! А вы?!

***
Как-то раз мы с пацанами оказались рядом с траурной церемонией на которой присутствовало много детей примерно нашего возраста.

Оказалось, что хоронили девочку… Провожавшие ребята и девчата были, наверное, из ее родного класса.

Девочка была очень красивой. Даже смерть не смогла испортить эту красоту.

Светлые волосы прикрывали ее плечи. Длинные ресницы казалось вот-вот задрожат… Девочка потянется, будто бы спросонья, и откроет глаза.

Я стоял недалеко от гроба и думал:

- Интересно, какого они у нее цвета? Как у снежной королевы, в сказке Андерсена, светло-голубые?».

Взгляд мой скользил по детям, которые пришли проститься и вдруг… Я увидел наваждение!

Девочка лежавшая в гробу, стояла, живехонькая, напротив меня!

Видимо почувствовав на себе мой взгляд она подняла голову. Наши глаза встретились…

Теперь я знал, какого цвета были глаза у девочки (сестрички-близнеца), лежавшей в гробу – они были глубинного темно-синего цвета.

***
Было действительно страшно…

Мы услышали, где-то левее от нас, чей-то голос. Кто-то шел по кладбищу и негромко разговаривал.

Сам с собой? Или с кем-то нам невидимым?!

Наши души можно было отскребать от мгновенно похолодевших, из-за сцепившего их липкого морозного страха, пяток.

А тут еще Андрейка, попятившись, рухнул в осыпавшуюся (наверное, захоронение было в зимнюю пору) могилу.

Сдавленно крикнув что-то нечленораздельное он вскочил на ноги и стал карабкаться наверх.

Мы с Санькой не стали сдерживать себя – наши пронзительно-дикие крики ужаса оглашали округу пока мы бежали, сломя голову, в сторону центральных кладбищенских ворот.

Оглянувшись я увидел, как за нами, прихрамывая, молча бежал Андрейка.

Ну что же… Самым отважным из нас оказался именно он.

Но мы с Сашкой, в тот момент, были абсолютно не против этого!

P.S.
Как-то днем, через неделю после произошедшего, мы с пацанами помогали местным прикладбищенским цветочницам, за денежку для мороженого, раскладывать по маленьким деревянным ларечкам их живой и искусственный товар.

Мимо нас шел человек бормотавший что-то себе под нос.

И мы сразу же узнали этот голос!

Человек был словно не в себе – его глаза неестественно блестели и не задерживались надолго на одном предмете, волосы на его голове были всклокоченные и давно не стриженные, плечи его были то ли опущенные, то ли это был небольшой горб.

Его грубые старые ботинки на высоченном каблуке, с отбитыми и поцарапанными носами, были все в засохшей глине.

- Тетенька, а вы не знаете, кто этот дяденька?

Цветочница посмотрела в направлении удаляющегося от нас в сторону входа в «страну вечного упокоения» согбенного к земле мужичка.

- Та это Олежка - дурачок местный, - сказала она. - При кладбище живет. Могилки за еду рыть помогает. И покачав головой, добавила:

- Убогий он. Знать душа его у Бога уже.

***
С тех пор мы частенько, тайком, выносили из дома что-нибудь из съестного - для Олежки – для человека, у которого душа была рядом с Кем-то - с Кем-то неизвестным, для нас, пионеров СССР.