Diana

                "DIANA"



                - кенсигтонский за`мок

                - oh my God!  what happened?

                - кенсигтонский замо`к




д и а н а   (1996)

папарацционные пираньи
занудливы и наглы,

им бы только грызть и обгладывать
гонорары свои угадывать




к о р о л е в а - м а т ь   (1992)

в моём спокойствии слишком много спокойствия,
но у кого я училась чаяниям, подражала?
всем движениям этики, стойкости
быть острее самого выдержанного кинжала

замузееных ставень, глядеть и дивиться вытравке
удалённой пыли в читках разуму произведения,
моей милой свекрови в третьем роде политики,
если верить всем тем кто сменил поведение,

на дешёвую преданность зычной премудрости,
так как верность обоих тиши`ны прикармливать,
по печатям завернутым в чайность, без глупости
можно многих понять, но нельзя не подлавливать

их языки бесед, так чтоб светлость в истории
островных анекдотов не страдала величием
быть у власти так долго как требует консерватория -
слушать альты фальшивые ради приличия




д и а н а   (1997)

самое начало последнего дня лета
время несмотренно, но не об этом речь -
гостиница в стены одета,
картины на рамах плеч

держат историй чужих секреты,
хочешь останься, смотри
внятно и долго как-будто бы нету
этой фальшивейшей стороны

от безлюбовья искать заменимость -
быть на краю, на крови себя
зная что счастье давно разбилось
можно собрать, но вот склеить нельзя

это не ваза, но даже и если
древний фарфор, посыпать не спеши
голову чеками, так даже пресли
не поступал в перестройках души




р а с п о р я д и т е л ь    д в о р а    (диане, 1981)

только плоская подошва или небольшой каблук,
остальное вам категорически не разрешено
кроме цвета и шляпок вуалевых, лук
есть не нужно, но это не ваши мигрени, кто

вас представит на свадьбе того заручите быть
самой тихою пташкой от коей не ждёшь проблем,
здесь - простите,итак, к всему вы должны забыть
что есть вы, теперь вы - это наших забот удел

мы обучим вас всем разворотам преследуемого авто,
по дорогам вселенной, стрельбе, с двух прекрасных рук
на затяжке броска, но всё это не скоро, пока же вино
соизъмерьте с бокалом и помните про каблук




е л и з а в е т а    в т о р а я   (диане, 1986)

я не знаю как тебе помочь
моя безрифменная дочь,

я не знаю, прости, не знаю
пойду по парку погуляю,

прости, прости, прости, прости
расти, расти, расти, расти




д и а н а   (1986, ночь)

катитесь слёзы катитесь,
далёко от меня укатывайтесь,
молитесь слёзы, молитесь
в лёд моих чувств схватывайтесь,

чтобы я не могла больше
от терпения ждать упрёков -
почему моих мыслей скошен
разнотравник и в печку брошен

этой строгости, этих правил
насылать на себя занудство,
чтобы всякий придворный славил
мои титулы, нет уж, пусто

будет в горе моём, я болью
научилась скрывать притворство,
этот замок пропитан солью,
чтобы усугублять сиротство

быть чужой, непонятной, мысли
по слезам убегают также,
чтобы я отдохнула, истин
в мире нет кроме слёз и жажды




к а м и л л а   п а р к е р   б о у л з    (1985)

я буду ждать столько, сколько потребутся
век, два плюс-минус судьбоносность,
он ведь любит меня, от меня лишь светится
я его склонность,

по шкале что назвали - искусством женщины
к совпаденьям достаточным, чтоб не быть, завтра
на упрямстве ослятицы тянется перевешанной
тюками да желваками, ладно

подожду, ведь я знаю как выстроить правду,
слыша бесед безобманность, ибо так о супруге
не говорят, когда любят, фатум
в том что мы просто слуги:

времени, лжи, обстоятельств, жизни
мало, чтоб жить, но и много, чтоб лени
чайник заваривать снова и снова, хвала укоризне
или... всё-таки королеве




д и а н а   (журналистам, 1989)

- спасают ли меня самолёты
от того что творится на планете?!
нет, не думаю, что отвечу на этот вопрос: кто вы -
я не слышу уже десятилетие,

меня знают практически все, каждый
норовит подойти и спросить что-то,
хорошо если просто, а если важным
человек себя выклянчил, да зевоту,

проклинает во всём, говоря - боишься,
что сгоришь и поэтому ходишь добренькая,
что ответить ему, наговорить лишнего
или вымолить сердце его ободранное?

на пульсации нервной в словах бесплечных
безголового быта,
                у странных верёвок власти...
вам париж или лондон милее? конечно
я отвечу, но прежде: здравствуйте!




ДЕРЖИТЕ В ГЛУБОЧАЙШЕЙ ТАЙНЕ:
СОСТАВ ЛЕКАРСТВА И МОЛИТВ ПОСЛАНЬЕ



 
ч а р л ь з   (диане, 1981)

любови нет - одна симпатия,
хорошо есть любовь, но симпатия над
тобою и мною, видишь халаты
пустыми на нас глядят

в этих креслах богатством расшитых, скучно
быть заежженным, веселись
но по мере крутящейся ручки
от которой практически не спастись

никуда, жизнь банальна и сверхпримитивна
я представить почти не могу если б я
был обычным младенцем рождённым в любви ли,
без любви, всё одно то пародия торжества,

я испорчен, разнежен и в том не моя заслуга,
кто-то должен же был родиться и в королевской семье,
так что дорисовав разговор круга
я выключаю над нами свет




д и а н а   (о чарльзе, 1993)

я увидела в нем тогда столько грусти,
сколько хватило бы на тысячу дровосеков,
бросающих сосны в устье
уносящей реки их под небом из скрепок

поэтажья стола, что студенчески вырван
позубовием парт и сует, приглашающих рьяно,
на счастливую слабость, где гуляния были
забастовкой сознанию, много иль мало

в этом жизни когда у тебя не совсем и спросят
говорит он с индийским акцентом пикулек:

почему ты не женишься, ведь не спросонья
тебе танцы юлить с баронессами рулек?

итд итд, итп итп




д ж о н  \брат\  с п е н с е р   (1998)

она болела ли синдромом скарлет?
мне трудно сказать, я думаю все женщины
так или иначе из своей жизни выкраивают
настоящее и последуещее,

чтобы вызнать какого посыла схема
развивает избыточность доброго отношения
к своенравию личной концепции верить,
что любые болезни от нытья и прошения

никогда о себе, размечтавшейся поздно,
что и каждый поверивший в новую песню
провожающих титров под заглавные роли,
от которых и нудно и жарко и тесно,

так что эта беседа бессмысленна в чарах
усыпить неутешное сердце молильни,
что во мне понимает - уютнее в барах
отключаться под чвань поильни




д и а н а   (1991)

и общие друзья на первый и второй,
рассчитаны, но это не игра,
где лошадь вертит головой
сбивая в лужу седока,

хотя чего ему лети,
сквозь мир и мрак вокруг всего,
что замыкает на круги
в глазах приверженных бревно

судить сучками скорых чувств,
безмозглый ракурс бытия,
ведь в их истории лангуст
как продолжение стола





ч е л о в е к   и з   н а р о д а    (в телевизоре камиллы, 2 сентября 1997)

что на это сказать, нечего,               
напроситесь найти хотя бы пару слов?!
в общем первое: бесконечность,
а второе наверно - снов,

так как долго ещё по безвременью
она будет бывать здесь, гостить
от нестриженного поколения
к поколению кости шить
               
по примерке зауженных твинсов
в акробатику вывернутых рубах,
где порезы совсем не минусы,
а коленки открытых блях

бить в поклоне поддатый разум,
расууждая с общественной тишиной...
жалко мне... как-то резко и сразу,
что мы умерли всей страной




д и а н а   (1990)

       -повторяет за радиоведущим
                уменьшая звук-


- они решили жить раздельно...

будто непонятые друг другом разности
отрицания третьей, приглашения третьей
опасности,

так приходят из прошлого, ходят дышат
их не выгнать - они сторона чужая,
свекровато чужая, надеюсь меня не слышат,
ведь прослушка предел края

за которым нет жизни, но есть свобода
не бояться себя раздаривать людям,
да, я не идеальна, я борьба своего рода
в котором черчилль заходит к судьям,

и говорит им: вы судьи, а я - подсудимый,
но не вами - народом моим, как мог боролся,
за счастье страны и цилиндр свой пивом
наполнил и замер, затем расколося

на тысячи лезвий скульптурных стамесок
в знакомой пыли деловых мастерских,
где всякий художник в уме занавесок
теряет реальность и страх суеты,

похоже и я повторяюсь им, время
излечит любого, осталось дождаться
осенней листвы - так горчичники с неба
начнут появляться, начнут появляться




е л и з а в е т а  в т о р а я   (букингемский дворец, 1992)

Боже храни королеву...
и синюю сферу

и остров и остров
туманного свойства




д и а н а   (1990)

стеклянная карета, отец, народ
приветствует меня, верней себя в моём лице,
я золушка, но с точностью наоборот,
ведь тыква отражённая в кольце

была совсем и незаметна, блеск и шарм
бриллиантов россыпи, так день из звёзд
становится обманом только для меня,
они ещё пока не стая ос,

а так почти что безделушечность, води
моя другая мысль, мы убежим от этой
сугубой внешности и стороны вопроса, лги
себе враньё само, но мне не говори об этом




к а м и л л а   п а р к е р   б о у л з    (чарльзу, 1992)

это она тебя подвела к этому решению,
ничего другого не остаётся,
в мире нет ничего совершенного,
в лондоне тем более, даже солнце

всё редчает, но мы понимаем, нужно
и ему даже выпросить к нам аудиенции,
вернее к тебе - будущее разбуженное
сном твоей матери, и сразу прошу наклеиться

на слова мои маркой и в почту ближайшим
рейсом до станции sorry, я только
разворачиваю путь известного настоящего,
но молчание от тебя это так тонко

и я знаю когда научился ты этой выдержке,
наследство - понятней нынешнего вопроса,
но кто мы этому обществу - рыжие
клоуны подзатылочного спроса?..




д и а н а   (букингемский дворец, 1983)

что за музыка? - львы на лире
треплют нервы себе гривастым,
оттого-то и души в дырах
кто не признан по долгу власти

нежных чаяний, дохлый номер
мне привидился, я ж не знала,
что я в замке всего лишь доля
королевского капитала,

если всё это взять и вычесть
из трилогии быть манерной,
то пришлось бы из всех величеств
стать второю, а может первой

кто осмелиться срезать маски
и их бросить к ногам народа,
но народу нужны не встряски,
а концепции бутербродов




е л и з а в е т а   в т о р а я     (маргарет тетчер, 1990)

она забыла что ли - положение
обязывает, избегать зазнайства,
герб и гимн не терпят искажений
или законы смените, рабство -

ведь мы выветрили из общества
почему же закрыта последняя форточка?
я только и слышу: ваше высочество,
оденьте махровую кофточку

о спасибо! забота - почти благодарность,
если бы не овец глупые физиономии,
на маковом джемпере помнить, что: данность
всё же не замечать, что одна из них чёрная




д и а н а   (с колтхерстом, 1991)

какие у нас в парке утки упитанные,
мюнхгаузен бы позавидовал, так о чём
мы вели диалог? я наверно сегодня скрытная
но вина никого, это мой недочёт,

быть в своём настроении кем-то другою,
если сравнивать смену погоды, я -
то весна или осень, а вернее - тревога
подступивших неясностей, видеть тебя

мне спокойней мой друг, ты один переписан,
стоекратно в блокноты моей судьбы,
что велит в этих уток бросаться мякиной рисовою,
да крутить диктофон игры




д а р р е н  \повар\  м а к г р э д и   (из интервью, 1999)

эти вопросы были настолько вредны,
что задумчивость бы равнялась вранью
и чужой катастрофе пинять что еды,
не хватает по принципу - тешить семью

недостатком достоинств набитых складов,
до отвала отрыжки пришедшего в орденах
своей новости быть уценённым, где вдов
приглашают порой на свой риск и свой страх

быть освистанным, сиплостью бальных лун,
если видеть как скатывается одна из них,
разрываясь слезою забытых и преданных, лгун, -
скажут пэры и рыцари руки разбив,

в занимательном споре раздаривать сгоряча
матерщину под соусом этики в тишине
равнодушной породы влюбляющей в ча-ча-ча,
но потом оставляющей при погасшей свече

ресторана увитого переписным плющом,
если долго вникать что дворец - это частное рандеву
из складного сервиза, где можно одной
повторять: мне пожалуйста, только луковое меню




ПО РЕСТОРАНАМ ХОДЯТ ЗРЯ
ВСЕ ТЕ КТО ПЛАТЯТ ЗА СЕБЯ




ч а р л ь з   (глядя на фотографии с джоникал)

о, это позор, провокация,.. без кулис
скрученных свитков, сказать б: традиций
я боюсь покорёженность, вмятый лист
у титаника вырван последней страницей

к утоплению общества,.. и потех
не хватает нам что ли на мирную сходню публик,
где русалки несут себя одеваясь в мех
королевства, крича: республик?

дай нам дай, я закрою совсем сатин
утопающей сказки в беспамятстве вдохновенья
и уеду туда, где насыплю льдин
в атлантику настроенья
               



д и а н а   (1991)

отрежу волосы и стану новой
русалкой мира, вам меня любить
безумцы страха, кошельки в коровах
набухнут к лету или бабий стыд

покажется простудой на речах бравады
вины скупиться под савойский взмах
всех ваших дел, и я в цепях наряда
открою спину в молодых тонах

придворной старости явится королевой
во сне всех тех, кто против и знаком
со мною истинной, пускай идут налево
и шепчут на ухо тайком:

"какая видимость то изъявлять манерам,
что мы острей, чем у неё клыки,
но помогать нам нужно, этой верой
к дворцу спасём и тюфяки

других изморщиков,"
                всё правда
остаться здесь, где только я
пытаюсь жить, хоть мать не рада
с свекровью сжившись навсегда




е л и з а в е т а   в т о р а я   (о предразводе 1992)

я официально заявляю -
всё в нашем королевстве превосходно,
а что не так, то я благословляю,
чтоб стало так и, запрошу у лордов

ответ на все запросы населенья,
ведь подчиненье обоюдно или близко
к поспелой истине, которая отменно
домокловым мечом над нами присно

из древних древ привычной родословной
не нарушать того о чём не знаешь,
ведь грань такая что за ней нет слова,
нет дела, мысли, только смерть, завянешь

в сухих цветах украшенного самолюбья,
не признавать вторичность, то есть суд судьбы
смириться с ролью очень трудной,
ведь роли главные трудны




д и а н а   (трамплин джоникал, 1997)

что мне теперь этот титул несчастный,
наложнице древних привычек,
и железных законов, я выдавлю пастой -
золотое: прощай, в кавычках

и пусть думают как реагировать на капризы
вытаскивающей себя за волосы
из самой же себя, а по морю гуляют бризы
оставляя дрожащие полосы

в виде текста на рыбьем, но я не научена
понимать этот язык прекрасный
хотя знаю, если леска накручена,
значит рыбак опасный




к а м и л л а   п а р к е р   б о у л з    (подруге, 1989)

жалостливое существо, мы с ней встречались,
она очень хотела выяснить отношения
так, что фразы её кусались
лабрадорами вынужденного жертвоприношения,

я и спорить не стала, в напёрстках достоинство
не выучить, это даётся с детства,
ведь чарльзовский аристократизм полагает свойство
прописных алгоритмов и, я из кокетства

принимаю на вид это гордое испытание,
быть спокойней, чем кладбище туфельных крокодилов,
на пожитьи времён, где без рун и мечтания
окружаешь себя просветленьем кобыльим,

но я их не сужу, кто бы ни был в известности бредить
карьеристностью, можно понять и грустных,
но я не понимаю как можно из девушки в леди
превратиться обратно по всем совпаденьям суждений устных




д и а н а   (презентация, 1992)

по залу ползают лучи:
кругами, пятнами, как грустно
мне понимать, что без причин
не мотивирует искусство

являться равенством, смешна
чужая роль двойных стандартов,
мы не кислоты, чтоб мешать,
нас в общих колбах чьих-то фактов

любого имени, мутит
фонарь синеющий, поскольку
известность знает, но молчит
как постепенно в блики сока

вливают чутливый коньяк,
хотя чему не учат бивни,
ведь мамонт горя не дурак,
чтоб не изыскивать заливы

воды утекшей с давних пор,
когда уже и фирма зналась
под канделябровый постой,
где знать для знати забавлялась

в обыкновенное сейчас
прийти к тому чего мы стоим,
а стоим мы увидеть вас -
как тех, кого мы переспорим

во всём величии разбить
тяжёлый мятник системы,
больничных ценностей, ведь быть -
так значит принимать все стрелы




чарльз    (диане, 1983)

кричи хоть громче во сто крат,
я правящий аристократ,

я человек из из ряда вон,
я твой на публике поклон

я всё и вся, основа, суть
я кровь страны и кровь мой путь

вести наш верный альбион
по волнам вод, по водам волн

когда придёт черёд судьбы
мне на престол с тобой взойти,

но я молчу, таков мой род
не тратить лёгких кислород

на пустоту бесед, вражду
будь благодарна, хоть дружу

с тобою мать детей моих,
заметь я милосердно стих

и ты молчанием покрой
себя как-будто бы чадрой




д и а н а    (кенсигтонская уборная, 1987)

нет, это не болезнь, не болезнь -
я просто хочу быть стройной
заедая привычки, лезть
по подставленной мне отклонной

мерной лестницы, вниз всегда
я сумею сойти, как больно
слышать брошенное мне: да, -
на алтарь своего закона,

лучше было мне быть слепой
на момент событийной встречи,
притвориться затем глухой
от газет что сильней калечат,

чем каменья неверных жён,
непрощённых, побитых, Боже
помоги мне водой, огнём
чем-нибудь, но спаси от дрожи

и одной и другой, причин
предостаточно, я всё знаю,
потому что душой почти
я с полос всех статей слетаю




е л и з а в е т а   в т о р а я   (1990)

чопорность и достоинство,
вот наши козыри, - учительствует мать,
день ото дня мне и волосы
гладит как-будто я

в детстве ещё нахожусь, примирение -
это понять судьбу
и приклониться, но только пред теми
кто уже умер, в бунт

выйди спокойной, светясь прояснивши
прежде себе, но первей народу
что, руками епископа благословившись
ты избрана объяснять: свобода -

это не значит отбыть казавшись
кем-то кто думает перекостить устои
в долговремении состоявшиеся
налогами воссозданных покоев,

и поэтому чопорность и достоинство
изъясняет мне королева, но прежде мать,
а я повторяю и белою костью
отгоняю чутких собак




д и а н а   (интервью панораме)

пора всё прояснить, пора
никто не хочет жить в обмане,
хотя и скрытом, дождь с утра
спугнул привычные туманы

и журналистов, нет сидят
тетеревами, многих точек,
охотник я, но на себя -
я их сомнения источник

найти, не верить, раскопать
какой-нибудь грешок старинный,
а может новый, так и так
гудит весь лондон, окатило

ведром холодной немоты,
кто верит тот замёрз и стонет
в простуде собственной вины
искать в других свои устои

и быть оправданным в глазах
своих пред зеркалом бездушным,
вот так пытаются свой страх
заместо зеркала разрушить

спасенье - да, спасенья - нет
какая-то услуга, мнимость
быть исцелённым, лишь затем,
чтоб снова исцеленье снилось,

пора всё разъяснить, пора
никто не хочет жить обманом
и я просыплю все слова,
которые в мне дурманом,

не оттого что так хочу,
я истончилась, стала хрупче,
ведь что вам в том что я молчу
нося мешок гвоздей колючих

пора всё выяснить, пора
никто не хочет быть смешнее
чем я, чем я, чем я, чем я
любовно вытянувши шею




ЛЮДЕЙ РАЗГЛЯДЫВАТЬ БЫТЬ МОЖЕТ
И ХОРОШО, НО ВРАГ ЗАЛОЖИТ




к а м и л л а   п а р к е р   б о у л з   (чарльзу, 1987)

а ты знаешь почему она не носит шанель,
духами отказываясь от классики
быть иконою? в лаке балетных ногтей
много пафоса над подпасками,

этой милой страны завершённых вод
в удивительной ванне острова,
мы не те чародеи, чтобы ждать новый год
одеваясь в расцветки пёстрые

дискотечной разведки под пышное авеню
фонарями надутых причин вечерних,
говорить не желаю тебя, а люблю
что разводы моих черчений




д и а н а   (кенсингтонский замок, 1995)

что мне в этих серебрянных рамках,
счастье близких или?.. прошлого ундервуд
не печатает больше записки и тайны
для покорных ушей, говори если врут...

переводчик на скрытный в излюбленных стенах
твоя тень и работа включать башмача
по ожогам окурков, чтоб чувствовать первым
как я рвусь от любви на дозвонах врача,

но тебе всё равно что почти благородно,
если б ты не садился в свой чёрный салон
и не ехал на встречу, где будешь покорно
копошиться в белье под созвездьем погон,

так как знамя в присягах целуют пред смертью
оказаться в огне и его не предать,
понимаю и плачу, что чувствовать смею -
изменять по любви всё равно изменять




ч а р л ь з   (камилле, 1979)

консервативность беспощадна,
если бы я мог то изменил правила,
и законы подправил, сгладил
все помятости, что наставила

временея ошибка бренности
всё: сгнивает, ржавеет, сыпиться,
если мне говорят о светлости,
то высочество тут же высится

надо всеми, я сверх - зависимый
мне нельзя нарушать древнейшие
документы, но прятать мыслии
позволительно и приемлейше

кто осудит меня, - похожейший
без поправки на кровь, история
это смех персонажей торжища
без корон и поди с коронами

я бездетен, годами слышу я
то есть мы всей страной бездетные
люди ходят по крышам Вышнего
так мне кажется, всё отвественней

я ссылаюсь на мать, ведь требовать
её главная роль, мне надобна
безразводная, в меру светлая
нашей крови небесной ампула




д и а н а   (британика, 1981)

я не хочу быть статуей, вернее не я
но что не сделашь ради мужа,
британия, британия, подобие корабля -
яхта услужливая,

ты сбегаешь от глаз и ушей, усни
оркестр качающий ноты под волны, дыма
на камбузе больше, чем в море воды,
точно также и моей булемии

к бесконечности стаи просыпанных чаек, кто
им сказал что я буду сегодня здесь? знаю
они видят меня погибающей, но
я хочу улететь, но я плохо летаю




е л и з а в е т а   в т о р а я     (филиппу, 1997)

что это за каждодневный позор
разворачивать августейшую прессу!
ты б закрыл их мой сводный виндзор
и подвинул качалок кресла,

чтобы нам, как у них там в морях
нашу яхту дворца раскачивать,
погуди в мои трубки на бигудях -
мы причалили к прачечной

красоты, созерцать коренное окно,
что стирает мои печали,
потому что зелёный двор
словно мысли мои убрали




д ж о н   \отец\   с п е н с е р   (1992)

инсульт меня не вовремя прибрал, я помню
больничный бокс и шорканье сестры,
такой уставшей и забитой, стоны
меня пытали, но я был внутри

огромной бочки, поверните крышку
залейте воском и пустите вплавь
других миров, где на абсентных вышках
кричат упитанные: граф

ты к нам так вовремя, так кстати
а то мы слёзно заждались
тебя беречь в ларце палаты -
ты там умри, а здесь проснись

со всеми нами, мир есть цифры
и ты всё знаешь лучше нас:
отдай за то, покрой тарифы
за то чтоб ненавидеть нас

но разница в другом и счастье:
отлипнуть койки и идти
хромым, ослабленным, мордастым,
ведь ждут диану алтари




д и а н а    (сеттелену, 1993)

это не за`мки по стране, а замки`,
я думала так не бывает
что приходится спрашивать: вы
будете научать? править

тем кто правит и в этом всё,
что приходится принимать на веру,
но и вера не в том чтобы быть собой,
если ты не послушна, первой

удались и подумай какого рожна,
ты упорствуешь взглядом диким,
ведь укор - это есть с ножа,
да ронять на ковер оливки,

подбери их и выбрось на птичий двор
королевской кормушки, окна
открываются только вдвоём
ведь они как и мы сохнут:

помоги же мне,..
                быть не там
моя лучшая радость жизни,
хотя знаешь в бреду багам,
послей ливней так много слизней




к а м и л л а    (чарльзу, 1986)

я не хочу быть виновата,
в твоей ко мне любви, поверь,
мы одинаковы, но плата,
за это будет всяка дверь,

что приоткроется тихонько
и мы войдём в завидный мрак,
где зажигают свечи только
когда потеряно молчат,

не нарушая взглядов битву
за города сердец, скажи:
любовь твоя ко мне взаимна?
и поцелую прикажи

меня унять, ведь я просила
тебя жениться на другой
но ты все радости осилил,
ведь ты король"




д и а н а    (1982)

что мне сделать, с лестницы что ли прыгнуть,
или таблеток напиться сложных?
меня игнорируют, пытаются изогнуть, выгнуть,
будто дерево придорожное,

что мешает, а то и спилят -
на дрова - мою душу,
                а там годовые кольца,
я лучше свадебное отдам, но не эти родные
природой во мне, изволица

не моя, не моя - отца,
и характер мой - материн, запрещаю
я себе от неё - да, о ней,... но водицу с лица
пью её красоты и намеренно таю

будто лёд в этой банке,.. где нож,
                убери
моя скромность его,
                а то кровь побежит прошением
брак наш чудом признать ко дворцу прикладным,
а не вынужденным утешением,
 
вышних воль, в меру совести моего отца
делать всё что сама я сочту совершенно не нужным,
ибо ум не может сердце порицать
любовью биться заслуженно




е л и з а в е т а   в т о р а я    (1961)

пример во всём - во всём пример
и в продолжительности жизни,
мы люди долгих перемен,
мы исторически капризны,

мы та счастливая пора,
для наших подданных, быть благом
мы не решаем дел, но я
являюсь частью платья, флага

не до буквальности, но что
поделать, если мир и небо
решили будет только он,
кто стал моим пра- пра... прадедом

мой дом - мой дар, дворцов дворец,
большая хижина теснящих
и надоевших комнат, швец
нашей нам платьев веселящих

изобретательно, столы
наставь дизайнер, также стулья
пастушьим стадом нагони
и люстру опрокинь-ка тулей

хрустальных завязей и вот
на пару дней я стану новой,
чтоб показать пример во всём
и даже очень захвалённым




д и а н а    (1980)

на какой ладони линия жизни
правдивей и правильней?!
или снова ложь свои сети раскидывает,
чтоб поймать меня раненую

в этой битве неравной, люди
только зрители в смертной схватке,
я не смею быть: слабой, лютой
в пересудах земной палаты,

где болячки свои подальше
лучше спрятать, а то смешно ли,
тем кто замер на самом краешке
причитать о своей неболи




п о л  \дворецкий\  б а р р е л    (журналистам, 1999)

любопытствующим было горе интересно
как золушка выживет в условиях тыквенных голов,
и не день всех святых то, а жизнь принцессы,
пережившей нас всех,.. "мой Бог

я не верю что так всё закончилось, разбудите
меня дважды, четырежды, сколько потребуется понять,
что придумка всё это, общественное наитие -
разбудите меня опять

и скажите тряся мои плечи прилипшие
к этой мёртвой кровати крича: всё неправда, очнись
как ни в чём не бывало,.." но я еду уже за рикшей
что бежит раскрасневшись как истинный коммунист,

но... ничто не оставив ответом вопроса заданного,
обернусь на прощай, кто услышит, то так тому и бывать:
"леди ди" - это вам, а себе лишь не женские слабости,
если с точностью рассудить и как должно понять




д и а н а   (1984)

к воспоминанию базеды дартфордской
только то, что есть люди боли,
где их судьбы покрыты краскою
из отёков застывшей соли

личных слёз на две жизни рёванных,
вместе с ними случайной встречи
поздороваться, значит дорого
неустойку отдать, за вечер

не приладить к ошмёткам общества,
всё что каждых пенет касамемо
и томишься отборным овощем
соблюдая чужие правила,

быть прислужьем затравок мнения
в откровениях мыльных ракурсов,
где веселье равно сомнению
рассмешить бессловесных пасынков

всей страны по больницам узнанных
забытьём мировой словесности
не сказавшей: что званных вузами
препарируют на посредственности




е л и з а в е т а   в т о р а я    (о дочери анне, 1982, спальня)

ну, что там гамлет или детская любовь
ромэо и джульеты, я свекровь

как это странно и нелепо признавать
что я кому-то вроде и не мать,

а так советчица которую забыть
почти позволено и может даже быть

всё так и сложится как говорит премьер,
а у неё всё верь или не верь

и ничего чтоб объяснить по ком
мы песни снова не поём...

(появляется неизвестный)




ВОЙДЯ ЗДОРОВАЙТЕСЬ ПЕРВЕЕ,
ЧЕМ ВАС СОЧТУТ ЗА ДУРАЛЕЯ




д и а н а   (1995)

чтобы ни было тогда, всё равно
то везенье прекрасно и... невозвратимо
белое платье, как-будто в кино
я смотрюсь теперь хроникой, время ревниво

что почти не прощает, вернее совсем,
никого не жалеет, ни милует, слёзы
я вам так благодарна, я знаю зачем
вы идёте в наш мир, и, прозрачные лозы

прорастают на мне, на щеках, на руках,
оттого и жива я наверно, что вами
сохраняю ту веру с которой в стихах
к нам пришёл и остался шекспир с трубарями




ДОЛЖНА БЫТЬ ЧИСТОЙ И СУХОЙ
ОБУВКА ЛЕТОМ И ЗИМОЙ




е л и з а в е т а   в т о р а я    (там же)

(нажимает тревожную кнопку)

...а петь их нужно под чужие танцы
не зря же их придумали испанцы,

но только чтоб никто не видел никогда
как ходят в гости города,

чтоб делать то что не сойдёт с экрана
вот это много, это мало

как в комплиментах быть сухой и чёрствой,
и этот стиль непререкаем, постной

едой заевши сонный вечер дня,
быть главной дочерью святого короля

в его трагедии всех "падчериц" забыть
но как ему мне может также быть

ещё прохладнее, и строже, но зачем
ко льду снега прикладывать, отмен

так много в нашей жизни лучше снова
всё предоставить промыслу закона

(выпархивает из спальни)




д и а н а    (1987)

деми-плие, батман тандю,
я всё так страстно изучала,
балет моя мечта, живу
точней жила и пропадала

в забытых залах, всё во мне
желало лебедью красивой,
вдруг обратиться, так во сне
я помнюсь кажется счастливой

и я летела: небо, сад
внизу расцвёл, я всё дивилась,
дивилась долго, долго так
пока на утро не разбилась




ч а р л ь з   (родителям, 1977)

не знаю как это расценивать,
но мне пламенно повезло,
что родился я в нашем семействе, ревеля
мне не нужно, какое зло

эта зависть бездушная, безпринципная,
всё из школы, кому ты враг,
будет прежде ходить на цыпочках,
а потом подведёт: дурак

и ты спросишь: зачем так маятся
я быть принцем не выбирал, -
и он станет вдруг жадно лаятся
приглашая на карнавал




д и а н а    (собор святого николая, отпевание кейлли грейс)

благодарю за все подсказки и советы:
"теперь наверное главный - будь самостоятельна,
я ухожу, ведь гроб - это всего лишь ракета,
в запредельность" мм... как старательно

с муравьиным усердием бережно, тянут
на плечах своих ношу камерные распорядители,
я реву выжимаясь ливнями, правильными
даже статуи кажутся устроителей

похоронных перчаток, в сатиновый гардероб
самый тощий из вешалок в галстуке свежем
произносит: у смерти не я, - и, вот этот вот диалог,
заставляет их жить, может лучше чем прежде,

но кому эта жизнь в покарябинах, лжи
там конечно не больше известных щепот кухарки,
посмотревшей острее, чем паприка и ножи,
но потише, чем белый обнос обварки

разведённых тематик по принципу: свадьба, смерть, -

"что не случай - столы накрывай финальные,
потому и прости меня за разбившийся драндулет,
оставаться нельзя, если я понимаю главное"




к а м и л л а   (чарльзу, 1975)

меня высочество совсем не жалует,
но ты то всё не знаешь, я ретива всегда
и довольна,
                настолько насколько балует
меня жизненность колкая, в бытность стекла

я прошла перебитого горы,..
                ты думаешь глупо,
нет, не глупо,..
                а обувь придумана за каким?
к выражению туфель, где милые ступни
в мягких стельках беречь, от холодного:
                - поглядим, -

мне ответила мать твоя в образе фрески
и губу прикусив улыбаешься потому,
что чешуйкой хотелось бы стать в этом блеске
рыбы замка, и я тебе не совру,

если всё что сказала, вдруг, выброшу щедро
с своего позволенья, твоей ладонью,
потому что люблю, тёртою цедрой,
перемешаной с алой кровью




д и а н а   (1985)

преданнейшим ротвеллером выгрызает
из судьбы моей того, кого я люблю
или любила, я даже уже не знаю,
что в последние дни говорю,

мне так плохо - что нет пощады
мне самой от себя, но и нет забот
я почти безразлично смотрю на наряды,
будто это не мой народ,

в извинениях скорбных, проходят встречи
ожерелий и шляпок, на выгул всем
кто, как только войду, так уже перешепчат
после платья закройку вен




к а р о л и н а   б а р т о л о м ь о    (новым подругам, 1982)

ну, прежде поцелуями расставить маяки
и за них ни гу-гу, а то будешь ощипана
славной курицей брошеной на тюки
обсуждений вечерних, калигула

прибегает запыханный, - где моя власть
или я уже умер для ваших успешностей,
повторённых за веру всё это украсть
из-под римских эпох и гранитных статейностей -

вам,
         живущие в правящем колесе
оставляю уступки и кровное назидание, -
говорит как отец этой роскоши и в постель
переносит всех жён своих умерших заново,

так как сам уже сморщился в тайном гробу,
если верить параграфам кембриджской клики,
что нас учит политике, праву, езде на горбу
но не жизни: в жиру, мастике




б а р р и   \телохранитель\  м а н а к и    (диане, 1985)

почему вы со мной так откровенны,
будто мы добрые родственники,
или флаги сегодня особенно реют
над ланшафтдом разобранной периодки

забывать, что никто никому не должен,
загибать по желанию пальцы,
потому что не тесто рождает дрожжи,
а капустные двери, в зальцы

свет уже не несут восковито факиры
по примеру приверженных средневековью,
так и я рассуждаю, но вы ли
меня слушать изволите, я не припомню

чтобы в этом лесу каменистых надстроек
по паркетам изъеженным вдоль и разно
кто-то мог поделиться дощечками корок
так как грызть их одной опасно




д и а н а    (сандрингем, 1990, георгу шестому)

ты умер здесь и я здесь умираю
в плену рождественнской индейки,
и твой отец, я заклинаю
себя не быть рабыней, вклейки

моих желаний и привычек
не выражать наив, но всё же -
я не могу себя в кавычки
запрятать даже осторожно




р о з а   м о н к т о н     (диане, 1997)

ты ведь любишь одного человека
и твоё страдание небезосновательно
относительно выуженного портрета,
и раздаренного непокупательно,

по базарам заваленным в брак открыто,
как когда-то при кованных королевах,
где зависимость юбки выгнутой
было бёдра угадывать под затянутым телом, -

будьте все как одна без отличий вздорных,
париками снабжая наложниц, в масках
им не быть никогда или дух уборной
равназначен политике переминаться в плясках,

слыша сиплый пузырь кислой виолончели
по великим мостам расшатавшим шагов фунты,
ибо в этом дворце похороны гремели
не единожды, заменяя собою бунты

      диана:
                умеешь ты высказаться




е л и з а в е т а    в т о р а я    (секретарю, 1984)

ей нужно предоставить психиатра,
так как это не может бизонствовать вечно,
а практичнее трёх,чтобы каждый высматривал
со своей философии, требуемое лечение

и ко мне, сразу после изученных слухов
в стеоскопе колоннчатых канделябров,
где любое на самооттяжке ухо
зашифровано и тарабарно,

ибо факты итак знают все увлечённые
документами мудрости выражать своё мнение,
словно это не их оно, а в веках сочиненное,
но сия блажь из области потребления

государством всех подданных и причастных
к вензелям генетической идентичности,
где жалуемая королева - это уже не символ власти,
а конъюктура событийности

         ...ну вы поняли?

         ...- hundred yes your highness!




д и а н а   (1995, россия)

какая разница, где вымучен балет,
пускай во франции, но я в россии
гляжу как крутит пируэт
солистка худобы, и силы

ей не займёт никто, слуга
луны прожектора смещает
обрывок сцены, заплела
в мечты извилины и тает

подобьем орекстровых нот,
последней музыки укрыться
в чулан гостиницы, фагот
звучит как будто не проститься

ему со всеми, расскажу,
что здесь зима не бродит летом               
в медвежьей шубе потому,
что до причастия отпета




д ж о н   т р а в о л т а     (интервью, 2002)

"вас зовут также как и моего отца",-
и это всё, что нас объединяло,..
президентская тень на асфальте дворца
и сто платьев как покрывала,

кроме жизни ветвей и её вкуса:
быть яркою при минимализме нот,
танцевать как желается, заставляя искусство
работать на вольную всех забот...

о, конечно представился! я ведь мужчина,
а принцессам так свойственна многогранность,
приглашать и теряться это будет причиною
америку не откроете за ненадобностью, -

ну, и день в календарь если выражусь вкратце,
остальное биографы стащат у сочинителей
всё, до скорого сёстры и братцы -
душ доители




д и а н а  (1987)

опять это белое лицо унитаза,
говорит со мной на языке поликлиник,
изменить бы всё спорное и разовое
в этом мире ночных заливов

и луна здесь совсем ни причём,
хотя смотрит сквозь сад надуто -
всё о жизни, а я о своём,
ведь и нервы бывают прутовы

под решётность железных правил
утюрьмовывать каждого в его я,
чтобы видел он только свет алый,
буто праздник календаря




д ж е й м с   к о л т х е р с т    (кенсингтонский парк, 1991)

хороша погода, но не кливлендская вчера,
хотя грех жаловаться на то что не наше,
мы лишь мошки на стёклах чела
головы звездопада, пропавшего в пашнях

человека за плугом утягивающего прилив
близлежащей воды сенокосного дома,
я наверно отвлёкся, но этот мотив
станет песней последнего разговора

или я здесь не прав извиняться и сметь
быть той дружбой, которая только и шутит
обо всём что не входит в понятие клеть
трёхэтажных дворцов, но и это убудет

вместе с тихою плёнкой включаемых слов
под ненужный опросник,.. ведь вся предусловность
не излечит тех ран, не развяжет узлов
но ослабит их тщетную увлечённость




ч а р л ь з   (1993)

лучше охоты ничего нет,
и быть не может, если только поло,
когда особенно играю я испытывая бег,
своей лошади новой -

лучше старой, прошу извинить,
за здоровье знакомой и преданной,
ведь в её голове не игры уже бьётся нить
а клубок вариаций победных

она знает как будто бы даже больше,
в золотые моменты схватки
и я ей позволяю, ибо нет ничего дороже,
чем врагу наступать на пятки




д и а н а   (кенсигнтонский дворец, 1994)

в уполномоченной парюре бижутерных ахов
я была в прошлый раз, теперь
доломаю привычность, мне уже не до страхов
и каких-то земных потерь,

всё уходит, пора появляться остро
в каблуки по листве - документами срастворясь
в этот вечер костюмный, заявлен не постным,
но мы не для того приезжаем в последний час

гриммированных лиц и напудренных подприцелий
дорогим фотоспышкам отблёскивающим в глаза
всех кто врос в этот общий мицеллий
быть стерильною кровью, но мы знаем: со зла

не бывает весны и невнятной простуды
когда в шарм замотавшись летишь нипочём
на сельфидовый праздник, где тебя балагуры
не признают по шарфу с королевским клеймом




ДУХАМИ МОЖНО ТОЧНО ТАКЖЕ
ПЕРЕПОИТЬ СЕБЯ ОТ ЖАЖДЫ




к а м и л л а   (чарльзу, 1992)

вчера премьер как будто недоволен
был оттого что зачитал стране,
вы разошлись,.. ему то что, он кролик
из зазеркалья повторять: я где?

и что простите с временем, скажите
который полдень собирать штаны
бубновых карт, и веку посулите
ещё вальтов, да королей, прости,

но мы действительны колоде, что поделать
когда все дамы грезят, дамою червей
явится здесь и в это нужно верить
как в чувства чёрных лебедей

    чарльз:
                прошу тебя...




е л и з а в е т а   в т о р а я    (1996)

какой сегодня день?
не намечается ли неожиданной даты?
ладно, фиников мне принесите, в постель,
грелку и листьев салата

я лицо ими скрою на время, я -
какая противная буква, но мне нравится,
потому что бокал вина
с лёгкостью разбавляется,

оттого что бокал воды,
пролитый на скатерть не вызывает боли,
боль вызывают дни
прячясь в зубные сколы,

так что сегодня всем
вять в выходном, но личную службу
не забывать совсем,
вы трудитесь не за дружбу




д и а н а   (1995)

я вижу в своих инициалах при... ди... приди
и спаси меня музыкой от великих бед,
если нету услужливых, то и нету слуги
отвечать на записки подкованных, петь

нужно так чтобы было кому скрывать,
это счастье двоих или выключи светофор
наносной полицейский, он мне так надоел моргать,
на своих перекрёстках, прошедшей весной

я так много молилась под музыку, захмелеть
в этих нотах несложно, поставив дюран, дюран
покрывает всю комнату морем и лишь бы успеть,
возвратиться в себя повторяя: диан, диан




ч а р л ь з    (1990)

физиогномика рассказывает больше
подобранных слухов и оправданий
с точки зрения встречи, коршун
не изменчив к расцветке ткани

быть собою и в этом смысл
содержать пустырей кавычки,
как природу пинять что крысы
это нужные звери, в стычке

прав не тот кто прижмёт лопатки,
или выйдет в молчаньи гордом,
или будет играться в прятки
рассуждая про связь с природой,

правы те, кто с собою встречу
назначает всегда и тут же,
так как это уже не речи,
а приказ не уснуть службе




д и а н а    (париж, 1996)

кем бы вы ни стали - я вас всех прощаю,
как когда-то позволила полюбить
не себя, а историю походить по краю,
чтобы лучше мне думалось, в пятерик

рук зажатые пальцы давно не в моде
и глаза совершенные больше о том,
что из прошлого не возвращаются, кто ты,
если там остаёшься со мною знаком,

только я уже здесь и меня не тревожат,
слухи счастья в сомнении горевать
оттого, что влюблялась я в лица, бросала рожи,
если вкратце о том сказать




н е о п р е д е л я е м ы й   г о л о с   (неопределённому слуху в определённое время)

всё решено, нельзя ни в коем допустить,..
иначе не простит: история нам, род, потомки,
сякой оплошности, ведь замок в англии то не гостит,
он здесь хозяин в окруженьи тонком:

ландшафтов местности, газонной суеты,
у садовода дел как у министра запонок попарных,
попробуй выбери, да подбери
их к платью женщины документальной

законной, искренней,
                уже не так, но всё же,
привычка радостна когда не те слова,
перечат правде безнадёжной, и покрывают бзики ложью,
ведь ложь знакомая, вина -

покинуть ребус заседанья
                и быть у ветра на виду
с кофейной чашкою предвидеть предел игры,
что завершается по мере
                того, как я врагов найду,
ну, если только у врагов друзья окажутся ослы

во всяком случае мы знаем,
                беседы заунывных нянек
нам интересна не основа, а ретроградство бытия,
когда на майках пишут - мы без маек,
и водят грешные стада

по переносице раскола математических косух
влиять, влиять и быть влияньем забутерброженных газет,
и врать нашивками бейсболок в обьятьях рук
непонимающего рода -
                идти за теми кого нет

и быть не может, стоп!
                вдругорядь
                мы событийно о другом,
и отвлечённость, есть приличие разбавить будни,
самой истории, да жизни
                узнавать что ком
интриг
              летит со страшной скоростью, отбудьте

сегодня по конспектам в прошлое блокнотя,
из засекреченной поверки
                себя на самообладанье,
понять что родина превыше чувств, икота
ваш враг и ваше оправданье,

так и учесть, премьер всё знает, мысли в курсе
жалеть о том что такова работа - защищать приватность,
и волю возрастных династий, плюсы
нам что кресты на фраки, потому предвзятость

нужна не столько сколько уберечь от нервов,
само величество, семью -
                пусть думают что и народ,
сомнений много
                и уже авария не так толпу разделит
скорей сошьёт, пускай наоборот,

но в том и войны компроматов,
                знаю риски
нам обойдутся дорого, но и цена не мы,
а вся туманная, за то что каждый в списке
последним сыном числится восторженной семьи




д и а н а   (1984)

странно-ровно ничего не происходит
сколько же нужно времени, чтобы эти таблетки
растаяли, вспучились, приливайте простые воды,
в кружку с милой этикеткой,

коих много, но всё это чтоб, проститься
со всеми кому я являюсь нынешней родственицей,
фотография падает, но я не хочу уже шевелиться,
а тем паче читать документов конницу,

что несётся в карету стола запрягая избранных,
пока те не очнулись, но будет поздно,
заявляться приёмно по мере вызванных,
ко двору эшафота, где галки все гроздья

обклевали придирчиво в шумную перебраннку,
это мне не понять, но довольно-таки интересно,
как и выронить на пол ослабшую склянку,
а потом и себя мимо мягкого кресла

в эту смесь потолка и язвительных занавесок,
закрываемых в ссорах свидетельского загула,
слушать то из чего составляются маски пьесок
и смещенье ральности главного пула

быть собою, но так чтобы не нагонять реплик,
откровенных завистников, жадущих превосходства
оттого и фальшивых по добрости выдарить кепку,
но отнять полушубок, пеняя на скотство

всех кто выше и дюже, дворцами забросил краски
разукрашенных стен под завидное постоянство
быть отдушиной рода, и конечно причиной пляски,
если танец рассматривать без пуританства

и теряющих истин своё ясновидство выдать
на спокойствии первопричин к второсортности действий,
потому я и делаю это, о, боже! как тикают
именные часы проштрафившихся последствий

                (минус 4 часа)               
                что со мною будет?




е л и з а в е т а   в т о р а я   (королеве-матери, 1995)

ничего страшного - суд наш,
ну, отсудит половину сносимого
в лучшем случае, карандаш
исчезает по воле просимого

и по тексту которому ты
научила меня и всё требуешь
повторять его, ночи, дни
даже если к тому обедаешь -

в голове всё крутить слова
от и до, выставляя правильно
безответность любого я -
королевы, так любят статуи

истуканов пришедших, кто
хоть бы фразу сказал, немыслимо
нарушать их особый строй
ведь биг-бен нам поди не висельник,

чтобы камнем молчать, часы
прозвенят сей час полдень, надобно
съесть нектара, попить росы,
ведь народ так грешно не радовать




д и а н а   (у камина растопленного, 1996)

спасёт ли меня соглашение конфиденциальности
или я накручивать себя научилась на пустом месте,
но свято место пусто ничейно, тональности
на глазах закрывают мешки недосыпа, в двести

не от просто записан спидометр в помысел скорости
что вам чёрные ленточки похорон прошедших,
размерещились всюду, о барри! у англии лопасти
вертолётят везде, каждый день - день ушедших

так что не совершен человек перед муками заговора,
можно сколько угодно искать, но найдут другие,
твою несостоятельность по лекалам луга макового
или просто ослепят, мои дорогие

люди даже не знают насколько всё зубчато
в подкапотной коробке, где множество, к прочему, проводов,
на больничный мотив, когда бегаешь трубчато
по туннелям себя, обратившись вся в кровь




м а р т и н   б а ш и р   (нью-йорк, 1995)

я добьюсь от неё интервью, добьюсь
чего бы мне это ни стоило, деньги
могут меньше, чем скорби остаться в раю
королевского дома, где ручки из венге

возлетают к покоям прискорбья земли,
по нарывам болезней в насмешку наукам,
но есть двор и подворья, а в нём короли
отскучав королев, убегают по слухам

хромоты и зазнайства - причинный билет
исходиться в запрет неотсуженных сплетен,
за красивым забором вино и паштет
усмиряют желудок под сонное: где ты

был иль не был - не важно, всё спишут на кросс
диктофоновых стай заполняющих лондон,
так что нужно не ждать набухание рос
а скосить этот клевер так нагло как бодро




а л л а н   м а х   г л е й ш е н    (кабинет доктора, 2001, чарльзу)

сны у дианы были что и ваши,
когда я вёл слепой её дневник,
она мне говорила смех папаши
венчал их герб покрашенный, кулик

слагал баллады скинувши болото
с себя что старый кардиган
и из карманов по икотам
лягушки в зарево, туман

всё зачеркнул
                и тут же стало страшно,
вернее одиноко и темно,
хотя светало, где то пел папаша
о том что всё предрешено:

развод, приданности, заслуги
прошедших песен, понимать,
что ребра это только дуги
внутри которых дремлет мать

      чарльз:
                интересно, очень интересно




д и а н а    (северное шоссе, 1988)

в повороте светящихся глаз
пролетающей встречной, где
я забыла расставить нас
на янтарной доске,

вылетаю, как ясный день
этот ливень засвечен, жмут
меня всюду нельзя дверей,
ну, а стены как прежде врут:

здесь прекрасно, ты что не плачь
королевство - мечта во сне,
мне проснуться бы, милый ткач
сшей мне крылья, я по весне

улечу под попутный бриз,
где мои меня ждут друзья
или я примеряю ритц
под свои не ко мне глаза?




м а т ь   т е р е з а     (1991)

передайте ей это письмо символическое
от той которая индию называет родиною
всех покинутых и оставленных, ведь коническая
воронка тибетом полная

из молитв и таблеток небеснейших свойств
наполняет и самый раскрашенный океан,
только стоит сказать: я ваш добрый гость
как пришлют вам повозку из песен и ран

непридуманных сказок, где обществу невдомёк,
что грехами смешно покрывать грехи,
потому что во всём жив Бог
как во многих живут стихи




е л и з а в е т а   в т о р а я      (маргарет тетчер, 1985)

нет, на такой шее корона не удержится,
вы же помните букенгемский поцелуй,
на балконе два лебедя, всем в это верится
и не нужно знамений в тот поздний июль

долгожданной политики выудить право,
что любовь понимаема только когда сваты
одобряют невесту, ведь нам так претит травля,
даже тихая - это расходы и завязь беды

в беспокойстве задуматься: кто разрешает потчевать,
свои страсти по древним лекалам завидных манер?
но мы прежде не судьи, а вашей ладонью росчерки
и парламент как кучка свидетелей закивать предел

из любого вопроса и всякой беды одаривать
смехом тех, кто напротив и в этом договорённостей суть -
жить в слезах демократий, но, самое, самое главное,
есть наследники, значит, у виндзоров непререкаем путь




НЕ ПОЗВОНИВ ПРИХОДЯТ В ГОСТИ
ЛИШЬ: ЛЕНЬ, СОМНЕНИЯ И ЗЛОСТИ




д и а н а     (1992)

это самый мой милый приз -
я лучшего думаю и не получу,
о, свинка морская приснись
или я эту полночь поколочу

как закут самолёта, где
тадж махал головой, когда
мы ослепли живя в среде,
где недели суббот всегда

будут рады, но мы то что
можем сделать когда печаль,
словно спившийся почтальон
мимо нашей двери? пожар

мой потушен, а твой горит
потому что я знаю всё
что меня разрывает, злит
под насмешки твоих ослов

ведь уволить их, значит сметь
разъелозить привычку жить
в этом обществе, где болеть
нужно реже, чем дома быть




д ж е й н   (сестре саре, 1982)

она мне раны свои вчера лицезрела
я глаза закрывала, до чего ужасно
и расчетливо браку - смело,
но также до отвращения прекрасно,

что и слов не найти как тебе рассказать,
всю икоту ножа перочинного,
принц молчит так же холодно как и его мать
называя жену причиною

этих тягот и тяжб комнатушечных пьес
выбрось вон из дворца поцелуя воздушного,
настоящий оставь, чтоб истинный крест
признавать, всё другое разрушенным

станет сразу же только утихнет боль
к нестерпимой доверенности: навсегда
вот тогда-то и бьётся стекло
и запястье погромче рта




ф и л и п п    (день похорон дианы)

этот колокол незабываем
над собором святого, только
всё как прежде, но нету края
пересудам, во мне иголока

растворилась и этой сталью
я отравлен, забыть бы гроши
своих слов, и сказать бы баю
баю-баю, ведь мы святоши

в этой схеме живить повадки
к отношению общих предков,
ведь одни рождены на пятки
наступать, а другие в кепках




д и а н а   (1990)

спасибо бабушкам моим придворным
за эту свадьбу, но жалеть себя
ещё не время, говорят у гордых
есть муки своего стыда

быть величавыми, заметно
изображая норов, вы
меня не поняли, как верно, -
ответят скучные враги

и будут скомканы, точнее
блокнот уменьшится вдвойне,
простите дедушки, я шею
свою веду на поводке




ч а р л ь з      (камилле, 1989)

она относится ко мне как к брату,
ведь имя прошлого её и воспитало
но я не он, тем более не все, оплата
моих заслуг вина других, мне мало

что я лишь принц по роду первоместный
и эта радость заставляет злиться,
что я не жду, но просыпаюсь с вестью
знакомой мысли вновь остановиться

и разглядеть что в полночь мягкой ставней
витает штора под еённым взглядом,
она жена мне или чья-то тайна
перемолчать что мы сегодня рядом?




д и а н а   (джоникал, 1997)

сейчас я допью этот бокал золотистый
в роскоши убивающей всё человеческое
и на палубу выйду, мой образ костистый
по обложкам рассыпит знание греческое

быть достойной себя, а не каждого недовольного
в разговорах по принципу, привелегии
так важны и спасительны, долго ли
этой сказке цвести? знают только эллегии

панталонных газет и собраний затасканных
на поклювьях сорок предугадывать истину -
пропадёт или нет, ведь мечтами обласканных
убивают сомнение ставшее мыслями,

всё обдумывать так что свыкаясь с теорией
копошишься в себе гороскопами клятыми
и не веришь им если они неосознанно
вынуждают меня изобиловать матами




т р е в о р   р и с   д ж о н с   (зал суда, 2000)

когда вам голову собрали по кусочкам,
что вы можете ещё сказать ваш честь,
да, я был в мерседесе, дорога была без кочек
всё-таки франция, если нужно и это учесть,

но ещё повторюсь вам, я помню немного,
если можно сказать ничего, к сказанному тогда
когда ваши коллеги меня припирали рогом
к стенке личных последствий, но ведь хуже куда

может быть, чем лишиться всего что являлось
моим смыслом служить на краях островной обшивки,
а теперь я никто и лицо моё потерялось,
хоть и все мы без лиц, кто таскает нашивки,

так что я не открою вам тайну, ведь я в неведении,
почему занесло этот август мостом в подкапотье,
но скажу лишь одно - мы мчались как угарелые
под вспышки спидометра падающего за сотню




к а м и л л а    (подруге, 1991)

я стала резкой что она
и в этом нет вины вина,

отвидеть прошлое дано
тому кто любит не кино

и не театр, а саму
со всеми болями весну,

как продолжение забыть
декабрь заспанных обид

и всякой всячины, клянусь,
я за него с собой свихнусь,

ведь что поделать, если я
любима кашлем короля

во всей прелюдии забыть,
что может по иному быть,

где есть любовь и милый смех:
о тех и этих и о всех




д и а н а    (отель ритц, 1995)

не в этом ли шамбре люксовом
у неё остановилось сердце модное,
я люблю её, но сказать искуственно,
лишь дотронуться, до природного

камня площади в меру суженной
что мне памятник этот выспренний,
ведь война - это вровень с лужами
распластаться, как опостылело

всё что связанно с будним обществом
в его доле язвить и скатывать
себе бабу из снега прошлого,
и смотреть потом как оттаявать

она будет под светом свыкшимся
быть разметкой сценичной паники,
где идут в узких юбках лишние
конкурентки в обновках талии




е л и з а в е т а   в т о р а я   (филиппу, 1997)

о, святой августин! да, что же это такое!
и сегодня репейные новости, погляди
как горит поцелуй что газету не тронуть...
убери её к джину, и фамильно скажи -

почему так безжалостен мир молодёжи?
или я постарела в излюбнейшее - брюзжать,
что и все коменданты морщинистой кожи,
хотя ты точно также меняешь наряд

на пятнистость и бледность, катать бородавку
можно долго, но это не сделает ум мудрей,
так что будем в спокойствии передвигать палатки
к эвересту традиций под гимны статей




д и а н а   (кенсигтонский замок, 1995)

это общежитие меня выводит из себя,
я словно выкидишь очередной анны,
помогите мне люди накручивающие провода
к разговору на палец, ванны

так просты по устройству, но в них и живёшь,
пусть русалкой привыкшей к шлейфам,
что напишешь как говорится то и споёшь,
под оркестр, но где же флейты

я не слышу их, ладно закроем на все замки
мои лёгкие трудности, поговорим о стюарт,
я её недостойна или ляшки мои полны
оттого что я в нервах запуталась, утро

будет ранним, я знаю, мне ехать в далёкий дом,
если можно назвать так дворец унылый:
то ли архитектурой, то ли тем что я в нём
становлюсь не весёлою и не ленивой




п р и н ц е с с а   м а р г а р е т    (1998)

перемешать золу и, письма
ещё летят, пылайте тайны
моей сестры, цена убийства
не быть рождённую, вараны

так экзотичны в странах хмурых
моей привязанности, вера
быть умной для других, но с дурой
о всём и всех, не ваше дело

искать причинность и предвзятость
народа целого, горите
сухие письма, ведь помятость
вас украшательствует, спите




д и а н а   (1985)

я не сумасшедшая, чтобы мне выписывать
эти коробочки, которые я с удовольствием
выброшу в урну любимую крысами,
если их объявлять, засыпая вопросами

под остаточность банок молочнейших, крышка
улетает шалбан развлекая игрушечный,
ведь театрик домашний важнее и пышка
поролоновой куклы смешит скорошуточно

пока милый ребёнок в кроватке, я рано
буду слушать качание перинотальной жидкости,
и подарки глядеть что в каминном кармане
разложила сама без рекламной повинности




ч а р л ь з   (диане, 1988)
 
для тебе весь мир, что: сцена, подиум?
я понимаю что украшниями разговаривают,
но с кем? не со мною ли прежде?! лондон
уже шепчется и загадывает

то, что добыто временем в запричинность
объяснять наши бивневые решения,
но им это не нужно, им нужна лишь невинность
венценосных покоев и чуть-чуть утешения,

не читать и не видеть карты голых лопаток
к загорелости умственних подытожий:
у них ссора случилась или внутренний квакер
разрешил диснейленд пирожен

         диана:
                и ты в это веришь?



д и а н а    (кенсигтонский замок, 1994)

а шведская кварта не хуже нашей,
ведь гитарам без разницы кому прислуживать
в новогоднюю ночь, что становится краше
под другими углами премудрости, слушай же

себя прежде чем тысячи говорливых соек
заклюют пеликана в причудах насмешничества,
и закинутый к небу тройной подбородок
будет первой ракетой лихого купечества,

под эгидой истории княжеств рассыпанных
собираньями викингов в званность посольскую,
ведь не всякая песня излечивает евровидение,
как не всякая леди принцесствует внешность броскую




с а р а  \сестра\  с п е н с е р    (1981)

ты назвала его филиппом,
ну, что ж все почести отцу
и гордой матери, прилипнут
повзглядья к давнему льстецу,

но это так мушиный орден
и он уже,.. ну, всё, забыт,
не то что платье от природы
в румянец пасмурных ланит...

не спорь, я знаю, ведь я старше,
да и не в этом генрих слов
того, кому юнцы на марше
кричат заученное, но

он также был непререкаем,
к твоей ошибке и вполне,
его пойму, делиться раем" -
что стать обычным на земле




д и а н а     (джоникал, 1997)

я признаюсь - привыкла убегать,
мне интерес чужих людей противен,
и эту яхту подпитой пират
догнал бы вплавь, и горизонт задвинул,

что абордажный перемат, плыви
куда-нибудь посудина, как прежде
я возвращаюсь в общество смотрин,
где любят также как и торты режут, -

на горе-свадьбу, ешьте, ведь гурьба
вас спасёт под разлиновку танца,
и мне бы стать счастливою, но я
живу с синдромом постояльца,

всей этой дивности забыть
маршрут английской дровотопки,
и поняла - не воскресить
всё то что хоронила в скобки




п и т е р   с е т т е л е н     (1993)
             
а вы...
           не боишься что я плёнки продам
и уеду под пальмами разгонять крабов,
буду морем смотреться в записной океан,
если вычесть актёрство, пабов

там не меньше, чем здесь, если выдумать чушь
недоснятой картины чумных режиссёров,
я не знаю кто я, может быть я картуш
или в странной трилогии боров,

выхожу под ветрами с соломкой в зубах
и кляну всё что было и будет,
потому что мне верит ни чех, ни казах,
а принцесса, что завтра забудет




д и а н а  1    (1996)

что-то я так поизносилась,
почти до неприятия, фотки,
мне не нравятся новые, сфинксы
и то лучше, закройте глотки

как-то грубо, но в этом легче
себя зная лечить настырно
мёдом сладостей в кислый вечер
я меняюсь, но как-то сильно

всё и резко, пойти, исчезнуть
в своей новой причёске, видишь
ты ведь можешь в себя поверить,
если переживёшь кипиш




НЕ НУЖНО ИЗВИНЯТЬСЯ ДВАЖДЫ,
ВЕДЬ ВЫ ПОССОРИЛИСЬ ОДНАЖДЫ




д и а н а  2

и мои также, из морга в тираж?!
вот, смотрите зашитый кеннеди,
мерилин потерявшая свой типаж
в серых стенах, холодного времени

очень много чтоб выдумать пересуд
под елейный запрос представленных,
и не зная сказать, произносишь: я тут
и теряешь друзей" отравленных

в своенравьи характеров и акне
уже так не пугает, как виды приличий
быть: некстати, чтоб поняли только те
кому не угрожает тычево

прибедняться что хор не одобрит тост
по слогам распеваясь умственно,
ведь в медвежих цилиндрах сменяя пост
замирает страна искусственно




ч а р л ь з   (руководству спецслужб, 1994)

это что, единоутробный способ
австралию сделать заложницей прессы!?
вы же спутали нагло -
                лабораторную особь
с моей исключительностью принимать лести

уговоров излюбленных,.. требовать:
                выдайте
мне немедленно раппорты доказательств!
чтоб я верил: что это не хайгроувские интриги
подстрекательных обстоятельств

расставлять всё как прежде на тронутые места,
ведь, я слышал уже нечто схожее - гаснет
моя значимость, но уверяю вас это киста
на рентгене киосков, и мы в этой, увы, но власти,

так что думаю надо всё взвесить на множествах рук
удивительной шивы, прилаженной к внутренностям страны,..
но мне вечно пора,
                и я думаю ваш худрук
перечтёт эту пьесу раз сорок и столько же,
                столько же вы




д и а н а   (о том кто и хьюит, 1995)

сержант - мило, генерал - глупо,
а майоров вообще всех в отставку,
я ненавижу тарелку без супа
поданую с прилавка

всех униженных и достойных
пропаганды, двойных чизкейков,
потому что нельзя без спорта
выливаться сквозь фильтр лейки

чудных правил узнать что время
не жалеет влюблённых, также
как и любит часами тлея
видеть утро своей пропажи




к о р о л е в а - м а т ь   (елизавете, 1982)

отпомнить бы гирлянд расцветку
балясин лестницы, зачем
она шагнула с верхней клетки
в объятья рук моих? зачем

так близко донимать природу
свою к наследнику, он муж
внучатой памяти, икота
страшней, чем недопитый пунш,

в то пресловутое разбиться
бросалось с каждой стороны
дубовой лестницы, сестрица
с крестом примчалась на груди,

в обыкновенное: всё знаю
так по-соседски слыша, - я
сегодня с облаков ныряю
в другое облако себя




д и а н а   (самолёт: лондон - дели, 1992)

самая тяжелая работа:
обнимать умирающих
и не плакать, ведь кто ты?
тень шаркающая

по планете больних и сирых,
среди радостных и премудрых,
через турцию, через сирию
к глиняным берегам брахмапутры

не добраться по всем канонам
прожитого вдохновения,
но теперь я лечу с поклоном
с высоты самонения,

чтобы честно себя обнадёжить:
ты не делаешь ничего особого,
кроме того что кожу
поправляешь свою свободную




х а с а н а т   х а н   (диане, 1996)

укачиваясь, в очередной раз эмбрионом
в животе мерседеса, я говорю: мою
маму зовут не так, и кулоном
ей целую лицо и молитв прошу:

чтобы нас не поймали тенями высмирев
дорогие стране капитаны постов,
о, как бы желал я всё это высмеять,
но любовь заставляет лишаться слов,

даже здесь я знаю как дальше оспаривать
что мы несовместимы обманывать страх,
наших близких, ведь это не цифры угадывать
по морщинам сухим, на конвертных углах

я порежусь вослед твоей боли осмысленной
и врачебную практику выгоню погулять,
ведь я доктор и знаю, сердца красивые
могут больше любви ещё больше прощать




д и а н а   (1988)

сквозь лужи срезанные в бездну
из хайгроува, на дне слезы
лететь не пьяной и нетрезвой
по краю памятной грозы,

что вызрев справа исчезает,
привычным обжигом жгута,
из поднебесья, руки тянут
покатый оберег руля,

в его обманчивости выдать
всех за того, кому не лень
куда-то ехать от обиды
и так проходит каждый день,

последних выжимок забвенья
несостоявшейся мечты,
где у камней непреткновенья
всё больше лживой суеты




е л и з а в е т а    в т о р а я   (1993)

почти бутылочка мизинца,
та фотография мила,
вернее видео, не спится
тому кто счастлив навсегда,

в своей язычности приделать
к обычным фразам пустоту
и что теперь - нам пить из грелок,
когда мы чевствуем косу

не похорон, но где-то рядом
кассеты всплыли, что гробы:
каммилагейт быть может правда,
а сквиджигейт тревожно мы,

в моё незнанье, всё так зыбко,
чтоб это лордам подтверждать,
вчера была одна улыбка,
сегодня тысяча опять




д и а н а   (букингемские конюшни, 1992)

если чуточку повезёт то я,..
отгоню от себя эту мысль крамольную,
мне ужасно печальна такая судьба,
если я буду мнимой вольною

без поддержки и вызванных на войну
за свои интересы по линии скотничества,
я не сдамся, но я и не ратую, что уйду,
даже если я и само высочество,

так как нет ничего безнадёжней тюрьмы,
что без стен обвела вселенную,
постучишься в себя и услышишь шаги -
это совесть, в ней ходит пленною




с а р а   й о р к с к а я   (диане, 1996)

если ваш девиз: Бог хранит правых,
то мой - улыбаться всегда и везде,
ты же знаешь, я не люблю платков траурных,
даже если их нет, помнишь на колесе

мы гляделись на лондон раскинутый плоско,
так и нашу свободу - по спальням лежать
викторийских кроватей, но старые доски -
это те же деревья что в парке молчат

о своей бедноте и людском безразличьи
проходить мимо них по делам не от дел,
так что будь весела, все исчезнет и личный
секретарь обвинённый, ты знаешь зачем




д и а н а   (тот же год)
 
скорей корей сменить мобильный,
а то все надоели или уже многие
поддалися, танцуя в бриллиантовой пыли
сапогами гремя отлогими,

чтобы каждый увидел: смотри, как умею
щеголять на потеху публике,
только знал бы кто - дамы не млеют,
если гимн им не спеть в улюлюканьях

всех охотничьих труб, запускающих свору,
тощерылых собак на бега ставки
разворотных полос и приехавшей скорой
посмотреть как живут булавки




п р и н ц   э д в а р д    (принцу  эндрю, 1997)

вначале она захотела стать принцессою,
а кто не хочет - спроси любую,
богатую, встречную, увлечённую мессой,
старую, молодую

и из шутки здесь только приправа шутки
понимать что не всё в этом мире - тяжба
одиноких сердец, я люблю прибаутки,
но без голоса вражьего,

на акценте сокрытия выдумав тропики,
там где север командует: это излишнее,
как и быть отвлечённым говоря не от логики,
а по взгляду завязшего в споре, но нынешность

в том что строгость к принцессе усидчива жизни
тяготиться приданностью безприкословия
или не приближайся к холодному призу
мраморных лестниц с тенями исконными

наших призраков ранних, потомству приверженних
атрибутам манишек сотканных предметными,
так и жизнь, если я понимаю осталась рассерженной
на неё, ибо прежней свободы требует,

но не выбраться - это ловушка из сыра золота,
покрывает сознание улочек снега опять невывезенного
под затопленность темзы, что как орден приколота
ленточкой николая зимнего

      эндрю:
                вздохнуть и только




д и а н а    (1994)

да, я могла бы как когда-то
волхвом к позвёздью в декабре,..
но не Христос она и плата
мне будет мраморное: не

холодных лиц её потомков
и прочих виндзоров, рука
взмахнёт платком и станет тонко
теряться преданность, пока

ещё есть шансы, вызвать время
на разговор моих заслуг
перед историей, уверив
что, всякая печать лишь круг




к а м и л л а   п а р к е р   б о у л з    (с собой, 1987)

не гоже заигрывать с прессой, она безжалостна
и любая кукла придёт в негодность,
её выбросят, вытопчут, скажут радостно:
заголовкам идёт народность

так как скука всех вываляла в закусках,
и в желудки налила им жидкость тануцующую,
вы уснёте в ущипках, в утрусках
под завьялую музыку кабаньеров пирующих,

и всё это вам будет к продолжению двери
приоткрытой родными под пластинку потёртую,
наших странных гостей укулельчато верить,
что любовь молодит, даже саму гордую




д и а н а    (питеру сеттелену, 1993)

потом записи найдут эти шуточные,
хотя,.. в них трагедий то на века,
но,.. я их не боюсь, мне так даже и лучше
всё излить для ощипков дурного пера,          

чтоб там не было жертвенных кривотолков:
мол, она была счастлива, да скажу
в первородное время, когда сшили иголкой
мою рану досады, в особое: не живу

с той прекрасной поры - защищать чужое
как заправский игрок пробегая раскисшую грязь,
ведь я думала в этой команде я буду собою,
но я стала перчаткою брошенной на показ




е л и з а в е т а   в т о р а я      (филиппу, 1995)

толпа булыжниковых улиц
её использует, как странно
не видеть этого, у куриц
бывает падет и манна,

но мы то выше этих склочен,
нам вероятности запретны,
толпа лишь развлечений хочет
и представителя вселенной

идиллий вздорных, да причудий
не говорю о всём народе
он превосходен, пусть и нуден
в своей батистовой природе

быть всем историей, как прежде
являясь миру впопыхах,
а не выдумывать в надежде
что все невесты на сносях




а н г е л - х р а н и т е л ь   (диане, 1997)

                - предварительный прогноз благоприятный...
                (врач больницы сальпетриер)


- ты желаешь чтобы они завели твоё сердце?
ведь у тебя есть век времени по меркам этой стороны
к продолжению жить,
                но и там ещё лампы светятся
больницы, в которой ты

умираешь

                д у ш а   д и а н ы:

                - нет, нет,
                я не мыслю как всё восполнить
прокрутив до рождения плёнку светящуюся
кинорадужки неба, а она ведь такая тонкая,
что и выбор мой будет сильней настоящего

всех стихов неучтённых к завидности:
                я не смею
уже Богу сказать -
                всё исчезнет, убудет,
кроме мук благодарности за судьбу не по силам смелую
оттого и в лёгкости помощи трудную

удивляться бездарно к безвестьям предсмертных коек,
где все в лунных болезнях,
                что и я дюже капельницами
высыхаю из вен своих, но это не потому что больно,
а потому что милосердие наша общая воспитательница

ведь они меня учат, вернее...
                о, боже! реву, агнес!
ты отсюда, я знала,
                где дважды не мыслю как можно и вспомнить,
что прошедшая боль, на планете забытых месс
красными нитями перевязывается в собранные банкнотия,

самых наглых земли, в перебранку сутейно цепких
перетягивать нервы свои несвойские,..
                в выдохнувшее мной:
                так рано
я не буду здесь больше, прощайте, идущие следом
по небесной дороге, устланной манной




ч а р л ь з   (секретарю, 1993)

после стольких попыток меня запятнать
никакого ей королевского величества,
ну, и что что она принцеродная мать,
я - отец и, мне долженствуют не любые тычества,

если счесть декларат и сквозь стёклышко от руки
дописать: извините, но так не положено -
стать внезапно другою, как будто не мы
повенчались, случайно живя настороженно,

ведь не дядька солгал нам о счастьи других особ,..

вообщем всё зачеркни, но оставь: никакого величества,
я и так себе нажил достойнейший горб,
но верблюдом меня выставялть - это выше приличества




д и а н а    (элтроп, 1979)

если бы моя печаль располагала акциями,
то купив бы их можно было разбогатеть
всему человечеству, но история датская
учит влюбчивых: всё есть смерть

или боль в крайнем случае жить потрёпанно,
из груди все лохмотья по ветру вскрывать,
потому что у жизни все люди кровные
и кому их прикажете выбирать




е л и з а в е т а    в т о р а я    (народу, 1997)

мы очень скорбим и сожалеем
что судьба распорядилась так, а не и`наче,
всё проходит, и это, мы с вами уже не склеим
из журнальных статей, обезличенными

нам не нужно являться и ссориться, правда
отрезвляет любого кто любит выпить,
так и здесь, я не говорю: ладно,
хоть и чувства мои ото всех скрыты

под плитой документов и груды скрепок
тяжелеющих вами и нами - потомки,
кто-то бредит открыть их, но это нелепо,
было бы и к тому же горько,

так что я заявляю с ответственностью данной
мне народностью Авве, резюмируя следующее:
церемония будет по-королевски траурной,
чтобы каждому несведующему

было стыдно осознавать приверженность
бранноподданным слухам и прочей угоде
выражаться, как будто не мы, а лишь вы отверженные,
но это и наши итоги




ПО ЭТИКЕТУ ПРИНЯТО НЕ ГОВОРИТЬ,
КОГДА ПРИДЁТСЯ УХОДИТЬ





                2017 - 2021