Филипп Монотроп Душа и плоть XI - век Византия

Ф И Л И П П   М О Н О Т Р О П
     (П У С Т Ы Н Н И К)
В И З А Н Т И Я   ХI-век.

«Диоптра, или Душезрительное зерцало» Филиппа Пустынника – произведение византийского монаха XI в. Филиппа Монотропа. «Диоптра» представляет собой композицию из сравнительно небольшчаого Плача, горестного обращения к собственной душе, содержащего около 370 стихов, и Диалога, разговора Души-госпожи и служанки-Плоти, разделённого на четыре части («слова»), каждая из которых включает более 1000 стихов.
ИЗ «ДИОПТРЫ» ФИЛИППА ПУСТЫННИКА (фрагм.)




Душа:    Есть, плоть, один вопрос к тебе, послушай,
             Не отвечай мне только невпопад,
             Где пребывают всех умерших души?
             Что знаешь, всё скажи про рай и ад.

Плоть:  Уразуметь чтоб это, как ни странно,
            Не надо семи пядей быть во лбу.
            О том, о чём зудишь безперестанно,
            Пытаешь ты меня, свою рабу?

Душа:   Я не пойму, за что лишь мне всевышним
            Великий Страшный уготован Суд?
            Создав меня миров и тварей выше,
            Зачем в сей смрадный заточил сосуд?

Плоть:  Ну вот, теперь вопросы стали здравы.
            Трудись душа, соль истин постигай,
            Тогда тебе Апостол Пётр, право,
            Откроет нараспашку двери в рай.

Душа:   Хотелось бы, чтоб мудрое ученье
            Служило мне, как в битве вою щит,
            Но только вот твоё, плоть, поведенье
            Меня и удивляет и страшит.

            Бежишь в своей греховности безмерной
            От праведности, словно от огня.
            Ты нечистотам радуешься, скверне,
            Там грязь найдёшь, где не найдёт свинья.
            
            Досадно,  что  здоровье,  пыл  и  силы
            Ты  тратишь  в  блудодействе  и  в  вине.
            Мне  напрочь  ум  и  зренье  ослепила.
            Как мне стремиться к горней вышине?

Плоть:  Вот до чего договорилась! Здрасте!
            Ты..,  это..,  понапрасну  не  замай!
            Ведь это ты меня бросаешь в страсти,
            А после с меня требуешь: "Спасай!"

            В  твоих  упрёках  я  не  вижу  связи
            С  укладом  жизни  ветреным  моим. -
            Я  потому  порой  валяюсь  в  грязи,
            Что  отвечаю  помыслам  твоим.
            
            Зачем  впустую  разводить  бодягу?
            Ведь  даже  если  и  шучу  с  огнём,
            Я  без  тебя  не  делаю  ни  шагу -
            Ты  правишь  мной,  как  всадница  конём.

Душа:    Ты,  злющая,  перечишь  неразумно.-
             Сама ведь знаешь, что, за будь здоров,
             Вмиг сбросить может бешенный конь чумный
             Наездника  и  опытного  в  ров.

             Обидно, что мы - связанные парой,
             Что  ты  меня  таскаешь  за  собой,
             Несёшь как конь свирепый Систеарий,
             Чтоб впасть во грех, как в омут с головой.

             Лишь  дам  тебе  покой  и  покаянье -
             Вновь на меня восстанешь со злобой,
             Низвергнешь вниз к неправедным деяньям,
             Со мной развяжешь снова вечный бой.

             Ты  мне  помощник  и  соперник  разом,
             Противник,  беспощадней  всех  вокруг,
             Но одного в толк не возьмёт мой разум:
             Как  это  так?  Враг,  и  любимый  друг.

             Как поступить? Не ведаю, не знаю.
             Вот дал бы бог, твою темницу зла
             Покинула  б  для  ангелочков  рая,
             Мир бросила б - в надмирном бы жила.

 Плоть:  Ну, ты, душа, возвысилась безмерно.
             Ты  превосходишь  всё,  себя  любя.
             Ты невещественна, осмысленна, бессмертна-
              Как  недостоин  этот  мир  тебя!
      
              Добра, словесна, бесишься не с жиру.
              А мне лишь быть бы живу - я груба,
              Злородна  я,  изменчивого  мира
              И  подлого - гнуснейшая  раба.

              Твои,  душа,  оценки  очень  резки.
              Что тычешь носом ты в мои грехи?
              Я в мире сим, что ты считаешь мерзким,
              Сработана  из  четырёх  стихий.

              О, госпожа, ты споришь неумело.
              Ко мне посправедливей будь слегка-
              Ведь если бы меня ты не имела,
              Не  стоила  б  тогда  и  медяка.

Душа:     Ты, плоть, стыд потеряла, что бесчестишь
              Без удержу?  Ну,  если  ты  права,
              Спокойно  объясни,  не  надо  мести,
              Мне  надобно  понять  твои  слова.

Плоть:    Не огорчайся, слышишь, понапрасну.
              Не  гневайся,  не  подымай  ты  хай.
              Стыд отложив, я пояснюсь бесстрастно,
              А  ты  смиренно  слушай  и  внимай.
   
              Тебе без ссуд моих никчемных удов
              Не можно славить своего творца.
              Помощница  я,  сдельница  покуда
              Ты  славословишь  твоего  отца

              Создателя  -  его  ты  сотворенье.
              В слезах и воздыханьях, нощь ли днесь,
              Ты каешься во смертных согрешеньях.
              Поймёшь как, меня кинув, кто ты есть?

Душа:     Сучишь ты нить веретеном без прясла.
              Злорадствуешь, как видно, неспроста.
              Ты столько зряшных возвела напраслин!
              Как  не  отсохли  гнусные  уста? 

Плоть:   Ох, не сердись! - Я говорю от сердца.
             Пора бы нам закончить эту прю.
             Нам друг от друга никуда не деться.
             Послушай,  ну  а  я  поговорю.

             Меня не прежде ты возникла вечной.
             Я в том не ведаю, отнюдь, своей вины.
             Тебя создал господь. Меня - горшечник?
             Да  мы  с  тобою  вместе  рождены.

             Что без меня ты, к слову, и какая?
             Невидима,  неведома  для  всех.
             Ты вся в себе. Никто не распознает
             Что вызываешь - уваженье, смех?

             Добра ты или зла? Скупа? Радушна?
             Безумна ты, смышлёна ли, мудра?
             Злокозненна, а может простодушна?
             Смела,  труслива  или  же  щедра?

Душа:    Ну, вот, опять ведёшь не прямо - косо.
             Смени-ка,  плоть,  кобылу  на  яму.
             Разводишь врозь турусы на колёсах.-
             Речей  твоих  я  что-то  не  пойму.

Плоть:   Внимай и соглашайся. В этом мире
             Суть сущего мы чувством познаём­-
             Будь  эта  суть  богата  или  сира,
             А мысленное - мыслью видим в нём.
             
             Ведь чувством, как ведётся от Адама
             Иного  чувства  познаёшь  предел,
             А  мысленное  познаёшь  не  прямо -
             Лишь с помощью поступков, действий, дел.

             Не мучайся ты от моих бесчестий,-
             Невинны  мои  члены-холуи.
             В них познаёшь себя от дел и действий,
             Как бог себя по созданному им.
          
             Никто  и  никогда  не  видел  бога,
             И неча наводить тень на плетень,
             В им созданном премудрости не много,
             Но славит вседержителя всяк день.
   
             Как  рёк в иные дни апостол  Павел:
             "Невидимо  то,  что  содержит  ларь".
             Создатель  познаётся  ныне,  даве
             Премудростью, заложенною в тварь.

             Пусть всяк имеет разное обличье-
             Тот в хижине, а этот - во дворце.
             Творенья  красота,  его  величье
             Свидетельствуют о своём творце.

             Я оживляема и движима тобою,
             Стяжаю  унижение  и  честь,-
             Моей лишь разнесчастной головою
             Поймёшь, кто ты на самом деле есть.

             Да,  я,  душа, тебя  являю  людям,
             Хоть  ты  сама  во мне  и  заперта.
             Я  твоя  сила,  слово  и  орудье,
             Твоё хранилище - ты без меня мертва.

             Сокрыта ты,- вот, что тебя тревожит.
             Тебя,  как  хлам  ненужный  во  клети,
             Без дел моих никто прознать не сможет-
             Ни  волхв,  ни  любомудрец,  ни  витий.

             Но серебром моих уст шестиструнных,
             Гортанью, горлом, лёгкими, мой глас
             Пожившим старцам и младенцам юным
             Явит  тебя  пред  миром  напоказ.

             Моими видишь мир, душа, глазами
             Без  моего,  безмолвна,  языка.
             Ноздрями дышишь, слушаешь ушами,
             Художества твои - в моих руках.

             Подумай, неужели ж мне не лестно,
             Что ты без той, что недостойно зла,
             Всех дел своих духовных и телесных,
             Житейских совершить бы не смогла.

             Я всем тебя ославила, явила.
             Так не кичись моим, не заносись,
             Не всаживай мне в бок упрёков вилы-
             Тебя ведь, всё же, горняя ждёт высь.

             Ты мнишь себя великой во все годы,-
             С утробы совершенной. Только вот
             Рождаюсь я, захлёбываясь в водах
             Противный, красный, маленький урод. 

             Тогда и ты - беспомощна и хила
             Во мне бессильна, словно труп в гробу.
             Пока не набрались все члены силы,
             Ты ждёшь твою, владычица, рабу.

             А если одному из бренных членов
             Случится вдруг погибнуть невзначай,
             То сутью, как ни тщись, своей нетленной,
             В его делах ты бесполезна, чай.

             Вдруг, ежели мечом, иль как иначе,
             Мозг будет повреждённым в черепах,
             Ты станешь скудоумна, и, тем паче,
             К добру и злу незряча и слепа.

             Вот так и мне, коль потеряю очи,
             Придётся кинуть за плечи суму -
             Дни мои станут тёмны, аки ночи,-
             Я не нужна не буду никому.

             Есть то, что знает даже неуч-лапоть,-
             Из всех частей мозг всех важней уму.
             Воображение, мышление и память
             Покойно обитают в том дому.

             Мышленье в середине, память сзади,
             Воображенью место - впереди.
             Ума лишившись, будут, бога ради,
             Не нужны никому, гнить взаперти,

             Убогую встречать в остроге старость.
             Когда ж в мозгу и здравие и лад,
             Мышление, влечение и ярость
             Четыре добродетели родят.

             Родится целомудрие влеченьем,
             Ярь мужество родит, и вслед за ней
             Уж справедливость с мудростью мышленье
             Родит. - Две пары мысленных коней.

             Мозг захромает, и коням забвенье
             Придёт. Впотьмах помчатся наобум
             Пять чувств вразброд : и мысль, и представленье
             Воображенье,  пониманье,  ум.
             
             Ты, чувства потерявшая, желаньем
             Не соблазнишься боле на искус.
             Я так же слух теряю с осязаньем,
             Вдобавок зренье, обонянье, вкус.

             Когда расту,- со мной растёт уменье.
             Стареем вместе.- Вот ведь дело в чём.
             Коль слаб орган, тогда слабо и пенье.
             Я зрю очами, ты же зришь умом.

             Болезного загубленные годы
             Тебя содержат в немощи, душа.
             Уразуметь пора закон природы -
             Ты без меня не стоишь ни гроша.
 
 Душа:   Я поняла. Стыжусь за перебранку.
             Есть здравомыслье в ёмкости чела.
             Кто этому учил тебя, служанка?
             В каких об этом книгах ты прочла?

Плоть:   Дремуча ты, что баба из деревни.
             Так странно слышать. Долгие года
             Я пользуюсь одним законом древним:
             "Кто ищет, тот обрящет завсегда.

              Кто просит - тот получит". Только надо
              Просить не денег, не ломтя к борщу.
              Ума искать - лишь в знаниях услада.
              Вот  так  и  я, о , нудная,  ищу.
               
              Считают Аристотель с Гиппократом:
              Ум спрятан в сердце, как игла в стогу.
              Гален, своими знаньями богатый,
              Настаивает - ум сокрыт в мозгу.

              У каждого - приверженцев по списку.
              Две школы в мире. Есть и третья стать:
              "Всё бестелесное"- речёт Григорий Нисский,-
              "Нельзя ни разместить, ни описать".

              Все члены плоти и слабы и хрупки,
              Но проходя частями смрадных тел,
              Ум проявляется в реченьях и поступках,
              И в результатах совершённых дел.
 
              Сверх наковальни с молотом, оручья
              У каждого довольно кузнеца,
              Да вот ковать без них нельзя, лишь сучья
              Ломать. -Так нам дан мозг, даны сердца.

              Без них живых, безжизненно и тело,-
              Для погребения омытый труп.
              Без них здоровых никакого дела
              Не совершить, - лишь рвать напрасно пуп.
    
              Ты, окаянная, так истошно оруще,
              Зазря меня клянёшь, с плеча рубя,
              Ты лишь во мне явилась миру сущей,
  Не будь меня, то не было б тебя.
 
  Душ бестелесных, неодушевлённых
  Тел  не бывает ни в каких краях.
  Рай с адом - то тебе светоявленной,
  Мне - тлен земной, итог конечный - прах.

Душа:     Постичь твой образ мысли трудно. Что же?
Смиренно пред тобой склоню главу.
Почто, ты, плоть, жить без меня не можешь?
Ведь, как-нито, я без тебя живу.

Плоть:   Вот видишь, ни к чему грозить мне дланью.
Что истинно, понятно и ежу.
Я прочитала тщательно Писанье:
Что поняла, то и тебе скажу.

Всё, что ни есть, то движется не само,
И получает жизнь не от себя.
Иное разожжёт из искры пламя,
И движет, ненавидя и любя.

Так, обретя размеженными вежи,
По своему заколобродит всяк,
Покуда в телесах его дондеже
Сил жизненных источник не иссяк.

Ты, в сути, самодвижуща и вечна,
Тебе не сгинуть в недрах бытия,
Ты непрерывна, значит бесконечна,
Бессмертна, вечно жива. Ну а я?

Я смертна, я изменчива, я тленна.
Плевать мне, что тебя ждёт - рай иль ад?
Паду я прахом, лишь уйдёшь в мир теней.
Я без тебя - ничто, зловонный смрад.

Душа:    Как, будучи великой и столь знатной,
Я создана с презренной, не допреж?
Бессмертья связь со смертью - очень странно!
            Ну не пойму, хоть на куски порежь!

Плоть:  Мир создан для души, но не для плоти.
Сначала малое, а большее потом,
Честь первородства отдана природе.
Затем уж житель, но сначала - дом.

Создал два мира зиждитель Всевышний:
            Там, в вышнем, ангелков и ангелиц
Он поселил, а прочих кинул в нижний-
  Земных и водных тварей, гадов, птиц.

Два мира были созданы прекрасно,
Там в мысленном безбрежен мысли бег.
Здесь в нижнем из презренной глины красной
Им двойственный был создан человек.

Из высшего, взяв лучшее, известно,
Господь смешал небесное с земным,
Чтоб раб был бессловесен и словесен,
Бессмертно смертен, видим-невидим.

Он и одушевлён, он и бездушен,
И высшему и низшему сродни;
Чтоб, восхищаясь богом, был послушен,
Плодился чтоб, благославляя дни.

Потребным нижний мир дан в услуженье,
Чтоб раб его покинуть не спешил.
Мир высший, тот печётся об спасеньи,
Естественно, бессмертныя души.

Мир весь из четырёх стихий чудесных-
Их из небытия бог навсегда,
Изъяв, придал нам тварям безызвестным:
То- воздух и земля, огонь, вода.

Не только нас, но также всех живущих,
Траву, зверей, что буйны иль тихи,
Как мудрый мастер, поработав с сущим,
Создал уже не в образах стихий.

Создав сей мир, что просто загляденье,
Затем слепил он человека в нём,
Отдав ему земное во владенье,
Назначил своего раба царём.

Сперва владенье, властелин во-вторых.-
Без подданных, поди, поцарствуй ты!
Из исстари ведётся по сю пору:
Сначала выгон, а потом - скоты.

Когда захочет кто кого приветить,
То сам, без указания властей,
Сперва хозяин заготовит снеди,
Ну а потом зовёт к себе гостей.

Явилась я нага, да не в отрепье,
Грех первороден - помыслы чисты,
Рабыней. К своему благоволенью
Со мной, царица, появилась ты.

С тех пор, моя прекрасная возница,
Ты хлещешь чувства как коней. Но чу!
Куда меня ты правишь колесницей,
Туда тебя я, милая, и мчу.

Сплав четырёх стихий великих мира
Я есть. Что ж гонишь ты взашей
Меня служанкой непотребной с пира,
Ведь плоть по гроб приписана к душе.

Бог плоть создав, тотчас вдохнул и душу.
Как и где взял?-Не спрашивай о том.
Не выдам, божью тайну не порушу-
Не ведаю ни духом и ни сном.

Душа - не от стихий, она - от бога.
Ценой борьбы, ценой душевных трат,
Негожее улучшив хоть немного,
Стяжает себе будущих наград.

Замыслил изначально так радетель,
Чтоб в срок по мне отписанных годов,
Свою ты испытала добродетель
Посредством битв душевных и трудов.

Избавила б от грязи и от груза,
А грязь - не сажа в дымовой трубе.
Чтобы итогом нашего союза,
Товарку отыскала б ты в рабе.

Вот почему, всеславная, не первой
Пришла ты в этот низкий мир земной.
Вот почему тебе с такою стервой,
Душе бессмертной мучаться со мной.

Душа:    Во многом я согласна, только нервы
Ты треплешь мне, не ставя их ни в грош.
То вместе рождены мы, то ты - первой.
Так в чём же ты, рабыня, подло лжёшь?

Плоть:  Ну, если ты усвоила начала,
То я, царица, пред тобой в долгу:
Как не несла тебе я ране что попало,
Так и я дале всяко не солгу.

Чтоб разуметь откуда что берётся,
Нам вспомнить день шестой с тобой пора.
Взялись откуда первые праотцы?
Адам - из праха, Ева - из ребра.
 
  Адам, сперва недвижим и бездушен,
Лишь после богом был одушевлён.
И заповедям если б был послушен,
То божий рай не потерял бы он.

Чету бог выгнал, хоть и не был жмотом,
С напутствием, что злей иных плетей:
"Хлеб добывать трудами, горьким потом.
В печали мук рожать своих детей".

Соитьем мерзким умножая племя,
С тех пор везде, куда ни глянь, кругом,
Из тела одного выходит семя,
Чтоб вызреть для рождения в другом.

Одушевлённым приняла Праматерь,
Адама семя, Каина зачав.
Их первенец, братоубийца, кстати,
Явил собой души и тела сплав.

С тех пор по наши дни, которы лета,
Грехом привычным множится народ.
Деяньям этим до скончанья света
Безперестанно быть, из рода в род.

Душа:    Ты путаешь в Писании страницы.
Постой-ка, не части и не спеши,
Коль ты - рабыня, если я - царица,
То кто же из нас первый согрешил?
 
Плоть:  Есть многое, что ведать не по чину.
Мне тоже очень хочется давно
Знать первого греха первопричину.
Да это, видно, богом не дано.

Глупец на непонятное прёт с бранью,
В отчаяньи, что тоже смертный грех.
Давай с тобой откроем вновь Писанье,
Что писано на все века для всех.

Душе словесной, в первом же явленьи,
Божественная сущность придана,
И яростностью, так же, как влеченьем,
Она тогда же вооружена.

Но в оный час, лишь только на дороге
Встал искуситель змей - их понесло:
Позорно возжелав сравниться с богом,
Свои способности направили на зло.

Как мух в дерьмо, несёт на сладость женщин-
Чем лживей речь, добрей она, и вот,
Нам выпало влачить ярмо падений,
Расплатой за запретный райский плод.

Вот две причины: сласть и обоженье,
Что праотцам и нам заели век.
Принять бы им разумное решенье,
Да слов никто лукавых не отверг.

Ум, ослеплённый радостью надежды,
Творит всё то, что пожелает бес.
Встают на бога с радостью невежды,
Но можно ль посягать на власть небес?

О, ужаснись, душа! Господь всевышний
Денницу сверг, она же - Люцифер,
Тщеславия питатель возомнивший.
Судьба её чем нам всем не пример?

Взяв супостата в помощь, раб на бога
Замыслит что-лишь, супротив святынь,
То бог его наказывает строго-
Господь - противник всяческих гордынь.

Душа:    Опять ты мне наговорила чуши.
Я снова ничего не поняла.
Ведь если в этом виноваты души,
Зачем же стали смертными тела?

Вели себя мы очень непристойно,
Как девки, коих манят калачом.
Мы жуткой смерти больше тел достойны,
А так вот оказались не причём.

Плоть:  Владычица не возмущайся с жаром,
Как будто бы господь в том оплошал.
Угомонись, вас, душ, коснулась кара,
Хоть кажется причём же здесь душа?

Попробуй обойтись без горлохватства,
Послушай притчу, - всё сама поймёшь:
"Правитель некий выкупил из рабства
Раба убогого, ценой аж в целый грош.

Был горемыка худ, чуть толще пальца,
От ран и голода и чуял свой конец.
Очистил царь от разных скверн страдальца
И князем возвеличил во дворец.

Одел, обул, дал власти и богатства,
С собою рядом посадил за стол.
А тот неблагодарный раб с коварством
Возглавил заговор, чтоб захватить престол.

Царь отнял всё, снял пояс и одежды,
И выгнал в назидание другим
В пустыню, где без пищи и надежды,
Жизнь до скончанья дней влачил нагим".

Кто ж пострадал? Тот, проявив лукавство,
Самовладеющий, презренный раб,
Иль, будучи безчуственным, богатство
Материя безчуственная, скарб?

Душа:    Моя рабыня, тут и спорить неча,
Конечно раб, неблагодарный пёс.
Хоть казнью царь его не покалечил,
Телесного ущерба не нанёс.

Плоть:  Злом платят за добро, причём сторицей,
Не сдерживая в потных ляжках зуд,
Ответь-ка ты ещё, моя царица,
Так праведным иль нет царёв был суд?

Душа:    Когда б царь был не праведным, не кротким,
Тогда бы, от измены озверев,
Казнил, четвертовал, забил в колодки-
Неправедный свой выместил бы гнев.

Плоть:  Вот видишь, всё же здраво мыслить можно.
Но души те, лукавым соблазнясь,
Презрев в гордыне свою данность божью,
Влетели прямиком из князи в грязь.

Мир не схотели видеть своей долей.
Что ждать, скажи, от умственных калек?
С них бог своею, милосердной волей,
Лишь оболочку первых тел совлёк.

В мешке, понятно, не удержишь шила,
Его же не повяжешь пояском.
Бог взял тела, за то, что нагрешили
Да заменил им смертным туеском.

Те, первые, подобны звёздам, лунам,
Достойны были божеских детей,-
Обнажены, как солнце вечны, юны,
Прекрасные в чудесной наготе.

Безжалостно совлек с души бог тело,
И в мерзкое и гнусное облек,
Установив земель и лет пределы.
Так был из рая изгнан человек.

Адама повлекло, а с ним и Еву,
Навлекших на себя свою беду,
С запретом прикасаться к жизни древу,
Тем более к запретному плоду.

Не отказав им полностью в бессмертье,
Но, сдерживая тягу ко греху,
Бог не из мести наградил нас смертью,
А снадобьем дал землю на пуху.

Мы, в нарушенье божьего наказа,
Боимся смерти, праведник и тать,
Но умерший за грех уже наказан-
Осталось только воскресенья ждать.

Мы очи, как ерши в вершу, вдаль вперши,
Всё в суете, в кармане держим шиш.
Но тело моё ты, душа, содержишь,-
Ты его губишь, ты его хранишь.

Блюдёшь ли, нарушаешь ли заветы,
            Ты лишь земным свой наполняешь мех.
А вот когда случится быть раздетый,
Ты высшее увидишь без помех.

Хранят честь с молоду, а с нову - платье.
Душа - нага, плоть - вот её наряд.
Коль сбережёшь - ждут божии обьятья,
Не сохранишь - стезя прямая в ад.

Ложь сказка, да и притча - род художеств.
Намёк в них, добрым молодцам урок.
И мы сегодня обошлись без тождеств-
В иносказанье есть разумный прок.

Душа:    О пользе притч ломать не будем копья,
Да, соли в них поболе, чем щепоть.
Скажи мне всё ж, Господь своим подобьем
Кого восславил душу или плоть?

Как ты разумно зёрна знаний сеешь.
Их, видно, заготовила давно,
Ты объясни мне речи Моисея,
Подробней о подобье - в чём оно?

Плоть:  Почто не объяснить, скажу конечно,
Словами Павла, чтоб дошло верней:
"Пусть истлевает человек наш внешний,
Наш внутренний становится новей".

В одну свёл два ручья Апостол реку,
Но ежели подумать неспеша,
То называться может человеком
Единственно бессмертная душа.
 
Что внешний вид? - Не боле, чем личина,
Защита от погодных непогод,
Красивым может быть и дурачина,
Великомудрым карлик и урод.

Всё внешнее - одёжа, покрывало,
Что быстро превращается в хламьё,
Поэтому и называть пристало:
"Я"- внутреннее, внешнее - "Моё".

Рука, нога,  другие тела части,-
Оружье, слуги взятые в наём.
Во внешнем чаще проявляя страсти,
Мы больше жизнью внутренней живём.

Наш разум - господин страстей, владыка,
Рачительный хозяин на дому.
Чтоб душу не прозвали недотыкой,
То подчиняться следует ему.

И он направит помыслы и мысли
Души, чтоб ей до Страшного Суда,
Ведомой им, стремиться страстно к смыслу,
Чтя мудрость, что господь тому придал.
            
Ум человека, он похож на бога,
Он вездесущ. Что для него запрет?
Не путь ему далёкая дорога,
Войдёт туда, куда и хода нет.

Подобным создан Провиденьем свыше,
Он пребывает то в добре, то в зле.
На небе никого нет бога выше,
Нет человека выше на земле.

Господь владычит и своим веленьем
Творенью дал прекрасный образ свой,
Присовокупив, также во владенье
Дал в подчиненье этот мир земной.

Что до подобья, то своим холопьям,
За съеденные не кляня плоды,
Позволил бог творить свои подобья
Наградой и расплатой за труды.

Чтоб не чужим, твоим успех и слава
Пребыл, бог дал возможность. Вместе с ней
             Подобьем быть своим тебе дал право.
Внимай, душа, внимай и разумей.

Будь совершенна, как отец небесный,
Как с солнцем дождь - они одни на всех.
Не злобной будь, будь милосердной, честной,
И избегай сомнительных утех.

По образу бог дал свободу воли,
Дал благость по подобью. Благодать
Оставил, дабы не испортить долю-
С таким подарком не за что венчать.

Полезно для души, ушед от ада
Чрез праведность, страдания, борьбу,
Спасенье долгом получить в награду,
А не подачкой ленному рабу.

Душа:    Час от часу ты говоришь всё лучше.
Однако дай ещё один ответ.
Адама тело, созданное в кущах,
Первоначально тленно или нет.

Плоть:  Опять же скажем только то, что знаем.
Адама плоть - сплетенье двух начал.
Душа схотела б - довела до рая,
Не захотела, вот и смертным стал.

Он к смертности пришёл через паденье.
Ведут к бессмертью честные дела.
Зависит это от души хотенья,
От отношенья к восприятью зла.

Бессмертным был бы - не нуждался б в пище.
Не согрешил бы, не был бы судим.
А был бы смертен, не был бы осужден
На смерть. Она б сама  пришла за ним.

Бог согрешившим ангелам в ту пору
Природу не сменил, забрал лишь стать.
Вниз сверг, но дал отсрочку приговора-
Им наказанья ещё ждать и ждать.

Душа:    Мы долго, но в хорошем смысле слова,
С тобою спорим, мирно, не в разнос.
Ты обьяснила ладно всё, толково.
Ответь теперь на первый мой вопрос.

Как славно то, что мы избегли сечи,
Не уподобясь смердам у межи.
Прости меня за раздражённость речи,
Зла на меня, рабыня, не держи.

Плоть:  Ну что ты? То, что было, то и сплыло.
Былое помнить, так лишиться глаз.
Да и вопрос твой я уже забыла.
Напомни-ка, что там ещё у нас?

Душа:   О, соупряжница подруга, повторяю:
Мне надо всё узнать про те места,
Где души умерших до ада и до рая
Хранятся в ожидании Христа.

Плоть:  Писанье учит: есть на небе кущи,
Где души праведных свой ожидают срок,
Сень праведных, страна живых живущих,
Бессмертием наполненный поток.

Как написал давно в Коринфе Павел:
"Дом рухнет твой, не сожалей о том,
Есть в небесах под сводом божьих правил
Нерукотворный вечный лучший дом".

Итог у любочестия - сознанье.
Рёк Павел в приснопамятных годах:
"Разрешиться - одно моё желанье,
И пребывать с Христом на небесах".

До Павла Соломон, мудрец великий,
Что изрекал лишь мудрости одне:
"Все души праведных в руке владыки,
Все пребывают в горней вышине".

Был Иоанн Дамаскин также правым:
"В руце у бога ваши души, чать.
Чтоб к небесам преставиться со славой
Вам бога надо чаще воспевать".

Для праведных всё это Благодетель
Создал, там души не кишат кишмя.
Есть также не один ещё свидетель,
Согласный с предыдущими тремя.

Душа:   Я удивляюсь, плоть, как ты спокойно
Невежеств раздвигаешь рубежи.
Учителей имеешь ты достойных.
Как их зовут? Из стран каких, скажи?

Плоть:  Назианин и Златоуст, Василий Велий,
Все говорят: "Когда душа чиста,-
Стремится в небеса, оставив тело,
Заполнить павших ангелов места.

Чтоб вышний мир был полностью наполнен,
Пусть трудится душа и человек".
Григорий Богослов не раз напомнил:
"Наполнится и кончится сей век".
 
Чтоб нас пореже соблазняли беси,
Кощунственный не мучил чтоб вопрос,
Страдал за всех нас, быв затем воскресе,
Из братьев первым - сам Исус Христос.

Вторым - Адам, "ведь он за нас предтеча"
Был взят под свод небесного дворца.
За доброту свою на божьем вече
Воссел по праву руку от отца.

Где голова, там скоро будет тело.
Одна две части тела держит ось.
Им, чтоб быть вместе, время не приспело,
Но им не веки вечные жить врозь.

В свой срок по воздусям, аки по суше,
Мы все пройдём по божьему мосту,
Ну а пока лишь праведников души,
Спасаемы возносятся к Христу.

О, чудо! С воскрешения с телами
Уже соединённые, взойдут
Почётно с песнопеньями толпами
Весёлыми на Страшный Божий Суд.

Вот праведные. Хочешь знать об грешных?
Где затворяются они, душа моя?
Где пребывают после мук сердечных?
Всё по Писанию тебе открою я.

Так слушай и рыдай, покамест в здешней,
Тяжёлой жизни мучимся вдвоём.
Давид нарёк, ты слышала конечно,
Ад сенью смерти, преисподним рвом.

Об аде извещал и Иов, плача:
"Там мрак кругом, мир беспросветной тьмы".
Всё знаем, но в него, вот незадача,
С восторгом чувств порой стремимся мы.

Как до Суда в местах из низших низшем,
Узнаешь ты кто прав, кто виноват.
Христос сошёл вниз, и, ведом всевышним,
Со всеми душами покинул этот ад.

О, благо же, Христос! Хозяйка, слушай,
Что будет в будущем. Душа, вострепещи!
Вторым пришествьем с телом своим души
Сцепятся грешные навечно, как клещи

Как ни желали б в рай попасть, обратный
Путь им один, всего один - назад.
Стеная, плача, но уж безвозвратно
Вещественными возвратятся в ад.

Прибавится страданий ещё больше.
Хрупка плоть, черти выместят на ней
Свои обиды. Будет грешным горше,
И тяжелей, и хуже, и больней.

В аду не будет ни вина, ни девиц.
Смола и сера, знай чади, гори!
Об этом нам поведал Песнопевец,
А он то знал, о чём он говорил.
 
И ты, душа, к своей вернёшься плоти,
К прогнившей к тому времени, поди.
Вернёшься, не то ангел поколотит.
О, пощади, Христос, о, пощади!

А если усомнилась в том, что будет
Так, после воскресения в аду,
То я тебе, Фоме неверной, грудой
Свидетелей надёжных приведу.

Душа:   Ну, что ты? Души, вижу как воочью,
Страдают от ожогов и от ран.
Хочу учителей послушать прочих.
Какого они племени и стран?

Плоть:  Сперва Иезекиль, затем Исая,
За ними псалмопевец царь Давид,
Затем Христос, смерть смертью попирая,
И Павел же об этом говорил.

О воскресенье пишет Коринфянин:
"Пав в землю, тело станется гнилым,
А восстаёт во славе, оссиянным,
Обрадованным, вечным и живым".

Он притчу рассказал: "Зерно нагое,
Упавши в землю во время и сгнив,
Колосья со стеблём явит собою,
И зёрен множество даёт для нив".

Как оно дивно, божье устроенье,
Не будет там ни первых, ни вторых,
Последних также, после воскресенья
Ни толстых там не будет, ни худых.

Ни низких, ни высоких, ни чернявых,
Ни белых, ни горбатых, ни кривых,
Ни русых и ни рыжих, ни кудрявых,
Ни лысых, ни курчавых, ни слепых.

Не будет ни убогих, ни голодных,
Не будет также ни вдовцов, ни вдов,
Ни старых и ни юных, ни свободных,
Ни варваров, ни скифов, ни рабов,

Ни глупых и ни мудрых там не будет.
Ни женщин, ни мужчин - не будет их.
Не будет мерзкой похоти и блуда,
Соитиев  не  будет  никаких.

Печали, скорби, хлопоты и драки
Исчезнут  и  не  будет  подлецов,
В небытие исчезнут блуд и браки,
Ни нетелей  не будет,  ни скопцов.

Исчезнут хвори, беды и соблазны,
Не будет ни тихонь и ни повес,
Равны все будут, ангелообразны,
И никакой не будет страшен бес.

Исчезнут и влечения и страсти,
Жарынь, дожди, туманы и мороз,
Житейские, погодные ненастья-
Так саддукеям говорил Христос.

Не умершие от юнца до старца,
Решеньем справедливейшим Суда,
Восхитятся и кары убоятся,-
Всё в мире переменится тогда.

В одном все будут возрасте и схожи,
Наг будет каждый, и открыт и свят.
Открытость их и наготу ты можешь
Считать подобьем жертвенным ягнят.
 
Как с тех сдирают на закланье кожу
Для испытанья мозга и костей,
Так и деянья каждого, похоже,
Объявятся во всей своей красе.

Пойми, то, что касается различья,
Не  явится  отъятьем  существа.
Утрата, смерть и тленности обличья-
Божественная  смена  естества.

Не смерть нам губит тело - губит тленье.
С  бессмертием  не  будет  сих  утрат.
Для праведных - со славой воскресенье,
Зло сотворившим - путь обратный в ад.

Душа:    Не  вызывает  речь  твоя  сомнений,
Но  в  тесте  сдобном  вижу  недомес-
Одно  из  верных  всех  твоих  речений
Идёт с Писаньем полностью в разрез.   

Зачем Христос с душой Адама рядом
Поставил души грешных и опять,
Их обнадёжив, заключил под адом?
Скажи, какая в этом Благодать?

Плоть:  Владычица, а мыслишь по девичьи,
Дурь выставляя людям напоказ.
Да я противоречье новой притчей
Вмиг разрешу и объясню на раз.

Положим, егда некий был мучитель,
Злодей и отступник и супостат,
Бежавший от царя и не обитель
Построивший, а величавый град.

Обнёс её стеной такой, что в мире
Сравниться с ней не может ни одна.
Устроил яму, что широт всех шире
И с глубиной аж до земного дна.

Зловонный в яме мрак устроил адов
И, сторожей поставив, лиходей
Собрал зверей и ядовитых гадов,
Чтоб заточённых мучали людей.

Ни солнца, ни луны, ни звёзд в той яме
Не видно было, только тьма и мгла.
Дорога торная ни криво и ни прямо
Путём племён у стен его легла.

Шли тем путём различные народы
Из разных, пробираясь в мир, сторон.
Друзья, враги царёвы многи годы
             Шли, попадая к извергу в полон.

Когда ж краёв не стало видно ямы,
Гнев праведный царь, не сдержав в груди,
Направив сына: "Сын любимый самый,
Иди и ленных всех освободи".

Осилил сын, и вырвав гаду глазы,
С петель ворота снял, сломав засов,
Освободил одним, всех пленных, разом-
Друзей, но в то же время и врагов.

Всех выведя наверх из преисподни,
Друзей отца с собой забрал, причём
Врагов оставив в рубищах исходных,
Вернулся со щитом сын в отчий дом.

Те, кто остался не в накладе всяко-
Без мук всегда решенье легче ждать.
Скажи, для грешных это чем не благо?
Для нечестивых чем не благодать?

Душа:   Я поняла, что каждый по заслугам
В итоге получает по делам,
У всех своё - отлично друг от друга.
Как право изреченье "Аз воздам!"

Плоть:  Как , госпожа, ты поняла загадку?
Хотелось бы услышать, хорошо ль?

Душа:   Услышать хочешь ты мою отгадку?
Служительница, выслушать изволь.

Тот отступник - сам светоносец падший,
Тот город - ад, а яма - чрево в нём.
Тот торный путь - дорога жизни нашей,
Которой, в ожиданье, мы идём.

Разбой - то смерть,зверь лютый вместе с гадом,
Страданий нестерпимых кровосос,
Царь - это бог, а победитель ада,
Сын избавитель - сам Исус Христос.

Первейший Высшего Суда споспешник,
Козлищ кто отделяет от овец,
Друг - праведник, враг - нечестивый грешник,
А царство  божье, то отцов дворец.

Плоть:  Что притчу поняла мою, похвально.
Пусть жизни не тождественна ни в пядь,
Да образы её нам не буквально-
В сравненье только надо понимать.

Из слов: "Их встречу как медведь голодный",
И из: "Уснул, возлегши аки лев",
Возьмём то, что мучениям подобно,
И страх, что вызывает львиный гнев.

Пусть не точны ни притчи и ни сказки-
Бороться предназначены с грехом.
Муж мудрый Иоанн Мансур Дамаскин
Сказал же о сошествии стихом.

Дамаскин:
Так, живодавец от могил,
Христос, сошедши в ад,
Все души грешных воскресил,
Но спас не всех подряд.

Спасён был праотец Адам,
Затем, принявшим храм,
Спасенье судьям дал, отцам,
Пророкам и царям.

Князьям поместным дал и тем,
Кого в давнишний год,
Без счёта, в представленье всем,
Жидовский дал народ.

Кому там довелось спастись,
Те не творили зла,
Вершили праведную жизнь
И добрые дела.

Им, в строгости проведшим дни,
Указан верный путь,
Хоть веры истинной они
И не познали суть.

Тех, не привёл кого путь сей
К правдивой вере, что ж?
Всех бог собрал нитьми ячей
Божественных мерёж.

Но не на всех воскревших, нет,
На праведных одних,
Проливши высших истин свет,
Он воссиял на них.

На всех тех, кто не впал в искус,
Кто избегал страстей,
Кто жвачку выплюнул из уст
Кощунственных сластей.

Чья, к нестяженью возлежа,
Дорогами не чувств
Шла к высшим промыслам душа,
Ошибочными пусть.

Тех, кто предчувствовал душой
Реченья мудрых книг,
Величье Троицы святой,
Но славу не постиг.

Тех, кто в предверьи торжества,
                Пророчил на местах,
Кто предсказал день Рождества
С явлением Христа.

Тех, кто предвидел Иордань,
Купелью в словесах,
Предпочитал кто запорань
Христовы чудеса.

Так души праведников сих
Давила жёстко мгла,
Что сила слова бросить их,
Оставить не смогла.

А кто неправедно вёл дом,
Грешил, смердящий пёс,
Тот под божественным дождём
Ни в йоту не подрос.

Всех тех, кто плода не стяжал,
Под солнцем не созрев,
Того бессмертная душа
Познает божий гнев.

Всем тем, чьи души не на страх
Грехом ослеплены-
В аду корячиться, в веках
Быть жертвой сатаны.

Лишь тех, возрос кто от дождя,
Тех, кто созрел в свой час,
Вниз, добровольно в ад сойдя,
Христос мой души спас.

Душа:   Так доводы твои точны и вески,
Что я уразумела с умных слов-
Не будет там ни мужеска, ни женска,
Ни признаков с различием полов.

Согласна, разъяснения отменны.
Но всё ж, когда душе придёт черёд,
Скажи мне, как, оставив тело тленным,
Нетленное  своё  она  найдёт?

Быть может запах гнили обоняя?
А то на ощупь, скажем, например?
Ответь, как плоть свою душа узнает
Без знаменья, без образа, без мер?

Плоть:  Послушай, госпожа, об этом деле.
Дела  у  господа  воистину  чудны
Тем знаньем, что имела ты доселе,
Не вымерить господней глубины.

Всё подчинится новому порядку,
Там  нынешний  забудется  уряд.
Как сосунки свою находят матку,
Как  овцы  узнают  своих  ягнят,

Так и душа, божественным знаменьем,
Которого  покамест  знать  нельзя,
Отыщет тело тут же с воскресеньем,
Родню родня, друзей найдут друзья.

Друг друга всяк узнает на соборе,
Как рыбака рыбак - издалека,
Душевным, всюду вхожим взором,
Незнаемым,  неведомым  пока.

Душа:   Откуда же, рабыня, то известно?
Разводишь руки, словно рыболов.
Прошу,  свидетелей  пречестных
Представить тут же в подтвержденье слов.

Плоть:  В Завете слово есть о богатее,
Кем Лазарь узнан был и Авраам.
"Возможность,"- говорил Спас иудеям,-
"Исака с Яковом узреть вам дам.-

Узрите в царстве Божием Пророков,
Да вас от царства отгоню взашей".
В христовых притчах мудрости премного
И истиннейших образов вещей.

Душа:    Христос - свидетель лучший, это ясно,
С которой не посмотришь стороны.
С ним, видно, были многие согласны.
Представь слова свидетелей иных.

Плоть:  Их много было в мире, без сомненья,
Тех, у которых слово как кремень.
Но как бы здраво ни было реченье,
Все изреченья приводить мне лень.

Как тёмности твоей не удивляться?
Но,  чтоб  меня  не  мучала  опять,
Я  слово  приведу  тебе  провидца,
Два слова, три, четыре, может пять.

Вот Иоанна Златоуста слово:
"На божье торжище введут во храм
Вас прадеды, апостолы, пророки
И  с  Яковом  Исак  и  Авраам".

Василий  же  Великий  лихоимцу
И  лиходею  как-то  раз  сказал:
"Вокруг себя обиженных всех лица
Узришь, куда бы не возвёл глаза.

Там - сирые, там - вдовые, там - нищи,
Далёкий-близкий, бывший друг и брат,
Кого лишил ты чести, жизни, пищи,
Пред господом стократно обвинят".

Вот говорит что Богослов Григорий:
"Тогда на том Суде явится мне
Сам светоносный Кесарь, тот, который
Передо мной в моём являлся сне".

А вот слова Блаженного Ефрема:
"Родителей  осудят  дети  их,
Тех, что влача дней жизни груз и бремя,
Не совершили в жизни дел благих

Увидевши  детей  по  праву  руку,
Причисленными к судьям, те тогда
Взрыдают по причинствию разлуки,
И распряженью с ними навсегда".

Основа и поборник церкви чудный
Великий Афанасий так сказал:
"Бог праведным всем днём последним Судным
Познания возможность даровал.

Дал общего с соборным воскресенья,
Ослобонив от всех былых оков,
Чтоб пребывали в радости веселья
Во веки вечные последущих веков.

Грешившие, те, замыслами бога,
Все  утешенья  будут  лишены.
Друг друга распознать уже не смогут,
И  будут  навсегда  разлучены

Со  праведными. И  дела  и  лица
Открыты будут с каждой стороны,
Покамест разделенье не свершится
И  все  не  будут  распределены.

Путь разойдётся наш на две дороги-
Все  праведники,  волею  Христа,
Толпою, напрямки на небо к богу,
Все  грешники - в далёкие места

Вдаль двинется подземным бездорожьем,
Не  узнанной,  неправедная  рать.
Гораздо легче, послабленьем божьим,
Гореть в аду, чем от стыда сгорать".

И это верно, - потому - бесспорно:
Узнаем мы друг друга в Судном дне.
Ну как, моих свидетелей довольно?
Иль им не веришь, как не веришь мне?

Душа:   Служительница, больше нет сомнений-
Ученье - свет, а неученье - тьма.
Так хочется продолжить обученье,
Набраться  разуменья  и  ума.

Земля и небо, говоришь, рабыня,
Божественнее станут не чуть-чуть.
А я такой останусь, как и ныне?
Иль напрочь изменю свою я суть?

Себе  не  буду  божиим  веленьем
Тождественной? Останется ль со мной
Способность к мысли, ярости, влеченью?
Тричастной ли пребуду я с тобой?

Три части будут ли дееспособны,
Творя как прежде и добро и зло?
Ведь коль останусь я себе подобной,
Мне  воскресенье  будет тяжело.

Страстями поедаема и скверной
Пребуду,  а  их  буду  лишена,
Как я останусь неделимой, цельной?
Прости, рабыня, не пойму - грешна.

Вопрос меня гнетёт, во мне засевший,
И  задаю  его  я,  помолясь:
Как мне остаться впредь не оскудевшей,
На две неравных части разделясь?

  В улучшенном ущербной жить не просто,
Тем боле, с совершенным наравне.
Коль этот мир сей для меня лишь создан,
Как жить, в нём лучшем, не почтенной мне?

Ты говоришь, плоть, что тебя нетленной
Восславит  бог за  правые  дела.
А я? Коль я останусь неизменной,
С тобой в сравненье буду я мала.

Не след мне оставаться обделённой,
Тебе, плоть, тоже ясно, и вполне,
Раз станет всё иным и обновлённым,
То  обновиться  надлежит  и  мне.

Плоть:  Владычица, вопрос твой жарче пекла.
Придётся, видно, подаваться вспять.
В раздумий глубину, - в пучину ввергла,
Где  хода  нет  и  нечего  сказать.

Ты знаешь, мне при всех обширных знаньях,
Не разрешить твоих вопросов сих.
Не сведуща я во твоих взысканьях-
Кого-нибудь  об  этом  расспроси.

Душа:   Ты  многое  поведала  толково,
И вскрыла здраво не один потай.
Не нужно мне учителя другого,
Я  слушаю,  рабыня,  начинай!

Лениться будешь, так подставишь спину,
Лишу  тебя  и  пищи  и  питья.
Хоть псу порой даётся грызть дубину,
Не  избавляет  это  от  битья.

Плоть:  Мир мыслимый и видимый, явленья-
Всё для тебя ввёл в бытие творец.
Для радости и благоугожденья,
Веселья, славы, чести наконец

Твоей господь подвергнет обновленью
Всё то, что создал и тебе припас.
И честь моя уж будет с воскресенья
Твоей, как и бесчестие сейчас.

Во всём, что есть, бог не имеет нужды.
Всевышнему  не  нужно  ничего.
Но  неужели  же  ему ты  чужда?
Прославит  он  владычицу  всего.

Влечения  и ярость  вырвет  разом,
И  от  страстей  избавится  стезя,
Но так прекрасно правит ими разум,
Что их страстями и назвать нельзя.

Плод добрый вызывает добродетель,
Недобрый  плод  творит  дурное  зло.
От раздражения избавит благодетель,
Чтоб больше тебя в гневе не трясло.

Тогда исчезнет ярость и враждебность,
Уйдут болезнь, злопамятность и страх,
Исчезнут зависть, мужество, и ревность,
И  сластолюбье  сгинет  во  веках.

В тебе не будет ни самодовольства,
Ни веры, ни тщеславья, ни надежд,
Ни памяти - сии исчезнут свойства,
И  не  смутит  отсутствие  одежд.

Все эти пять- разумности суть дети,
Не  ярость  с  вожделением  их  мать.
Предела  всех  желаний  на  планете
Достигнув,  больше  нечего  желать.

Одной любви взметнётся буйно поросль.
Всё  из того, чем  в этот миг и  час
Владеем мы совместно или порознь,
Пустым, ненужным станется для нас.

Здесь в этом мире,  царствует коварство,
Враги  и  кознь,- тебе  бог потому
Оружье дал, а в светлом божьем царстве,
Где брани нет, оружье ни к чему.

Здесь на земле борьба есть и победы,
Там сгинут все твои враги вовне.
Увидишь ты,  как эти  оглоеды
В геенском будут жариться огне.

Твоё мышленье станет боговидным,
Богоподобным - разума  накал,
Беспримесным, особо благовидным,
Как  было  во  начале  все  начал,

Когда  ты  получила  вдуновенье,
Из божьих уст. Так и на этот раз,
Душа, познаешь чудное мгновенье-
Сам  до себя тебя  возвысит Спас.

Ты станешь воинств ангельских славнее,
Хоть странно это слышать и страшней.
Подобное  подобному  роднее,
Хотя, конечно, вовсе не равней.

Что в естестве несозданном есть, право,
То в созданном найдётся в свой черёд.
Ты  большее  желала  б  этой  славы,
Что наперёд тебя в грядущем ждёт?

Вестимо то,  что это знанье  сложно,
Но не преложней нет с давнишних пор.
Как поняла, что истинно, что ложно,
          Считаешь  ли, что  молочу  я  вздор?

Душа:   Рабыня, нет, так сладостно я внемлю,
            Так твоему я радуюсь уму,
            Услышанное полностью приемлю,
            Что скажешь, то я тоже восприму.

            Кто  отвергает эту  веру  вчуже,
            Неправославен тот, и неспроста 
            Он  недалёких  саддукеев  хуже,
            И царства не наследует Христа.
 
            Я ж благодати божией все силы
            И  помыслы  свои  несу.  Итак,
            Я  верую,  как ты меня учила,
            Так это есть и это будет так.
             
            Наукой съела, прямо с потрохами-
            В  твои  уже  поверила  я  "рцы".
            Мне покажи, да не толмачь стихами,
            Что  говорят  об  этом  мудрецы.

Плоть: Так слушай, как-то муж премудрый некий,
            Премудрого  иного  вопрошал,
            Сугубо умного святого человека,
            Как здравствует трёхчастностью душа.



 Г Р И Г О Р И Я   Н И С С К О Г О   В О П Р О С   М А К А Р И Н Е

Умным  называют  существо  души  и  говорят,  что  к чув-   
    ственным  свойствам  телесного  организма  оно  добав- 
    ляет  жизненную  силу.   Ибо  наша  душа действует  не
    только  в сфере познавательной  и  теоретической мыс-
    ли,  осуществляя  таковую  деятельность   умственной 
    частью  своего  существа;  и  органы  чувств  не сами по
    себе  прилежат  свойственной  им  по  природе деятель- 
    ности;  но  ведь,  как  можно  заметить,  многое  в нашей      
    природе движимо влечением, а  многое  и  яростью. Пос-
    кольку  и  то  и  другое  нам  родственно,  мы  видим  во
    многих  различных  видах  движение, совершаемое энер-
    гиями  обоих  родов.  Ведь  многое  можно опознать, чем
    вожделение управляется, и многое также, что от поры-
    ва ярости произрастает. И  ничто из этого не является
    телом;   бестелесное  же  обязательно  принадлежит  к
    сфере  ума.  Умственной  некоей вещью определение на-    
   зывает  и  душу.  Следуя  логике  речи,  приходим, таким
   образом,  к  одной  из  двух  нелепиц:   либо  влечение  и
   ярость составляют в нас  иные души, и тогда различаем
   множество  душ  вместо  одной,   либо  и  присущий   нам
   смысл  нельзя  считать  душой,  ибо  к  умственному от-
   носится  равным  образом  всё. Либо всё это - души, либо
   все эти свойства нельзя считать равным образом присущими 
   душе.

                О Т В Е Т    М А К Р И Н Ы

Пришёл  и твой  черёд  задать этот  интересующий многих
    вопрос:  чем  надлежит  считать  влечение  и  ярость -
    чем-то присущим душе  и  с  момента  первого её устро-
    ения  с ней  пребывающим  или  посторонним для  неё  и 
    позже у нас появившимся. Все  равно полагают,  что они 
    свойственны  душе,  но я  ещё  не  нашла  убедительно- 
    го ответа,  позволяющего  составить  твёрдого  мнения 
    о  том, чем  они  являются. И  до  сих  пор  многие  рас-
    ходятся в своих о них  предположениях. Но мы,  оставив
    пёструю   внешнюю   философию,  сделаем   свидетелем
    божественное  и   боговдохновенное   Писание,   которое
    учит, что  ничто  нельзя  считать  свойством  души, что
    не свойственно божественной  природе. Поскольку  душа
    является  подобием  божиим, всё чуждое богу  оказыва-
    ется за границей  души. Ведь в изменившемся  не сохра- 
    нилось бы  подобия. А поскольку  ничто такого  рода  не
    не может считаться  свойственным  божественной  при-
    роде,  постольку   нельзя  считать  это   и   соприсущим
    душе.  Что  означают  наши  слова? Человек - это  сло-
    весное  животное  и  людьми  внешними  по  отношению
    к  нашему  Слову  определяется как  существо,  воспри-
    имчивое  к  уму  и  науке. Если  бы  определение  не  так
    описывало  нашу  природу,  если  бы оно  рассматривало 
    ярость и влечение  и то, что из  них  произрастает, как
    соприсущее ей, то  не иначе  как такое определение от-
    дало  бы  предпочтение  общему  вместо  частного. Ведь
    влечение  и  ярость  равным  образом  свойственны при-
    роде  и  бессловесных  и  словесных   существ.  А  никто
    в  здравом  разуме  не  определяет  по общему  частное.
    А  что  не  годится  и  отбрасывается  при  определении
   природы, как может,  будучи  её частью,  служить  поме-
   хой для определения? Ведь всякое определение  указы-
   вает на  особенность подлежащего определению  сущес- 
   тва,  и  если  оно  упустит  особенное,  рассматривается
   как чуждое определению.  Но  ведь  связанная  с  влече- 
   нием  и  яростью  деятельность  признаётся  общей  для
   всей  бессловесной природы. Всё же  общее  не совпадает
   с особенным. Поэтому  следует  думать, что  они не при-
   надлежат  к тому,  что  способно  служить  для  опреде-
   ления  особенности человеческой природы. Подобным об-
   разом, видя  у  нас  способность  чувствовать, необходи-
   мость питаться, возможность  роста, из-за  них  не  от-
   меняют данное душе определение. Ведь  дело  не  меня-
   ется  оттого,  что  всё  это  не  принадлежит  душе. По-
   добным  образом  неразумно  и  указывая  на  связанные
   с  влечением  и  яростью  движения  нашей  природы, от-
   вергать  определение  как  якобы  ограниченно  её  рас-
   крывающее. Ясно  ведь, что те  находятся  за  предела- 
   ми рассмотрения, будучи свойственными природе  страс-
   тями,  а  не  её существом.  Что  же  касается  того,  что
   представляет  собой  ярость, то  многим  она  представ-
   ляется  кипением  околосердечной  крови, другим - дос-
   тавить ответную  неприятность  напавшему  первым, мы
   же предполагаем, что  это - побуждение  причинить  зло
   раздражаещему.  А из этого ничего к определению  души
   не относится.И если мы станем давать определение вле- 
   чению самому  по себе, то  назовём  его  или  тягой к не-
   достающему, или  стремлением к чувственному  наслаж-
   дению, или печалью по причине необладания  желанным,
   или своего рода предчувствием сладости, каковую пред-
   стоит  вкусить. Всё  это  и  тому  подобное  показывает,
   чем  является  влечение, определения  же души не каса-
   ется,  но  представляется  чем-то  посторонним  душе и
   противоположным  друг  другу,  как то: страх  и  отвага,
   печаль и радость, и тому подобное, - всё это родственно
   влечению  и  ярости  и  подмешивает  к  отличительной
   особенности  души  свою  природу, и  всё  это  около  ду-
   ши находится, душою же не является,  но как некие  му-
   равьи  из  помыслительной части души вырастает; и  ка- 
   жется - по  причине  сопребывания - ей  принадлежащим,
   но  это  не  то  же, чем  душа  является  по существу.
 Ведь мы говорим, что  способность души  созерцать,  раз-
   личать и воспринимать  сущее свойственна ей по  приро-
   де и  что  именно  в  ней  она  сохранила  в себе боговид-
   ный и  благодатный  образ. Когда же  делается  умозак-
   лючение, что  что -то из такового  является по природе
   божественным, то имеется в  виду  способность, всё вос-      
   принимая, отличать доброе от худшего.  А то, что лежит
   в пограничной области души, обнаруживает по своей соб-
   ственной  природе склонность к каждому  из  противопо-
   ложного  и ведёт - в зависимости от использования -ли-
   бо к  хорошему или к противоположному результату; та-
   ковы  ярость и страх  или какое-нибудь такое из душев-
   ных  движений,  без  которых невозможна природа. Тако- 
   вые мы считаем  извне  присоединившимися,  потому  что
   в первоначальном совершенстве ни одна из этих  черт не 
   различима; и они не все на какое-то зло выпали жребием 
   человеческой  жизни. Ибо оказался бы создатель ответ-
   ственным за зло, если бы с тех пор необходимость греха 
   была  вложена  в  природу.  Но  таковые  движения  души
   оказываются - в соответствии  с  использованием  их по
   свободному выбору - орудиями либо  добродетели,  либо 
   зла.  Как железо, по мысли мастера фрмируемое, в зави-
   симости от того, что захочет мастер сделать,тем и ста-
   новится,  обращаясь  либо  в  меч,  либо  в какое-нибудь
   земледельческое  орудие,  так  и  страх  способен   быть
   обращён  в  послушание,  ярость - в мужество, робость в
   уверенность,  порыв  же  вожделения  в  божественную и
   нетленную радость.Если же разум отбросит вожжи и, как
   некий   ездок,  зацеплённый   колесницею,  окажется  ею
   влекомым, то туда  будет  направляем, куда устремится
   бессмысленное движение упряжки. Что и можно видеть у
   бессловесных,  если  не руководствует смысл свойствен-
   ным  их  природе  движением.  Но  когда  их движение на-
   правляемо к лучшему, оно оказывается причиной похвал,
   как Даниилу - возжелание, Финеесу - ярость, а имеюще-
   му  причину плакать - слёзы и печаль. При уклонении же
   к худшему, устремления обращаются в страсти, и стано-
   вятся ими, и называются.
Созерцающая же и различающая способности принадлежит
   богоподобному  в  душе,  поскольку  с  их  помощью  мы и
   божественного  достигаем.  И  если  душа  очистится   от
   всякого  зла,  несомненно  будет  принадлежать  добру.
   Добро же по своей природе божественно. И что по причи-
   не  чистоты  имеет  с  ним  соприкосновение,  непременно
   оказывается  и  с тем соединённым.  А  когда  это проис-
   ходит, исчезает необходимость направлять к добру  по-
   рождаемое влечением движение. Ибо стремиться к свету   может тот,  кто пребывает во тьме, а когда он оказыва-
   ется  на  свету,  желание  его получает удовлетворение.
   Изобилие удовлетворения сделает влечение праздным и
   суетным, так как ни в чём оно не будет иметь недостат-
   ка, о чём только можно помыслить как о ведущем к доб-
   ру,  само  будучи  полнотой  благ,  не  по причастности к
   какому-либо добру, к добру принадлежа, но само явля-
   ясь природой добра.
Не всё то, что кажется  уму добром, привлекает к себе ус-
   тремление  надежды, ибо  надежда действует только по
   отношению  к  не  имеющемуся  в  наличии. "Если  же кто
   имеет,  то  чего  ему  и  надеяться? "- говорит апостол.
   И  также в действии памяти для познания мира не будет
   потребности,  ибо  то,  что  видишь,  в  припоминании  не
   нуждается.  Поскольку  же  выше  божественная природа
   всякого  добра,  благое  же  благим  всегда  любимо,  по-
   стольку и она, в себя глядя, что имеет, то и хочет и что
   хочет,  то  и  имеет,  ничего внешнего в себя не приемля.
   Вне же её ничего нет, за исключением  только зла, како-
   вое, если можно столь парадоксально  выразиться, в не-
   бытии  бытие  имеет. Ибо  происхождение зла есть ничто
   иное,  как  лишение  сущего.  По-настоящему  же сущее -
   это прирда добра. То, чего нет в сущем, того нет, конеч-
   но же, и вне его. 
   И когда душа, отвергнув все многообразные  естественные
   движения, станет боговидной и,  превзойдя  влечение,  в
   том пребудет, к чему была  влечением подвигаема, с тех
   пор  уже  не  будет  предаваться ни упражнениям, ни надежде, 
   ни  воспоминаниям, ибо то, на что она надеялась,
   она  будет  иметь, и, беззаботно наслаждаясь, она изгонит
   из  помысла  память о благах и будет так подражать возвышенной
   жизни, проникшись  свойствами  божественной природы, что совершенно
   ничего другого у неё не останется,  кроме состояния  любви, 
   по  природе  с добром сращенного. Это ведь и есть любовь -   
   связь всей душой с вожделенным благом,
   Став же простой, однородной  и  совершенно богоподобной,
   душа  находит  то  поистине  простое  и  невещественное благо,
   единственное   возлюбленное  и  вожделенное,  с каковым и срастается
   и сливается в любовном  движении и действии,  формируя  себя
   в соответствии с вечно достигаемым и обретаемым и тем же  становясь 
   по  причине уподобления добру,  каковое является природой ею
   приемлемого.  Влечение  при этом  отсутствует, поскольку в
   никаком из благ там  недостатка  нет,  да  и естественно для  души, 
   оказавшись  среди  блага,  отложить  от себя движение и состояние
   влечения.Такое  учение  и  божественный  апостол  нам  проповедал,
  провозвестив  прекращение  и  конец  всего  ныне  в  нас сущего 
  и лучшим  почитаемого  и  одной  любви  не найдя предела. 
  " Пророчества, - говорит   он,- прекратятся,  и разумения  упразднятся,
  любовь же никогда не перестанет", - а  это  равносильно  тому, 
  что  иметь  её  всегда одной и той же, - не говорит при этом он,
  что вера и надежда пребудут с любовью, но выше тех её справедливо
  полагает. Ведь надежда дотоле только действенна, доколе  не  наступит 
  наслаждение тем,  на  что  надеются. Также и вера  бывает  опорой
  при  неясности того, на что надеются. Так ведь её определил он,
  говоря: " Вера есть  основа ожидаемого". Когда же приходит то,
  чего  ожидают, и всё остальное успокаивается, только любовь продолжает
  действовать, наследника себе не обретая. Потому  она и первенствует
  среди всего, чего требует добродетель, и среди  заповедей  закона. 
  Когда  достигает такой цели душа, она уже не имеет нужды ни в чём
  другом, так как охватывает полноту сущего.
  В настоящей же жизни у нас  много  ведь того, в чём мы, различно
  и многообразно действующие, нуждаемся и что получаем,  как-то: 
  время,  воздух,  пространство,  пища, питьё,  одежда, солнце,
  светильник и множество другого необходимого  для  жизни.    
  В чаемом блаженстве ни в чём из этого нет  нужды. Всем для нас
  и вместо всего, что нужно  для  удовлетворения  всякой  потребности, 
  в той будущей  жизни явится божественная природа, надлежащим образом
  себя разделяя. Как это ясно из божественных слов духовных, и местом
  будет бог для достойных, и домом, и одеждой, и пищей, и питием,   
  и светом, и богатством,  и всем,  что  только  можно помыслить и назвать,
  что  может  быть  нужно  для  исполнения  нашей жизни благами.

Плоть: Я повеление твоё, твоё желанье
           Исполнила, как видишь, госпожа.
           Я привела свидетельство Писанья,
           Не  изменив  ни  слов,  ни  падежа.
 
           Без продыху, закрыв на ключ все двери,
           Пергамены  листая  древних  книг,
           Стократно сотни строк перепроверив,
           Пыль  вековую  убрала  я  с  них.
          
           Мне этот поиск вымотал все силы,
           Устала как собака, но, прости,
           Я сделала всё так, как ты просила.
           Неужто я вещала супротив?

Душа:  Служительница, что ты? Так не думай.
           Всё это близко, схожее во всём.
           Теперь понятно даже тугодуму
           Сколь мудрости в учении твоём.

           Но  если  мне  желание  явилось
           Услышать о трёхчастности души,
           И суть её понять , то сделай милость,
           Об этом также внятно расскажи.

           Меня от знаний не отставишь ныне-
           Познания  меня  изводит  зуд,
           Коль ты от поучения отлынишь,
           То по твоей главе проплачет суд.
         
Плоть: Один мудрец расспрашивал другого
           О  таинствах  и  сущности  души,-
           Так много очень нужного такого,
           О коем после, Сей час не спеши.

           Всё будет в срок, подруга-непоседа,
           Всё расскажу, коль есть на мудрость спрос,
           А  ныне  любопытен,  напоследок
           Об  воскресенье  заданный  вопрос:

           "Коль  скоро знать ты хочешь каковыми
            Все  станут,  как  воскреснет  люд,
            Когда свершится Страшный Суд над ними,
            Поймёшь,  прочтя  написанное  тут".
 
О   В О С К Р Е С Е Н И И   В О П Р О С   У   М А К Р И Н Ы

   Благодаря  показаниям Писания и тому, что было рассмотрено  выше, многие из слушающих согласятся, что некогда будет воскресение  и  что  человек будет привлечён к неподкупному суду. Остаётся  рассмотреть, окажется ли  сущее сейчас тем, что ожидается.
   Если бы это было так, то ненавистной, я  бы сказал,  была бы для людей
надежда на воскресение. Ведь если такими же, какими  бывают, уходя из жизни, составятся человеческие тела для новой  жизни, какая тогда нескончаемая беда  нас  ожидает  по  воскресении! Ибо что может быть более  жалким,
чем  вид  в крайней старости обветшалых тел, превратившихся  в нечто отвратительное и безобразное, когда  плоть их погубило время, дряхлость
костей обнажилась опавшей  кожей,  все жилы стянулись, не  будучи  насыщяемы  естественной  влагой, и потому всё тело согнулось и не имеет силы! 
Какое  жалкое зрелище  предстанет: голова склонилась к коленям,
руки висят по сторонам,  неспособные  к  естественному  для  них делу, постоянно  невольно  трясущиеся!  А  тела  изъеденных хроническими болезнями, отличающиеся от обнажённых костей  лишь постольку, поскольку они прикрыты
тонкой измождённой кожей!  А  в водяночных болезнях отекшие!
   А вид священным недугом страдающих - я  о безобразной
проказе говорю - какое может передать слово, когда все члены  и  чувства
их сосуда телесного,  понемногу  поражая,  гниение поедает!  А те, кто при землетрясениях,  в битвах или по какой другой причине руки и ноги  потеряли л и до смерти некоторое время в этом бедствии  прожили!  Или  в  родах 
от  травм  с  повреждёнными  членами погибшие! А о прежде срока рождённых младенцах, о выкидышах, об  удавленных и самих по себе погибших -
что и  думать,  если  они  такими  вновь  к  жизни восстанут?
Пребудут ли они в  младенчестве? Что может быть более жестоким! 
Или же они станут взрослыми? А каким молоком тогда они будут вскормлены?
Так  что  если  во  всём  то  же наше тело оживёт, беда нас ожидает. 
А если не то же,  значит, некто другой восстанет  вместо  умершего: 
лёг отрок, встанет взрослый или наоборот.  Можно  ли сказать, что у того лежащего, разрушившегося  и  изменившегося,  восстановится  то,   
что истлело с возрастом? Да  и  вместо старца  юношу  видя, сочтут его иным,
а не им: вместо прокажённого - здоровый,  вместо  высохшего - плотный,  и  всё остальное подобным образом, чтобы  не  перечислять  всё, удлиняя речь,
по порядку.
А  если  не таким будет вновь жить тело, каким оно с землёй смешалось,
не умершее встанет, но другого человека, только землю тогда опознают.
Для чего мне воскресение, если вместо меня другой станет жить? Да и как я узнаю сам себя, не видя в себе себя? Ведь я не буду  поистине  "я", 
если  не  всё  будет  у меня таким же, как в настоящей  жизни. 
Если, скажем, в памяти у меня образ человека косноязычного, губастого, тупоносого, белокожего,  голубоглазого, с сединой в волосах и морщинистой кожей, а затем отыскивая такового, я встречаю молодого, долгоносого,
темнокожего и все остальные черты образа  иные имеющего, неужели же,
этого увидев, я сочту его тем?
Если так  рассуждать, то даже  малейшим  из особенностей необходимо
сохраниться, не говоря уж  о  более крупных.
   Но  кто  не  знает, что своего рода потоку подобно человеческое 
естество, от рождения  к  смерти  своего  рода течением  приходящее и тогда  лишь течь  перестающее, когда  и  быть  перестаёт. Течение  же это
представляет собой  не  пространственное  перемещение, ибо из себя естество 
не  выходит,  но  происходит путём изменения. Изменение  же,  пока  оно является тем, чем называется, никогда на том же самом не останавливается.
Ибо как в тождестве пребудет изменяющееся?  Так,  например, огонь в  лампаде, представляющийся всегда одним и тем же, потому что благодаря  непрерывности  движения он кажется  неотторжимым  от себя и единым с самим собой, на деле, всегда будучи сам себе преемником, никогда тем же  самым  не  пребывает.
Ибо извлечённая жаром влага, оказавшись тут же  воспламенённой  и сожжённой,
в дым обращается.  И  всегда  движение  пламени  происходит в силу изменения,  в  дым  через  себя обращая основу. Так что  дважды к тому же пламени   прикасающегося   не может то же самое дважды обжечь. Ибо стремительность изменения  не ждёт второго прикосновения, как бы скоро оно ни  делалось, 
но  всегда  движется  и   всегда   ново пламя, постоянно рождающееся
и всегда себе наследующее и никогда на одном и том же не останавливающееся.
Нечто подобное свойственно и  природе  нашего тела. Ведь течение  нашей 
природы,  всегда  вследствие её изменяемости  идущее и движущееся, 
лишь тогда останавливается,  когда  уходит из жизни. А пока в жизни
пребывает, остановки  не  имеет,  ибо или наполняется, или опорожняется,
или и то и другое разом.
  Если, стало быть, кто бы ни родился, живя, одним бывает, а когда 
воскресение возведёт наше тело к новой жизни, он обратится  в другого,
то появится некий совершенно новый  единый  вид  человека,  в  котором   восстающему ничего не  будет недоставать, был ли он утробным плодом,
младенцем,  отроком,  юношей,  мужем, старцем или кем-то промежуточным.
Целомудрие и распущенность действуют через  плоть, и люди то претерпевают 
ради благочестия болезненные муки, то вновь расслабляются,  уступая
телесному чувству, так  вот, когда то и другое будет открыто, как возможно
на суде сохранить справедливость, если человек сначала согрешил, 
затем  покаянием  очистился, а при случае снова на грехе поскользнулся,
и сменили  естественным порядком друг друга и  осквернённое тело,
и  неосквернённое, и ни  одно  из них до конца не пребыло тем же.
которое блудника тело мучимо будет - сморщившееся в старости перед смертью?
Но другое оно по сравненью с соделавшим грех. Или же то,что осквернилось страстью?
   А где  старческое?  Либо оно не воскреснет, и тогда не действует 
воскресение, либо оно восстанет, и тогда избегнет муки заслужившее  её. 
Скажу тебе и нечто иное - из того, что  возражают  нам  неприемлющие Слово.
Природа, говорят  они, ничего не сотворила  ненужным  из имеющихся  в теле  членов.  Они содержат в нас основу и силу процесса жизни, и без них жизнь
плоти поддерживаться не может; таковы сердце, печень, головной мозг, лёгкие, желудок и все прочие внутренности. Одни из них призваны  обслуживать
чувственное  движение,  другие - практическую  деятельность, третьи -
подобающее  восприятие необходимого. Если в том же и следующая наша жизнь состоять будет, то ни к чему перемена. А если истинно то - а это истинно,
 - что и брак по воскресении не будет существовать, будучи изгнан за пределы жизни, и ни пищей и питием станет тогда поддерживаться жизнь, какая  же тогда  будет  нужда  в телесных  членах? Ни к чему в той ожидаемой жизни органы, благодаря  которым сейчас человек существует. Если то, что  нужно для брака, существует ради брака, то когда его не  будет, ничего из нужного для него
нам не  потребуется. Так же и руки - для работы,  ноги - для  ходьбы, 
рот - для  приёма пищи,  зубы - для  пережёвывания, утроба - для  пищеварения, выводящие проходы -для извержения ставшего  бесполезным. Когда того не будет, тогда  существующее ради того, - для  чего?  На что  оно  нужно? Как сейчас
у тела нет ничего  из того, что будет содействовать той жизни, так  и там
не будет того, что ныне наполняет наше тело. А и тут, и там -жизнь. Значит,
не стоит таковое называть  воскресением,  ибо по  причине  бесполезности для той жизни каждого из органов не воскреснут  с  нами тела.  Если  же 
и  для  всех  них  окажется  действенным воскресение, то напрасным,
неподходящим для той  жизни сделает нам Действующий воскресение. Но тогда
надо ли веровать, что воскресение будет и что оно не напрасно?  Так что давай  послушаем  Слово, чтобы нам во всём подобающим образом в учении усовершенствоваться.   
 
                В О П Р О С И В Ш И Й   О Б  Э Т О М,
                П О С Л У Ш А Й  И  О Т В Е Т

Мужественно, руководствуясь так называемой риторикой, напал ты на учение 
о  воскресении,  ловко  опровергающими  словами  обойдя  истину.  Боюсь,
как  бы те  кто не слишком внимательно рассмотрели таинство истины,
не пострадали как-нибудь по заслугам из-за этой  речи и не были сбиты с толку высказанным  недоумением. Истина же говорит, что это не так, пусть даже мы не  сможем  подобающим  образом  ответить  на  эту речь. Но ведь истинное об этом слово в скрытых  сокровищницах
    премудрости сохраняется и лишь тогда явным сделается, когда мы на деле
узнаем воскресения таинство, когда не  нужны  нам  будут больше слова для разъяснения нашей надежды. И подобно тому, как бодрствующим среди ночи после многих слов о солнечном сиянии, каково оно, ясным делает предмет речи только красота показавшегося  луча, так  и всякое гадательное суждение,
будущего  воскресения  касающееся, ни во что обратится, когда явится нам
на опыте ожидаемое. Поскольку же не  следует совершенно неисследованными   оставитьвыставленные нам возражения, мы об этом скажем так.
Помыслить  подобает, во-первых, какой смысл в догмате  о воскресении
и чего ради  в  святом  Писании  говорится о нём и в него  веруют. 
Для  этого, как будто кто-то его определением  неким  охватив, 
описал  его,  скажем так:
воскресение есть восстановление нашей природы в древнем виде.
Ведь в прежней жизни, каковою её создал бог, ни старости  не было, 
как и подобает,  ни младенчества, ни бедствий, вызываемых многими
болезнями, ни каких- либо других телесных страданий. Нелепо ведь было бы
таковое  сотворить  богу. Но чем-то божественным была человеческая природа,  прежде  чем явилось у человека устремление ко злу. Ведь всё это вместе
со злом к нам пришло. Так что в лишённой зла жизни никакой нужды не
будет терпеть тот, кому доведётся в ней быть. Как бывает,  зимой 
путешественник  мёрзнет, а если под знойными лучами ходит, то у него темнеет кожа, а когда вне и того и другого оказывается, и от загара  избавляется, и уже никому не сыскать того,  что  по  какой-то из этих причин получается, поскольку нет причины, - так  и природа  наша,  став  подверженной  страстям,  неизбежными последствиями была  приведена к страдательной  жизни, будучи  же  вновь возведена к бесстрастному блаженству, последствиями зла подверженной
больше не будет. Раз того, что  примесилось к человеческому  естеству 
от бессловесной жизни, первоначально - прежде, чем в  страсть
по причине зла  впал человек, - у нас  не  было,  по необходимости,  когда мы  оставим страсть, с нею  вместе мы оставим  и всё, что с нею связано. Так что неразумно искать в  жизни  оной то, что  мы приобрели из-за страсти.
  Как если кто-нибудь, одетый  в  грязную одежду, снимет таковое  одеяние, 
то  в  безобразии  изгнанника  больше себя не увидит, также и мы, - совлекши мёртвое и гнусное это облачение,  из кож  бессловесных существ на нас наложенное. О коже слыша, мне кажется  правильным разуметь  природу  бессловесных,  в  которую,  предавшись страсти,  мы  были  облечены.  А  всё, что у нас связано с кожей бессловесных, при совлечении одежды мы вместе с ней отложим, От кожи бессловесных также-соитие, зачатие,  рождение, нечистота, кормление грудью, пища, испускание семени, медленное к совершенству взрастание, юность, зрелость, старость, болезнь, смерть. Если того, что на нас наложено,
не будет, как же то, что из этого следует, будет нам оставлено? Потому тщетно ожидание иного некоего устроения в будущей жизни, так как ничего нет  общего 
у того, что к нему относится, с учением о воскресении. Ибо  что  общего  имеет  измождённость  и многоплотие,  худоба и тучность,  и всё иное, что бывает свойственно изменчивой телесной природе, с жизнью оной, чуждой текущего 
и преходящего житейского пребывания?
К одному только стремится учение о воскресении - породив,  вырастить  человека  или,  как говорит  Евангелие, чтобы "родился человек в мир". А долгожителем
или недолговечным он будет, и смерть к нему в том или  ином виде придёт, - напрасно вместе с учением  о  воскресении распытывать. Что бы мы не предположили, всё едино:  ни трудности, ни лёгкости из-за различий  в этом  при  воскресении
не будет. Ибо жить начавшее обязательно должно пожить, а поскольку среди жизни, по причине смерти приходит ему конец, при воскресении оно восстанавливается;
а то как и когда конец  наступит, - что в этом для воскресения? Ведь иное
имеет ввиду это исследование.
 Наслаждаясь ли в этой жизни сладостью житейской или страдая за добро 
или  из-за  злодеяния, достойно  ли похвал  или  обвинений,  преступно 
или блаженно провёл время  жизни - всё это и таковое в зависимости от меры жизни и от вида того, что с ней связано, рассматривается. И когда на суд привлекут,  нужно будет судье учитывать и страдание, и проказу, и недуги,
и старость, и возраст, и юность, и богатство,и нищету:  как кто  в чём-то из этого побывав,- достойно или дурно прошёл отведён- ную ему жизнь, и много ли благ или несчастий получил, и в течении долгого ли времени, или даже и к началу всего этого вовсе не прикоснулся, в несовершенном  возрасте с жизнью расстался. Пустое дело - говорить и думать, что такие помехи смогут  воспрепятствовать
силе божией в достижении цели,  когда бог станет  к  первоначальному
устроению   возводить,  воскрешая  естество   человека. Ведь  его  цель
состоит в достижении каждым человеком полноты всего нашего бытия: 
и теми, кто уже тут, в течение  этой  жизни, от зла  очистился, и теми,
кто после неё подлежит вечному огню, и теми, кто равным образом добра и зла  искуса в нынешней жизни не познали, - всем предлагается причастие свойственных  ему  благ,  каковых, как говорит Писание " ни око не  видит,  ни  слух  не воспринимает,  ни  помыслами  достигнуть  невозможно". Ведь то добро, что выше ока, и слуха, и помысла, оно будет  всё  превосходящим.  И различие в добрых или злых делах нынешней жизни будет лучше видно по тому, как, быстрее или медленнее, воспримут люди ожидаемое блаженство. Ибо мере привившегося  каждому  порока  точно соответствует  протяжённость лечения. Врачеванием же души будет от зла очищение. А это безболезненно не совершается, как прежде было показано.
Лучше же уразумеет излишество и неразумие возражений всякий, кто заглянет в глубину  апостольской  премудрости.  Разъясняя коринфянам связанное с этим таинство - причём  те  отвечали  ему,  как и ныне старающиеся опровергнуть  этот  догмат  возражают   уверовавшим, - смиряя  достоинством своей просвящённости дерзость их невежества, он так говорит: "Скажи  мне , 
как восстанут мёртвые?  И  в каком деле придут? Безрассудный,- говорит,-
то, что ты  сеешь, не оживёт, если не умрёт. И когда ты сеешь, то сеешь
не тело  будущее, а голое зерно, какое  случится,  пшеничное или другое какое.
Но бог даёт  ему  тело, какое хочет, и каждому семени своё тело".
  Мне  представляется, что здесь он обуздывает тех, кто не осознаёт  пределов  собственной  природы и, со своей силой  сопоставляя  божественную  мощь,  полагает, что для бога возможно только то,что вмещает человеческое
постижение.  Но  это  выше  нас - превзойти  божью силу, ведь  тот,  кто спросил апостола, как восстают мёртвые, отрицал как невозможное новое соединение рассыпанных составов. А раз это невозможно, иного же тела для сочетания составов не остаётся, то и говорит, делая из важнейших  возражений  своего  рода  вывод: если тело есть сочетание составов, а во второй раз им собраться невозможно, какое же тело воспримут воскресающиеся? Именно это, казалось бы, с некоторым филосфским искусством путами  сплетённое,  он наименовал безумием их, не предусматривая  превосходства  божественной силы в будущей твари, не  говоря уж о  невнимании 
к  высочайшим из божьих чудес,  какими можно  было бы в недоумение привести  слышащего,  как,  например, то, что представляет собой небесное тело и откуда оно, что такое солнечный свет, или лунный, или у звёзд  наблюдаемый, эфир,
воздух, вода, земля. Но с помощью обычного у нас и для всех хорошо знакомого 
он  обличает  слепоту обличающих. Не научат ли тебя земледелие, говорит он, 
что безумен ты, по своей мере  о  превосходстве  божественной силы судящий?  Откуда  берутся  произрастающие из семян тела? Что влечёт их прорастание?
На смерть ли их? Если смерть есть распад составленного, то ведь семя не прорастёт, если не распадётся  в  борозде,  став  достаточно рыхлым и многопористым, чтобы, напитавшись  окружающей влагой, выпустить корень и росток
и  на  этом не остановиться, но перемениться в стебель,  словно некими  скрепами препоясанный посредине коленцами, чтобы мог, стоя прямо, держать
колос, плодами отягчённый.
   Где  было всё то, чт свой ственно было пшенице, до разрушения  в  борозде семени? А ведь оттуда всё это. Если бы его сначала не было, и колос бы не появился. И по тому  как  тело  колоса из семени произрастает, поскольку божественная сила одно в другое искусно преобразует, и он  оказывается  совершенно  не  тождественным семени, но и не вовсе чем-то иным, и таинство  воскресения растолковывается тебе в его словах по чудесам,  происходящим
с семенем, - а именно, что божественная сила в превосходстве своего могущества
только то распавщееся тело тебе подаст, но и другое великое и прекрасное приложит,  благодаря  которому к большему великолепию наше естество снарядится.  "Сеется ведь, - говорит он,- в тлении, восстаёт в нетлении; сеется в бесчестии, восстаётся в славе; сеется в немощи, восстаётся в силе; сеется тело душевное, возрастает тело духовное".
  Подобно тому,  как упавшая в борозду пшеница и свойственной ей малой особенности не сохраняет, но, оставаясь собою, становится  колосом, существенно  отличаясь от самой себя величиной, красотой, устройством и обликом,
и  человеческое  естество,  оставив  со смертью все свои свойства, какие оно приобрело, подчинившись страстям,- я имею в виду уничиженность, тленность, слабость, возрастные  различия,- собою быть не перестаёт, но словно некий колос восходит к бессмертию, к чести, к славе, к совершенству во всём и к такому состоянию, при котором жизнь не зависит от физических свойств, но к некоторому духовному  и  бесстрастному  устроению  переходит.
  Ведь это свойство душевного тела - постоянно  своего рода  течением
и движением  из того состояния,  в котором  находится,  изменяясь,
перелагается в другое, что мы  ныне прекрасно видим не только у людей,
но и у растений, и у животных. Ничего подобного в тогдашней жизни не останется.
Представляется  мне, что апостольское слово во всём соответствует  нашему 
мнению о воскресении и показывает как  раз  то,  что  и  наше определение содержит, говоря, что  воскресение - это  ничто  иное, как  восстановление  природы в прежнем виде.
Поскольку  же  в первоначальном бытии мира - о чём мы из Писания узнали - сначала, как сказано, "произвела земля растение травяное", а потом из ростка появилось семя, и  оно  упав на землю, выпустило из себя росток того же  изначально  созданного вида, апостол и говорит, что тоже  будет  при  воскресении.  И  не  только  тому мы от него научаемся, что к большему великолепию человечество  переменится, но и что ожидается не что иное,
как то, что прежде. Раз не колос поначалу появился от семени, но семя от колоса,  а  после  этого  снова он произрастает из семени,  согласно  ясной  последовательности событий  в  этой  притче,  непременно должно всё по
воскресении расцветающее для нас блаженство восходить к первоначальной благодати. Ведь мы, колосом своего рода  сначала  явившись,  зноем  зла были иссушены;
земля же, воспринявшая нас, по причине смерти разрушившихся, в весну воскресения вновь  нас  явит, возведя колосом, - нагое это зерно телесное - великим и развесистым, прямым и к небесной выси вытянутым колосом, вместо
стебля и остий украшенным нетлением и остальными из богоподобных признаков.
"Ибо надлежит, - говорит, - смертному сему облечься в бессмертие,  и  тленному  сему  облечься в нетление". Нетление же, и слава, и честь, и сила признаются  свойствами божественной природы. Что первоначально  было по образу божию,
то и вновь ожидается.
  Первый колос - первый  человек,  Адам;  из-за проникновения в него зла
его  природа  разделилась  на  множество, как это бывает с плодом в колосе.  Подобно  этому  каждый из нас, будучи  лишён,  как  колос,  своего  вида 
и с землёй  смешавшись, вновь по воскресении возрастет в первоначальной красоте, вместо  одного  колоса  бесчисленные нивы образуя.
  А добродетельная жизнь в том с порочной различие имеет, что те,
кто в здешней жизни добродетельно себя возделали, сразу на ниве колосьями произрастут.  А у кого по причине порока пропала всхожесть и сила душевного 
семени оказалась за время этой жизни повреждённой ветром, как у так
называемых керасвол, которые, как говорят знающие люди, бывают  бесплодными,
 - те  хотя  и прорастут  при  воскресении, но большую суровость со стороны  судьи встретят за то, что не смогут подняться в виде колоса и стать тем,
чем мы были прежде, чем пали в землю.  Служение  же  пекущегося  о жите
состоит в том, чтобы выбрать плевелы и терния, выросшие вместес семенами.
Ибо если вся питающая корень сила утечёт к инородному, чахлым и недозрелым останется благородное  семя,  будучи  привнесёнными  ростками  подавлено. Когда же всё, что здесь  есть  инородного и чуждого, будет вырвано хозяином и  истребится, пожжённое божественным невещественным огнём как враждебное природе, тогда хорошо разовьётся природа и станет способной к плодоношению, восприняв, 
по  причине такого прилежания и ухода, общий вид, изначально нам богом 
приданный. Блаженны те из произращённых воскресением, кому совершенная красота колосьев воссияет.
Мы говорим это не оттого, что по воскресении обнаружится  какое-то  телесное различие у тех, кто, следуя добродетели, и у тех, кто  следуя  пороку, пожил,
так что у одного, скажем, тело окажется несовершенным, а у другого совершенным.  Но как при жизни узники и свободные имеют схожие тела, но громадное между ними различие в радости и в печали, так,  думаю  надо  понимать и различье в благах
и  бедствиях,  которое будет после этого времени.  Ведь совершенство  посеянных
и взошедших семян  состоит  в  том, чтобы  родиться в нетлении, славе, чести, 
и  силе, как говорит апостол. Умаление таковых означает не какое-либо телесное сокрушение  проросшего, но лишение и отчуждение от всего того, что мы считаем благом. Поскольку же лишь одному чему-то  надлежит быть у нас из считающегося противоположным - либо  хорошему,  либо  плохому,  ясно,  что  если  о  ком-то нельзя  сказать,  что  он  окажется  в  хорошем,  отсюда следует, что он
окажется в плохом. А плохому  не свойственны ни честь, ни слава, ни нетление.
И по необходимости к тем, кому не будет свойственно таковое, придёт, вне  сомнений, то, что  является  и представляется противоположным, - немощь,  бесчестие, тленность  и  тому подобное, о чём говорится в предыдущих словах: потому что окажутся трудноустранимыми из души происходящие из порочности страсти,  всю  её захватившие, со всею ею сросшиеся и чем-то  единым  с  ней  ставшие,  Но  когда таковые с подобающим прилежанием будут вычищены из неё и забыты, вместо этого  придёт к ним всё то, что почитается наилучшим, - нетление, жизнь, честь, радость, слава, сила и всё прочее тому  подобное, что  мы считаем свойственным богу и его образу, каковым является человеческая природа.

Плоть:   Ты  слышала  вопросы  и  ответы
              Мужей, мудрейший слышала трактат.
              Так как тебе он  показался этот,
              Святой, о воскресении догмат?

Душа:     Поистине  я  многое  от  многих
              Слыхала прежде, но такого - нет!
              Чудесен слог, чудесны диалоги,
              Вопрос  хорош,  а также и ответ,

              Что раскрывает скрытого природу,
              Слова их для меня - ну, что елей!
              Какого они племени и рода
              Умнейшие из всех учителей?

Плоть:    Я рада, что становишься досужей,
              Но  я  имён  не  выдам,  не  взыщи.
              Ты не ленись, душа, трудиться нужно!
              Я  отыскала,- вот  и  ты  сыщи.

              Писание - дано. В чём дело стало?
              Изыскивай  божественное  всласть.
              Меня оставь, я спать хочу - устала,
              Да  Богу  славу  надлежит  вослать.





К О М М Е Н Т А Р И И

Перевод прозаический ( Г. М. Прохоров )

"Диоптра, или Душезрительное зерцало" - произведение византийского писателя-монаха ХIв. Филиппа Монотропа,
"Пустынника",  или - можно  перевести - " Уединенника". В  ХIV в. оно было переведено на славянский язык, попало  на  Русь  и  по  крайней  мере  в  течение трёхсот лет пользовалось здесь большой популярностью.
"Диоптра" состоит из  пяти  частей  "слов".  Первое "слово"-"плач", четыре последущих объеденены в "Диалог". "Плач " датирован автором 12 мая 1095г., "Диалог"- 1097 г.
В заключительном " Оглаголании,  яже  к  любозазорным " Филипп  сообщает, 
что  написал  "Диоптру",   будучи понуждаемым своим духовным отцом Каллиником, жителем Смоленских  стран, или пределов. Некоторые учёные считают  вероятным,
что имеется ввиду русская Смоленщина, другие полагают, что речь идёт о балканском г. Смолян или вообще о месте расселения славянского племени смолян в Македонии.
По- гречески  "Диоптра"  написана  восьмистопным  ямбом, как  сказано  в  славянском  переводе, " градскими ", то есть "политическими" стихами.
Попадающиеся в тексте цитаты из Священного писания не буквально точны  именно  потому,  что они обращены Филиппом в стихи. В некоторых вставных кусках, взятых из чужих произведений,  сохранена  их первоначальная ритмическая организация. Так,  большой отрывок из сочинения Иоанна Дамаскина, который  в  публикуемом  "слове" цитирует  Плоть,  написан  так  называемым  "александрийским" стихом,
то есть шестистопным ямбом.
Находящиеся  же  в  заключительной  части  публикуемого " слова "  пространные  философские  вопросы  Григория Нисского  и  ещё  более  пространные  ответы ему Макрины  оставлены  прозаическими - как бы ответ на просьбы  Души  не  перелагать  их  в  стихи,  а  привести " именно такими, каковы они и суть".