Борису Цейтлину

И эта девочка — душа,
В которой плакалась грибница:
— Да, ты не петришь ни шиша
В пейотлях, — лунная гробница

Сияла так, что на челе
Отобразилось: Nota bene.
У первой девки на селе
Разбиты в кровь луны колени.

Она зловеща и юна,
Как Аэлита в сонной течке.
Как эта дикая страна,
Летящая во тьму по встречке

В холодном рубище ума,
Рассудка с пломбой на височке:
Там три шестёрки, — Сатана
Ворчит во мне: — Ни дня без строчки.

И я от нежности пишу
Про эту девочку в законе.
Блудницу, смывшую паршу
Воспоминаний в телефоне.

Всё море книжки записной,
Чьи воды развели, как тучи
Мой дух, биндюжник запасной
В таверне тьмы от Бертолуччи.

Корабль плыл, — Мазина мне
Маслины строила в бокале.
Феллини в огненном окне
Поставил найковское Vale

В конце престранного письма,
Отредактировано грубо.
Все наши девочки весьма
Обворожительны, — по трубам

Их водосточных синих жил
Текут небесные проклятия.
Над сточной пропастью во лжи,
В которой и пишу вам, блять я:

Я вас любил, чего же Бо,
Ли Бо с Басё зашлись в экстазе.
Второй — в малиновом жабо,
А тот, что Ли — с лучом на базе.

Торговой, ибо воевать
Склады по сути не умеют.
Уже не родину, но мать
Поэты в небе не жалеют.

Душа — жалейка в небеси,
А дух — дудук в подвале слова.
Не верь, не бойся, не проси,
Пускай тромбону и херово

Глупышки-плоти, — ночь нежна,
Покуда зяблик плодовитый
Свистит, — какого, блин, рожна
Сквозь туч раскормленные плиты.

И грезит мёртвый соловей
Об африканской эскападе:
А Лев Давыдыч, плут и гей,
Перепрошил луну в айпаде.

Чтоб аметисты Ильича
В глазницах радости сияли,
Струилась лунная моча
На антрацитовом рояле.

И ты раздвинула кусты,
Во мне сияющие ляжки.
Вложив в сияние персты
Порочной девочки-бедняжки.