Клевета на Пушкина в воспоминаниях Панаевой А. Я

     В 1985 году в сборнике «А.С. Пушкин в воспоминаниях современников» впервые был напечатан отрывок из воспоминаний Панаевой А.Я. следующего содержания:

     «Кстати упомяну, что я слышала еще в 40-м году от книгопродавца Смирдина о Пушкине.
     Панаеву понадобилась какая-то старая книга, и мы зашли в магазин Смирдина. Хозяин пил чай в комнате за магазином, пригласил нас туда и, пока приказчики отыскивали книгу, угощал чаем; разговор зашел о жене Пушкина, которую мы только что встретили при входе в магазин.
     — Характериая-с, должно быть, дама-с, — сказал Смирдин. — Мне раз случилось говорить с ней... Я пришел к Александру Сергеевичу за рукописью и принес деньги-с; он поставил мне условием, чтобы я всегда платил золотом, потому что их супруга, кроме золота, не желала брать денег в руки. Вот-с Александр Сергеевич мне и говорит, когда я вошел-с в кабинет: «Рукопись у меня взяла жена, идите к ней, она хочет сама вас видеть», и повел меня; постучались в дверь: она ответила «входите». Александр Сергеевич отворил двери, а сам ушел; я же не смею переступить порога, потому что вижу-с даму, стоящую у трюмо, опершись одной коленой на табуретку, а горничная шнурует ей атласный корсет.
     «Входите, я тороплюсь одеваться, — сказала она. — Я вас для того призвала к себе, чтобы вам объявить, что вы не получите от меня рукописи, пока не принесете мне сто золотых вместо пятидесяти... Муж мой дешево продал вам свои стихи. В шесть часов принесете деньги, тогда и получите рукопись... Прощайте...»
     Все это она проговорила скоро, не поворачивая головы ко мне, а смотрелась в зеркало и поправляла свои локоны, такие длинные на обеих щеках. Я поклонился, пошел в кабинет к Александру Сергеевичу и застал его сидящим у письменного стола с карандашом в одной руке, которым он проводил черты по листу бумаги, а другой рукой подпирал голову-с, и они сказали-с мне:
     «Что? с женщиной труднее поладить, чем с самим автором? Нечего делать, надо вам ублажить мою жену; понадобилось ей заказать новое бальное платье, где хочешь, подай денег... Я с вами потом сочтусь».
     — Что же, принесли деньги в шесть часов? — спросил Панаев.
     — Как же было не принести такой даме! — ответил Смирдин.
     За достоверность этого рассказа, конечно, не могу ручаться, а передаю только то, что слышала».
(«А.С. Пушкин в воспоминаниях современников», «Художественная литература, М., 1985, том 2, стр. 289-290)


     Включение данного отрывка в свод воспоминаний современников о Пушкине является уникальным вдвойне. Во-первых, это не воспоминание современницы о Пушкине, ведь Панаева А.Я. говорит не о своих личных впечатлениях от встречи с Пушкиным, а о том, что она слышала о Пушкине. Во-вторых, нет других воспоминаний современников Пушкина, в которых Пушкин был бы представлен в виде такого жалкого, закомплексованного «подкаблучника», каким его нарисовала Панаева А.Я. Да такого и не могло быть – любой мало-мальски знакомый с письмами Пушкина к Наталье Николаевне может это подтвердить. А в это время (мемуары Панаевой А.Я. появились в печати в 1889 году) читающая Россия уже была знакома с письмами Пушкина к жене (первая публикация состоялась в январском номере «Вестника Европы» 1878 года).   
     Возникает закономерный вопрос: а зачем это нужно было Панаевой А.Я.?
     Панаева Авдотья Яковлевна, при живом муже жившая в гражданском браке с Некрасовым Николаем Алексеевичем, была в своё время уличена в афере с деньгами, предназначенными Огарёвым Николаем Платоновичем после развода для содержания своей первой жены Марьи Львовны. Панаева А.Я., будучи подругой Марьи Львовны и располагая доверенностью Огарёва Н.П. на управление капиталом, выделенным Огарёвым Н.П. для финансового обеспечения бывшей жены, и пользуясь тем, что бывшая жена Огарёва Н.П. жила за границей, деньги Огарёва Н.П., как говорится, «пустила в оборот». После смерти бывшей жены Огарёв Н.П. предъявил иск, возник судебный процесс, в результате чего было присуждено к взысканию с Панаевой А.Я. и с её родственника-подельника Шаншиева 85 815 рублей. Все подробности этого процесса приведены в книге: Черняк Я.З. «Огарёв, Некрасов, Герцен, Чернышевский в споре об огарёвском наследстве» (Дело Огарёва – Панаевой) по архивным материалам», издательство «Academia», М.-Л., 1933 г.; в 2004 году эта книга под названием «Спор об огарёвских деньгах» переиздана в московском издательстве «Захаров». На страницах указанной книги приводятся многочисленные примеры лживости личности Панаевой А.Я.
     Так, может быть, ответ на вопрос – зачем это нужно было Панаевой А.Я.– банален: она сама была такой, какой попыталась представить Наталью Николаевну?
     Но тогда возникает ещё один вопрос: зачем уважаемые пушкинисты включили это лжесвидетельство в популярный сборник воспоминаний о Пушкине? К сожалению, нет никакого другого ответа, кроме того, что им постоянно хотелось добавить какой-нибудь негатив в образ Пушкина. И вот вспомнили о скандальных мемуарах Панаевой А.Я., сразу же вызвавших появление в печати вал опровержений с указаниями присутствующих в них искажений фактов и потом достаточно быстро канувших в Лету. А вот первое советское комментированное издание «Воспоминаний» под редакцией Чуковского К.И. («Academia», 1927) было встречено одобрительно. И как же было их не одобрить? Оппозиционеры существующего государственного устройства России всегда расценивались как «передовые, прогрессивные люди», независимо от того, боролись они с царской, советской или постсоветской Россией, а самыми светлыми красками Панаева А.Я. обрисовала борцов с самодержавием – Некрасова Н.А., Чернышевского Н.Г. и Добролюбова Н.А., да и попутно плюнула в сторону Пушкина и его жены…
     И напоследок ещё один штрих к воспоминаниям Панаевой А.Я.. На самом деле, в них присутствуют и личные воспоминания о Пушкине: 

     «Театральная школа находилась через дом от нас, на Екатерининском канале. Влюбленные в воспитанниц каждый день прохаживались бессчетное число раз по набережной канала мимо окон школы. Воспитанницы помещались в третьем этаже, а воспитанники во втором. До похищения Кох не было таких строгостей в школе, как потом. Воспитанницы постоянно смотрели в окна и вели счет, сколько раз пройдет обожатель, и мера влюбленности считалась числом прогулок мимо окон.
     Пушкин тоже был влюблен в одну из воспитанниц-танцорок и также прохаживался одну весну мимо окон школы и всегда проходил по маленькому переулку, куда выходила часть нашей квартиры, и тоже поглядывал на наши окна, где всегда сидели тетки за шитьем. Они были молоденькие, недурны собой. Я подметила, что тетки всегда волновались, завидя Пушкина, и краснели, когда он смотрел на них. Я старалась заранее встать к окну, чтобы посмотреть на Пушкина. Тогда была мода носить испанские плащи, и Пушкин ходил в таком плаще, закинув одну полу на плечо.
     Не могу определенно сказать, сколько времени прошло после того, как прогуливался Пушкин мимо наших окон; но однажды в театре я сидела в ложе с сестрами и братьями и с одной из теток. Почти к последнему акту в соседнюю ложу, где сидели две дамы и старичок, вошел курчавый, бледный и худощавый мужчина. Я сейчас же заметила, что у него на одном пальце надето что-то вроде золотого наперстка. Это меня заинтересовало. Мне казалось, что его лицо мне знакомо. Курчавый господин зевал, потягивался и не смотрел на сцену, а глядел больше на ложи, отвечал нехотя, когда с ним заговаривали дамы по-французски. Вдруг я припомнила, где я его видела, и, дернув тетку за рукав, шепнула ей: «Сзади нас сидит Пушкин». Я потому его сразу не узнала, что никогда не видела его без шляпы. Но Пушкин скоро ушел из ложи. Более мне не удалось его видеть. Уже взрослой я
узнала значение золотого наперстка на его пальце. Он отрастил себе большой ноготь и, чтоб последний не сломался, надевал золотой футляр».
(Панаева А.Я. (Головачёва) «Воспоминания», «Правда», М., 1986г., стр. 35-36)

     Может быть, этот отрывок надо было дать в свод воспоминаний о Пушкине? Как вы считаете? На мой взгляд, здесь ничего не придумано.
     Но в сборник 1998 года был включён отрывок «воспоминаний» Панаевой А.Я., слово в слово совпадающий с версией сборника 1985 года.
     Манипуляторам общественного сознания от пушкиноведения категорически не нравится светлый образ русского гения – поэта, прозаика, историка, мыслителя!