1. 7. 13. Николай Гоголь. Венок сонетов
1. Ветер
Объятия и чистое дыханье
степного ветра, долгая тоска
земли вечерней словно одурманят…
В ковыльном море нет ни огонька,
ни звука человеческих пристанищ.
Срастаясь со сверчковой темнотой,
очнёшься там, где холоден, сверкающ
чумацкий шлях простёрся над тобой.
Болит внутри распахнутая небыль -
не обретёшь покоя никогда.
Так странников, бредущих чёрным небом,
не отражает сонная вода.
Лишь свет луны, да тени на песке
Дарила ночь серебряной реке.
2. Петербург
Дарила ночь серебряной реке
обрывки снов из времени иного...
Смотри: из серой хляби всходит город
чьи дни черны, а ночи белокровны,
сплелись, как нити в ведьмином клубке,
пропитаны отчаяньем и смехом,
извечной гнилью, звуком костяным.
Болотный демон в каменных доспехах.
В фонарном свете призрачны мосты.
Сквозь сумерки плывут и пропадают
не лица - маски, лёгкий прах и дым.
И странно жить, себя в них узнавая.
Войдёшь в туман, и времени не станет.
И словно пенье слышится в тумане.
3.Лихорадочное
И словно пенье слышится в тумане,
и страшно, страшно… мир несётся вниз.
Она приходит на рассвете, манит,
как яблоко, воруя с ветки жизнь;
худою тенью встанет за спиною.
явь укрывая дёрном и травою.
Не спрятаться от душной лихорадки,
от паутинных шёпотов ночниц,
от пальцев их, увёртливых и гладких,
голодной тьмы внутри пустых глазниц.
День - новый круг, заполненный печалью,
и длится боль, и мечется в виске
как будто голоса вороньей стаи
На заунывном хриплом языке.
4. Весенняя ночь
На заунывном хриплом языке
бормочет дождь. Но майским полнолуньем
к зелёной дымке поплывёт душа
в бессонный сад. В небесном сквозняке,
где звёздный свет играет и колдует,
ночь соловьиным полнится безумьем
и замирает, будто не дыша.
Когда слова рассыпались в огне,
и пепел букв на сердце лёг пустыней,
безвидный дым в безвременье уйдёт.
А ты - живёшь, подобен тишине,
сухой траве, растрескавшейся глине.
Тебя виденья вёсен не покинут...
Теней ли, водяниц ли хоровод?
5.Видения.Река.
Теней ли, водяниц ли хоровод?
Тела прозрачны и призывны взгляды:
Объятий смертоносная прохлада
в речную глубь, играя, завлечёт.
Бездонный омут – скорая награда.
На топкий берег выполз водяной.
Ощерив рот со щучьими зубами,
задумался под жёлтою луной
и неподвижен. Рыбьими глазами
следит: туман прилёг на ближний луг,
на старый мост у мельницы застывшей,
где чей-то хохот плещется. Вокруг -
безликих голосов водоворот.
А морок в глушь лесную уведёт.
6. Видения. Лес.
А морок в глушь лесную уведёт
к заросшим окнам маревых болот,
где в тусклом свете скрючены и голы
осины в пляске высохших старух,
и космы мха висят, что ветхий полог.
Как будто утоляя древний голод,
охотится в ночи не спящий лес
на путников. Им чудится окрест
тяжёлый шаг, окутывает холод,
то детский плач, то жалобы и стон,
то жадный вой в предчувствии забавы.
И лик луны становится кровавым...
Нет никого. Плывёт далёкий звон.
Могильной тишиной забылись травы.
7. Далёкое.
Могильной тишиной забылись травы.
Перед рассветом гуще чернота.
Покажется: стоишь у переправы,
и сумрачны знакомые места.
У пустоты невыносимый вес.
Уныния нашёптывает бес
остаться там, где запахи так ярки,
где синий луг небес необозрим,
и облака - серебряные арки:
Венеция, Флоренция ли, Рим.
Мельканье, гомон. Страшен лишь покой.
Теплом нахлынут Инсбрук, Прага, Ницца.
Но, скрытый этой пёстрой вереницей,
Чей взгляд тревожит - бледный неживой?
8. Птицелов
Чей взгляд тревожит - бледный неживой?
В усталом теле поселилась стужа.
Внутри небесный отзвук глуше... глуше...
Чей взгляд тревожит - бледный неживой?
Жизнь износилась, вытерся подбой,
ветшает ткань и каждый день недужен.
Чей взгляд тревожит - бледный неживой?
В усталом теле поселилась стужа.
Слабеет сердце - шаг и перебой,
по-птичьи рвётся, просится наружу.
Играет смерть на флейте ледяной,
как птицелов, приманивая душу.
И что теперь любовь неверной славы?
Едва ли вспомнишь... брезжил свет лукавый.
9. Лицедей
Едва ли вспомнишь: брезжил свет лукавый,
душе приснились отблески огня,
ленивый дым тянулся небом алым,
чьи тени или тайны хороня?
Каких предчувствий ожили потоки,
с лица смывая застарелый грим,
чтоб лицедей - больной и одинокий,
безумец, просветлённый пилигрим
исчез? Но в лабиринте декораций
жива печаль под маскою шута.
Повисло эхо призрачных оваций.
Где занавес - зияет высота.
Истаял саван сна за слоем слой...
Ладони пахли свежею землёй.
10. Течение
Ладони пахли свежею землёй,
и все дороги сходятся во мраке,
и мир - зерно, спелёнутое в злаке,
качается над тишью полевой.
Река травы течёт над головой.
Текут стеблей неведомые знаки.
И тень скользит по лиственной бумаге -
как письмена познавших свет другой.
Ещё у смерти зелены побеги.
Обступят страхи после, не теперь.
Но словно рябью яркий день подёрнут .
Но почему так тяжелеют веки?
Как будто распахнув иного дверь,
окутал шелест папоротников мёртвых.
11. Папоротник.
Окутал шелест папоротников мёртвых,
играет в прятки слабый огонёк.
Кривится в небе месяц бледным чёртом.
Страшна цена за дьявольский цветок.
Назад не обернись: ночная пряха
тебе готовит смертную рубаху,
нить лунную сучит, заклятья шепчет.
Лесная нежить, призраки дорог
кольцом окружат, кружат, не перечь им -
ты обречён, когда покинул Бог.
И когти их впиваются всё крепче.
Беги, покуда думаешь, что жив.
В той бездне, что открылась на мгновенье,
вставали навьи, крови пригубив.
12. Посмертие.
Вставали навьи, крови пригубив...
Уже не сказка – злая быль всё ближе.
Жизнь сорвалась и падает, круги
расходятся по небу... кто услышит?
В сыром промозглом марте поутру
открыв глаза, не сможешь пробудиться.
Комедианты-демоны игру
закончили, рассыпались их лица.
И хмурый день, и гряды облаков -
звучат, поют молитву отходную.
Земная память близких берегов
теперь не держит птицу кочевую.
Когда душа идёт дорогой горней,
ещё вернётся козлоногий Чёрный.
13. Полынь.
Ещё вернётся козлоногий Чёрный.
Прибьётся время к мёртвым берегам:
там только грай, и только ветер скорбный,
разрушен, пуст и слеп небесный храм.
Извечен Вий со свитой дней безбожных.
Земля теней в его ночных глазах,
где сотни лиц у темноты острожной,
и пёсий вой, и онемелый страх,
ютится жалкий свет в углах медвежьих,
в дома приходит горькая полынь…
Кто будет ждать за кругом обережным?
Кого молить: услышь и не отринь?
Шагнёт навстречу жнец вселенских нив,
колос бездушный, смертью уязвив.
14. Луг.
Колос бездушный, смертью уязвив
уводит в ночь, но словно кто-то шепчет,
что смерти нет: увидишь перелив
на тёмных крыльях бабочек не здешних,
дремотный лес, хранящий птичью речь
(прозрачный звук, блуждающее эхо),
мёд диких трав и солнечную течь
в сплетённых кронах, в ветреных прорехах.
И цвет воды неведомых морей,
уступы туч над пенными полями,
и абрисы печальных кораблей,
что на закате тают миражами.
И станут явью луг воспоминаний,
объятия и чистое дыханье.
Магистрал.
О/бъятия и чистое дыханье
Д/арила ночь серебряной реке,
И словно пенье слышалось в тумане
Н/а заунывном тёмном языке.
Т/еней ли, водяниц ли хоровод?
А морок в глушь лесную заведёт.
М/огильной тишиной забылись травы.
Ч/ей взгляд тревожит - бледный неживой?
Е/два ли вспомнишь: брезжил свет лукавый,
Л/адони пахли свежею землёй,
О/кутал шелест папоротников мёртвых,
В/ставали навьи, крови пригубив…
Е/щё вернётся козлоногий Чёрный
К/олос бездушный, смертью уязвив.
Свидетельство о публикации №121062406718