За что все любят?

Когда любовь плывёт к перрону,
как парусник на острие волны,
пуская под лежачий камень воду,
сирены топят песней корабли.

И стан судьбы в изгибах света,
достав шершавой дланью портсигар,
диктует ритм путешествий сердца,
сквозь километры труб и сотни стран.

К стене прижав курком избыток слов—
закрыть любви рот и назвать пороком,
ведь подле слов всегда волочится урод
под взором ока, захлебнувшись роком.

Счастливый человек, впитав глазами негу,
(когда с ног сносит фуга и под конусом зонта
в любое время года сухо, как травы копна)
молчит немой и туповатой рыбой.

Сущность самой войны—любовь:
в раскатах грома, когда бушует чума,
стоптав в походе ноги в кровь,
голову склонить пред гильотиной палача.

Впитали с молоком привычку ждать конца:
любое чувство и любая сущность обретает смерть,
уметь ярко пылать—значит уметь дотлеть,
оставшись чёрны косы теребить лощёным ветром.

Кто был когда-то всем, тот стал, увы, никем,
среди сопенья ёжика в листве осенней,
когда по новой расцветёт сирень,
со звуком перезвонов птицы певчей.

Тогда можно сказать :"Любовь живёт три года",
и убегает взгляд к глазам совсем другим,
и жизнь проходит облачным паромом
через могилы тех, кого давно любил.

Года съедают плеш и расплетают корни
в глубины настоящего тебя
и делают засечки на стене расстрельной,
когда ты любишь просто за глаза.

Когда ты любишь просто за привычки,
изъяны в голосе, движеньях, за черты лица.
За что тогда возможно полюбить, как в песнях?
За что все яро любят? Может, просто так?

За то, что просто есть. За то, что просто дышит
в щеку, когда рисует кистью натюрморт
Луна на стенах ночью, где мышка не проскочет
через постельные поля.

Уж если любят люди просто так,
живёт тогда вообще любовь в сердцах?
И что возносит к небу, когда руки на плечах?
Возможно, просто нам не нужно знать об этом!