От эха охладилась речь

От эха охладилась речь
и в полумраке долгих холлов
видно мне, что тишина
проникла в дыры мельче,
чем несравненное
пространство жидкое.
Его нет, не существует,
мне видно в ней,
в нем, в тебе, 
что ты тоскуешь.
Мне признайся,
ему и ей,
что не холл,
а мой подол ревнуешь
к своим шагам.

Я иду к тебе, нагинаясь,
болью в суставе наслаждаясь,
до ботинка большого бандита,
эхом каблуков кидаясь.
Огибай колонну,
в этом мире, растеряйся,
удивляйся, ты, не кто-то, мой командир,
проспал здесь до утра
пока синие выси,
которыми небо першит,
не постучали в подземелье,
в странную твердую постель,
узнать кто здесь лежит.
Я иду, а рокот сердца звучит
и старых скелетов здесь молодит.
И телефон звонит и звонит,
трубка неподнятая гудит и гудит.

Черствое сознание смягчит,
сознание беды – затравленная ночью рысь,
мой вечный лунатик,
с тобой проснется,
вздох с крестами не сместит
ночь с утра,
нам пора идти.