1. 7. 9. 5-Архиерей

«Теперешняя культура - это начало работы во имя великого будущего, работы, которая будет продолжаться, быть может, еще десятки тысяч лет для того, чтобы хотя в далеком будущем человечество познало истину настоящего Бога, т. е. не угадывало бы, не искало бы в Достоевском, а познало ясно, как познало, что дважды два есть четыре.»
Чехов А.П.(цитата из письма к С.П.Дягилеву, 30 декабря 1902 года)

«Преосвященный сидел в алтаре, было тут темно. Слезы текли по лицу. Он думал о том, что вот он достиг всего, что было доступно человеку в его положении, он веровал, но все же не все было ясно, чего-то еще недоставало, не хотелось умирать; и все еще казалось, что нет у него чего-то самого важного, о чем смутно мечталось когда-то, и в настоящем волнует все та же надежда на будущее...»
А.П.Чехов (Архиерей)

Разлитой вечности на синь простора
Так много в мимолетной суете.
Спешит душа,  идущая во тьме,
Отдать долги небесным кредиторам,
Прощать и быть прощённой во кресте,
Бороться, спотыкаясь то и дело.
Судьба в штормах осенних не успела
Разбить волной грехи о твердость стен
Монастыря у скального придела,
Где ждёт зима и немощное тело.
Туда, где нет неосвещенных трасс
Молитвой путь спасения отмечен,
И ангел прячет в море лунный вечер,
Качается  у пристани баркас.



Примечание:
«Архиерей» — один из самых сильных рассказов Чехова, пропитан предчувствием близкого конца. Над этим рассказом Чехов работал два с половиной года — срок, для него поразительно большой. И дело тут не только в постоянно одолевающих его хворях. Именно тогда, в самый разгар работы над «Архиереем», он признается Горькому: «Чувствую, что теперь нужно писать не так, не о том, а как-то иначе, о чем-то другом, для кого-то другого, строгого и честного». То была поздняя осень 1901 года, Чехов живет в Ялте, один, без жены, которой пишет практически ежедневно. «Сижу дома и скучаю, точно сижу в тюрьме». А двумя днями раньше: «Я пишу, работаю, но, дуся моя, в Ялте нельзя работать, нельзя и нельзя. Далеко от мира, неинтересно, а главное — холодно». Ключевое слово тут — слово «далеко». Оно и в «Архиерее» есть, то ли из письма туда перебралось, то ли, напротив, в письмо из рукописи, которая продвигалась вперед так мучительно, так небывало медленно. Герой, который от болезни «очень похудел, побледнел и осунулся», все явственней ощущает, «что все то, что было, ушло куда-то очень-очень далеко и уже более не повторится, не будет продолжаться».

И что же герой? (А вместе с ним, надо полагать, и автор.) Напуган? Подавлен? Ничего подобного. «Как хорошо! — думал он. — Как хорошо!» Да что же тут хорошего? Смерть совсем рядом, он ощущает ее дыхание, но дыхание это не пугает его, а воспринимается как свежий ветер. Ему представляется, что он «идет по полю быстро, весело, постукивая палочкой, а над ним широкое небо, залитое солнцем, и он теперь свободен, как птица, может идти куда угодно!» Вырвался, стало быть, из тюрьмы. Вырвался из монастыря — Чехов и о монастыре тоже писал жене, двумя месяцами раньше, в последний день лета: «Без тебя мне так скучно, точно меня заточили в монастырь»