Саксофон в тайге

 
Входи, читатель,
                здесь ты очень нужен.
Я без тебя – полено без огня,
И только ты   воспламенишь меня
Под леденящим равнодушьем стужи.
           ********************
*******************





Владимир Якубенко

          САКСОФОН  В  ТАЙГЕ
      

 Стихи
                ОТ АВТОРА:
     Поскольку этот сборник не сопровождён традиционным
Предисловием,  придётся сказать несколько слов, хотя бы
для объяснения названия книги. Кто-то из читателей, прочтя, а
не пролистав, сборник, сам догадается, что «Саксофон в тайге» -
аллегория, где тайга - это облапошенное «перестройками» наше, раздёрганное общество,
а саксофоном является сам сборник, и поймёт «о чём
его трагические звуки».
Заодно прошу взыскательного читателя не судить автора
строго, если в каких-то строках обнаружит не уместную, по его мнению, иронию с претензией на юмор.
,
                САКСОФОН В ТАЙГЕ
 
Умолк шумевший в пышных кронах ветер.
Свалил уставшего бродягу крепкий сон,
И ночь услышала как в тёплой спальне кедров
Исходит  грустью саксофон.
В этих краях ему совсем не место.
О чём он так пронзительно поёт?
Или отстал в потёмках от оркестра
И о беде сигналы подаёт?
О чём его трагические звуки
В столь поздний час, стеная так, поют?
Как он мог стать бессильной жертвой скуки
 В прославленном гитарами краю?
Впервые, может, этой ночью поздней,
Встревожась, месяц навострил рога.
 Досель неведомый концерт под небом звёздным,
Осмысливает мудрая тайга.
А саксофон зовёт к себе кого-то,
Не находя участья у костра,
 И вместе с искрами во тьму взлетают ноты,
Чтобы у звёзд погреться до утра...
                ***
       РАЗМЕЧТАВШИМСЯ               

Да, не всё в нашей жизни нам впору, -
Не ко всем благосклонна Земля:
Для кого-то и воздух – опора,
Для кого-то и слово – петля.

Вот и рвёмся покинуть дымящий,
Начинённый опасным умом,
Вот-вот вспыхнуть готовый, свой дом,
Веря в то, что найдём подходящий.

Одного не дано нам понять:
Любопытных, рождённых в капусте,
Никакой агроном не допустит
В марсианское лоно принять.

В нашем БИОпути офигенном
Всеми правило правит одно:
Даже скромным космическим хреном
Нам,  капустичам, стать не дано.
                ***
Что – наша жизнь, -
И знахари не знают.
Но все живут,
Кто – радуясь, кто – плача.
Кто-то на нижнего
С презрением взирает;
Кто-то, напротив, -
Верхнего дурачит.

Харону строит рожицы Амур
Даже когда поставит нас у края.
В итоге получаем каламбур, -
Живём ежесекундно умирая.

И ничего! Для нас сокрыт конец
Веселью нашему, надеждам и страданью,
Хоть знаем, что несётся к нам гонец
С конкретным и безжалостным заданьем.

Будь всё лишь так – согласен жить сто лет
И затевать по праздникам пирушки,
Но где-то кто-то прячет пистолет,
Кто-то заслал снаряд в казённик пушки.

Осталось лишь отдать команду «пли!».
Чей рот отважится исторгнуть мерзость эту?
Находятся! Не раз уже смогли
Словечком этим оглушить планету.

Что – наша жизнь, когда, её храня,
Изобрели мы мощные турбины,
Поспешно отказавшись от коня
И от, доступной каждому, дубины.

Теперь турбина – голова всему.
Ничто её перереветь не может.
Это она в космическую тьму
Умчала нагло хрупкий образ божий.

Это она из сумрачных глубин –
Кому-то – карой, а кому – спасеньем,
Не зная ни последствий, ни причин,
Спешит, чтоб сотворить землетрясенье.

Где приземлится – там не будет слёз.
Там даже прах уже не будет прахом!
А генерал велит, чтобы принёс
Денщик вина, и вытрет пот папахой.

Что – наша жизнь, когда и генерал,
Чей взгляд простёрт и в космос, и в глубины,
Боится, чтоб компьютер не проспал
Визит ответный вражеской турбины.

Что – наша жизнь, если она одна?
Бесценный дар? Джек пот в игре кретинов?

Какую ни представлю я картину,
В двух-трёх шагах сплошная пелена…
***
     «Чудище обло  и тысячеоко…» ,
Толпа – это место,
Где всем одиноко,
Но собраны вместе
Душевный надрыв
И, в качестве мести
За проигрыш, - взрыв.

И так же мгновенно,
Как может скопиться,
Способна толпа
В болтовне раствориться.
В итоге окрест
Ни росы, ни дождя
От надоевших сентенций «вождя». -
Горячие головы,
Чуть поостыв,
Станут искать
По-соседству кусты
И облако,
Так и не ставшее тучей,
Время запомнит,
Как каверзный случай.
           ***
                ЗИМА И СОЛНЦЕ

Вновь, не найдя своё счастье в работе,
Закончив свои в огородах дела,
Деревня,  в своих вековечных лохмотьях,
Снова в привычную спячку легла.

Так было всегда.
Такова её доля.
Под снегом земля ничего не родит,
И, переняв эту моду у поля,
Деревня, вздыхая, безропотно спит.

А Солнце, спасая
Весь мир от напастей,
Глянет сквозь тучи и катится прочь.
Арабы ведь тоже нуждаются в счастье.
Уж им то, не хочешь, а надо помочь.

Там в горе раздора калечатся дети,
Там нет,  усмиряющей страсти, зимы…
Да мало ли разных несчастных на свете,
Не знающих белой суровой тюрьмы…

Всего не объять. Но ведь это так нужно!
А выбор у Солнца предельно суров.
И гонит Оно в направлении южном
Всё, что должно быть у спящих дворов.
             ***
          ДВЕ ИСТИНЫ
Что б ни твердили нам витии,
Должна всё время помнить власть:
Тогда погибла Византия,
Когда элита зажралась.
Не в пику памяти короткой
Ещё есть истина одна:
Власть не обязана быть кроткой,
Но справедливой быть – должна!
               ***

,
,    ,
             
Что случилось, то случилось,
И впоследствии сложилось:
Слоем льстивая учтивость,
Слоем мрачная стожилость.
Слоем пришлых гнид всесилье,
Слоем грусть над кошельком…
И когда ж ты, Мать Россия,
Разжуёшь зловредный ком?

Ты сама уже не рада
Видеть горести свои.
Поспеши и сплюнь с досадой
Тошнотворные слои.
Ты в объятьяхъ многопалых
Вновь пошла куда-то вброд
Ну, очнись же, - прилипалы
Истощают твой народ.
Как смогли они дорваться
До святынь твоих в Кремле?
Как ты будешь называться
Без славянства на земле?
                ***

      Вера сама не умирает, -
Её вульгарно убивают.
Терпенье убивают тоже.
Тут судьбы их предельно схожи.
Пока терплю и стойко верю:
Меня с дороги не свернут
Те, кто уже ко мне примерял
И демонстрирует свой кнут.
Не сломленный пещерным бытом,
О лучшем Бога не молю
И если даже буду битым,
Без сожаления стерплю.
Стерплю, примкнув к плеяде битых,
Утишив боль свою и их
Тем, что для Родины бандитом
Не стал, и быть не мог, мой стих.
А если он царапал чванство
Генсековских суровых слуг,
То впишут пусть жрецы убранства
В число моих былых заслуг.
Врагом державной показухи
Они же сделали меня,
О чём-то сказочном звеня,
Ростки надежды сунув в руки.
И я их щедро поливал
То «Зверобоем», то «Агдамом»,
Но я не мог дарить их дамам, -
Надежды вяли наповал. –
Не розы!
               Мог бы сам понять.
Сбивали и литавры с толку.
А то, что не брала печать,
Сломать способно было полку.
Кода же рухнула вся ложь,
То всё мгновенно постарело.
Зато так пламенно горело,
Что печь охватывала дрожь.
Не свистнув даже, вышел пар,
Едва шипя: «И сам ты стар».

А увлекись я «вечной»  темой,
Имел бы целые тома
О том, как красят хризантемы
Мне недоступные дома,
И пил с безбожною богемой
Покамест не сошёл с ума.
А так, уверенно скажу:
Я не сошёл!
Я не сошёл!
Я не…
Но, кажется, схожу…
                ***

Можешь писать хоть пасквиль, хоть сонет.
Хоть для себя, хоть для всего народа, -
ведь цензуры, слава богу, нет.
есть для нецензурщины свобода.

Пиши, но будь с реальностью на «Вы», -
На ухо шепчет мне бывалый опыт, -
И подходи к лошадке с головы,
К быку – со стороны,
Рифмуемой с Европой.
***
ДУРАЧУСЬ, ЧТОБ НЕ ЗАРЕВЕТЬ

В стихах дурачиться – занятие что надо!
Бумага – собеседник хоть куда:
Можно доверить тайну навсегда,
Можно сокрыть крамолу без следа,
Стать мазохистом, посрамить де Сада…
Да вот вопрос – кому всё это надо?
А если будет нужным, то когда?
      Если в стихах твоих одни цветочки
Или кому-то льстит твоя хвала,
Не грандиозны, брат, твои дела,
В том смысле, что заслуга так мала,
Что даже не виновные в том строчки
Без слёз сгорят в любом костре дотла.

      Знавал поэта. Как же он ершился,
Покамест соску не дала Москва.
Он год-другой  слегка попетушился,
Потом, как кот уральский, распушился
И перешёл на жирные слова.
    Сейчас о нём ни слуху и ни духу.
Но сборники его ещё живут.
На них садятся в непогоду мухи
И пыль ещё с них редко, но метут.
    СтоЯт они, как панцири моллюсков,
Их внутренности для людей пусты.
Не только мне, и им чертовски грустно,
Рождённым под эгидой суеты.
   
       Степной душою, всем ветрам открытый,
Я, лишь повеет запашок корытный,
Приподнимаю тут же воротник,
Хоть и не прочь бы съездить на пикник.
По  меркам «мудрых»  форменный дурак:
«Мог бы немного где-то и прогнуться»,
Но проще мне открыто матюгнуться. –
Ведь Альма-матер у меня – барак.
      
     Я не люблю суетную помпезность
Где во главе бахвал, а не дела.
И убеждён – приличней и полезней
Ночь провести в компании стола,
Взяв лист бумаги непорочнобелой
( без строк моих она, как без костей)
И выплеснуть всё то,  что накипело
В душе от дел людских и новостей.
      
,
***
«МАДРИГАЛ» ДЛЯ ГАМАДРИЛА

      Библиотечный томик А. С. Пушкина. Просматриваю и… О, кощунство! – зубря по произволу учебной программы не понятное ему «Письмо Татьяны», просвещённый отрок «подредактировал» его и старательно начертал графическое свидетельство того, что, овладев кириллицей, ни на четверть не отошёл от клинописи.
Чем и усадил меня за стол.

О, Боже! Это – наши внуки:
Сплошь инстинкты да рефлексы
Равнодушие к науке
С озабоченностью сексом.
     Взглядом дремлющих рептилий
Замечают лишь съестное.
Маму с папой, чтоб кормили,
Замечают лишь спиною.
     В их сутулости ленивой,
Вдруг проглянет то скиталец
Утомлённый, то ревнивый
И тупой неандерталец.
     И предстанет в скверне мата
Пустота души без чести
Современного примата
В драных джинсах, вместо шерсти.
    Кто-то ропщет: «Обрусели
Немцы, ненцы и коряки,
А хохлы внедряют мову,
По-кацапски матерясь».
Ну, а мы? Во что мы сели,
Нахватавших СПИКов всяких
И затаптывая древний
Свой, великий в скверну, грязь?
    
 Пушкин стал неблагозвучен!!!

Чем ласкают «Шопы» слух?
Ведь не от древлян дремучих
Нам достался «шопный» дух.

Наш язык – моя основа!
Он учитель мой и друг.
Извращая только слово,
Извращаем всё вокруг,
Чтобы в извращённом мире
Дома жить, как «на квартире»:
Всё чужое, всё не наше;
Рядом «тёлка», а не Даша.

На каком дурацком сленге
Будем с милою шептаться?
Как ей будем руку с сердцем
В одночасье предлагать?
Как же будут своим чадом
Ненаглядным восторгаться
Нынешний «козёл» - папаша,
Нынешняя «тёлка» - мать?

Время всё-таки подсудно.
Я ворчу, а тянет взвыть:
ОСКОТИНИТЬСЯ НЕ ТРУДНО,
НО ЛЮДЬМИ ПРИЛИЧНЕЙ быть
***

Обновила Родина свой "изм",
нарожав пугающих новизн
без кавычек и в кавыках, но
все они чужие всё равно.

Не спеша, подобно батраку,
впрягшегося в долгую работу,
время варит нас в своём соку,
и дрова подкладывает кто-то.
***
Разбрелись в пространстве Серп и Молот,
Разошлись вершки и корешки.
Плохо быть рождённому комолым,
Хуже, если вовсе  без башки.
                Поутихли, настрелявшись, страсти,
Но рога ещё в большой цене
На пути к раздузнанности власти
В окруженной злыднями стране.
                Над Серпом нувориши смеются,
Щеголяя в ярких пиджаках;
Из орала «Тополи» куются,
Тут уже без Молота – никак.
                Молодёжь отращивает рожки,
Преуспевшим в первом туре льстя;
Старики кощунствуют безбожно,
Беззащитной лысиной блестя.
                Серп и Молот, в прежней ипостаси,
Но в других условиях  трудясь,
Думают, в каком бы общем классе
Обрести им прерванную связь,
Чтобы в разобщённости смертельной
Ниже коренных пород не пасть
И вернуть утраченную власть,
Потеснив бесстыжих беспредельных…
               ***
             Не водевиль
                "Всё хорошо, прекрасная                маркиза,.."
                Из водевиля
Всё хорошо, пусть даже и не очень.
Всё хорошо, пусть даже не у нас.
Но это  факт, приятный, между прочим,
хоть и не рвётся в пляс рабочий класс.

"Всё хорошо!" - я слышу каждый вечер
от неунывной телеголовы. -
Сей аргумент державный безупречен,
Если не слышать многие "Увы".

Всё хорошо: тучнеют олигархи,
Россия лечит в складчину детей;
Вручили Папе Римскому подарки
и стала власть российская святей.

Всё хорошо, и нечего в аптеках
стонать старушкам, роясь в кошельках,
а кто погряз в лукавых ипотеках,
пусть у подъездов спят на сундуках.

Скачу куда хочу, на месте сидя,
в видавшем виды ветхом неглиже,
но на судьбу свою я не в обиде,
кумир сказал, что счастлив я уже!
                ***
,
Сколько народу,
                без волненья
Зря под стеклом кольчуги вязь,
Не придаёт тому значенья,
Кем был для нас далёкий князь.

Мол, был да сплыл. Пришли иные
И, как при первом, кровь лилась
С лихвой на стены крепостные,
И мало кто находит связь

Между собой и тем холопом,
Что, кинув плуг, схватив копьё,
Спешил с сородичами скопом
Стоять за княжество своё…
***
                В потоках, чуждых ламинарным,
Обломки скал и валуны,
Став гордо в позу «вертикально»,
                Себе и то уже вредны.
А  кто поток тот созерцает,
Помнит о том, что есть и дно.
Он их гордыню порицает
И быть не может заодно.
Найдя в них множество пороков,
Их выдирает и  – взашей!
За возмущение потока
И возбуждение ершей.
***
,
                У Лиры струны не ржавеют

                Кровавость вещих зорь
Обращена к поэтам.
Их парный ход не раз на пробу брал умы:
Одну рождает ночь,  заря – предтеча света.
Другую…
Боже мой!
Заря – предтеча тьмы?!

Сей образ одолеть на тщись, хранящий робость.
Начала ли, конца – любой приход жесток.
Но знай:
На склоне дня тревожная багровость
Родит к исходу тьмы малиновый росток.
                ***
Уж если пульс твой, в чёрный день оттикав,
 в жгуты твои не сможет вены вить,
то даже сверхволшебным линотипом
строку твою вовеки не отлить.
И потому – учитывая это,
твори всегда: под солнцем, под запретом,
 твори, когда тебе навяжут бой,
и всё отдай! –
чтоб, уходящий в Лету,
не уволок чего-нибудь с собой.
***
Что я могу сказать коллегам?
Пишите вирши о любви,
пока звучит над нашим брегом
с восходом солнышка "Живи!"
Пишите, будучи при славе;
Когда вокруг царит разгром,
пока за вами не прислали
с другого берега паром.
                ***

                Поэт не в выставке томов,
Не в удручающей готовности
Развеять скуку теремов .
Поэт – росточек новой совести.

И в жизни ждут его рожны
И чья-то подлая сноровочка.
Ходи поэты на верёвочках –
Дантесы не были б нужны.
                ***


                Светлой памяти
                Людмилы Максимовной Козловой,           ,.

        Не ладится жизнь без печали.
Померкли над Бией огни.
На Стиксовом мрачном причале
Не продохнуть от родни.

Сникшие в трауре Музы,
В скорби глубокой молчат.
Сникли и клерки Союза,
 Классики в скорбных речах.

Под тяжестью горестной  тризны
трудно  реальность принять
тем, для кого она в жизни,
Литературная мать.

Судьба, видя многих в грядущем,
Не согласилась с бедой:
погасший Маяк для живущих
стал Путеводной Звездой.
                ***

        Очень мудро
                быть смирненьким –
Петь восходы зари...
В тихой гавани лирики
Развелись пескари.
Наделённые «мудростью»
 Самой крайней из хат,
Замирают от грубости
 Пулемётов, гранат...
 А вода в тихой заводи
Неподвижна, светла.
Тень готовит им загодя
 На восходе ветла.
Мелочь липнет к поверхности
Неподвижной воды...
Не замеченным в дерзости
Будет много еды.
***
                Памяти Татьяны Беленовой

Павшей тучею грусть притаилась меж соснами,
 Примостилась печаль у креста.
Иглы сыплются с сосен немыми вопросами
Неспроста, неспроста, неспроста...
На тернистом пути от признанья до признанного
есть тройчанам кого помянуть
и умолкшую Лиру, в забвение изгнанную,
 попытаться к живущим вернуть.
Что с того, что архивная полка бесстрастная
Бережёт свет нетленной души,
 Если время оглохшее,
Если время клыкастое
Глянуть в душу свою не спешит.
Ему некогда – времени, –
Оно занято бременем
Торопливо свершённых грехов;
 Ему дороги те,
 чьи заботы окремлены,
Чья охрана не пишет стихов

***
Трагическое наследство

Она крылья Пегаса
В метлу превращала,
С сором имея дела.
Это же действо
И нам завещала
Вечным  пером из крыла.
Метём и метём. –
Не становится меньше.
Такой же,
Но в чём-то другой.
И слышится грозное:
«Камо грядеши?!»
Из тучи, прижившейся
Над головой.
         ***

.
                ЗВУЧИТ ПОЭЗИЯ

Пусть время хмурится, – ему
Когда-то надоест
 И многих душ смятенных тьму
Развеет благовест.
Пробьются светлые ключи
Сквозь прозу смутных дней,
Ибо поэзия звучит,
 И, что ни день, – сильней.
И, в русло общее слиясь,
Обилием имён
В который раз врачует связь
 Смутившихся племён.
Звучит поэзия! Звучит,
Разброду вопреки, –
Смывают светлые ручьи
Сомнений островки.
          ***

Нет гениев, увы!
Вопрос уже закрыт.
 Людям Земли сегодня не до гениев.
Сегодня повсеместно у корыт
Решается проблема ожирения.
Открытия все сделаны.
                Давно.
 В других не ощущается потребности.
 А кто ни будь их сделай, всё равно
Прихлопнут их из ревности и вредности.
Ну, доказали:  Вертится Земля,
Чтоб стороной одной не перегреться.
И что с того? Ведь вертится то зря, –
Ей всё равно от нас не отвертеться.
Что ни родит – сожрём.
Что не сожрём – сожжём, –
Хозяева Земли, цари Природы,
 Мы «под Котовского» и джунгли пострижём
 Извечной ненасытности в угоду.
«Решателям» не додано ума, –
Ракетами друг другу тычут в рожу.
 Взрывчаткою набили закрома
И ходят в Храмы за подмогой Божьей.
В сетях орбит Земле не продохнуть,
 А гении...
                Где гении, скажите?
Народ молчит. Молчит и Небожитель, –
 В других галактиках решил Он отдохнуть.
                ***
Грех, - это то, что угнетает совесть.
                Никем не видимый,
он ощутимо мстит,
и бесполезно, в грешном прошлом роясь,
шептать, молить,
даже кричать: "Прости!"
Часто того, кого ты просишь, нет уж, -
Не возвратить его и не догнать.
И никакая внутренняя ретушь
не в силах факт греха заштриховать.
     ***
Что-то тебе не понравилось сразу,
или закралась, хоть капля! сомнения,
не подключай вычисляющий разум,
он наведёт тебя на предпочтения.
Выгода будет в первом ряду.
Клюнешь  и вскоре очнёшься в аду.
                ***
                ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ

Стращают хвори: "Memento more!"
Но я-то знаю,  что  m o r t   не горе.
Это такая программа жизни,
чтоб люди выпить могли на тризне .
                ***
                И ныне, и присно , и futurum 

Люди,
кто мы такие
по сравнению с теми,
 кто врезается в землю, словно в масляный ком,
 кто примчался к нам в гости сквозь пространство и время
и теперь наблюдает за нами тайком?
Как же мерзко мы выглядим: слабые, смертные,
 тирании боясь и свободы боясь;
перед созданной бомбой своей безответные,
 мы теряем стремительно с будущим связь.
Как же жизнь создала нас с мозгами порочными?
 Неужели других не нашлось под рукой?
 Ненасытные, жадные, психоватые, склочные –
 как дано обрести нам нормальный покой?
В одночасье иль в долгих страданьях мучительных?
В милосердном огне иль в свирепой воде? –
 Нас коробит уже от речей поучительных,
 а они не спасли никого и нигде.
Ближних жизни лишая, что готовим себе мы?
Пьедесталы? Подстилку на глину могил?
Ведь из каждой могилы прорастают проблемы,
 и их больше, чем тех, кого век загубил.
А в прошедших веках мало ль пролито крови?
 Что она полила? Что на ней возросло?
Оглядишься вокруг – ничегошеньки, кроме
 беззастенчиво лживых бессовестных слов.
Генералов мы холим, агрономов неволим;
 трактористу даём – только б он не сбежал.
Не пшеничным, а ратным гордимся мы полем,
а игрушкой для сына наган да кинжал...
Войны... войны...
Забыть бы поля куликовы
да «поляну накрыть» в пол-земли шириной
 и забыть о фуражках под цвет васильковый,
 что недавно глумились над целой страной.

Может быть и простят неразумных пришельцы,
обнаружив сознанья нормальный росток,
и слегка приоткроют сокрытую дверцу
без привычной всем ржавчины «запад – восток».
И другие поляны накроет планета:
 в четверть африки или бразилии в пол...
 и не станут юлить языками поэты,
а премьеры и шейхи сыграют в футбол.
Только вряд ли –
наследие неодолимо, –
 все забыли о том, что земля неделима,
 но сегодня скала средь пустынного моря –
 это символ уже беспокойства и горя.
Но ведь люди есть люди и беснуется правда
там, где людям привиты понятия прайда.
Тупик очевиден, но кто его видит? –
Пришелец, конечно, который не виден.
Который, чтоб нашу планету спасти,
способен с неё нас метлою смести
гумусом новым её оснастить,
 проветрить и новых приматов взрастить.
Сомкнётся ещё один жизни виток
и будет поставлена жирная точка;
и впишется первая чистая строчка
в другой мирозданья листок.
Века проползут и в разведочной шахте
в новом Загайново  или Кумахте   
горняк извлечёт из породы вещицу
 и будет на эту вещицу дивиться.
Потом отдадут ту находку учённым,
 успевшим привыкнуть к вещам золочёным.
Те даже обнюхают странную штуку,
надевши перчатку на нежную руку.
Пройдёт ещё много неспешных веков,
к той «штуке» в музее тропа проторится
и люди всё будут дивиться, дивиться,
любуясь забытой винтовки курком.
                ***
                ПЕРВЫЙ КОНСЕРВАТОР
               
                Неандерталец  жил угрюмо.
 Живот то полон был, то пуст.
И он с трудом ворочал думу,
 Аж слышен был извилин хруст.
Неандерталочка пугливо
 Лишь наблюдала за божком,
А у того вздымалась грива
И ныла грудь от кулаков...
– Зачем мне эти все напасти?
Куда он гонит нас, куда?
Я разорву его на части –
Подать мне Дарвина сюда!
 Я не хочу быть голой жабой!
 Я волосатым быть хочу!
Мне в государственном масштабе
Ворочать мысль не по плечу.
Мне по душе палеолит:
Полно зверей, хватает солнца,
И у меня душа болит
Лишь от того, что предстоит
 Стать недоумком-кроманьонцем. 
Но – человеком! – Ни-ког-да!
На кой сдалась мне эта кара –
Ждать целый день у самовара,
 Когда из труб пойдет вода...
Чтоб независимый примат,
 Каким являюсь я с рожденья,
Которому сам черт не брат,
Зависим был от угожденья
 Каким-то жадным паукам,
Прибравшим хитростью к рукам
Мои охотничьи угодья?
 Нет!
 Не бывать тому! –
 И поднял над головою две руки,
 Которым припасла природа
 Для поумненья рудники.
В своем неведеньи приматном
 Не знал того, что быть ему
 Придется даже демократом,
 Хоть это и не по уму.
Не ведал он, что позабудет
Свою пещеру, рык и рев
И то, что, чудом выйдя в люди,
Назначит сам себя царем...
***

ШТРИХИ  ВРЕМЕНИ
   
День с веком не сверяется, -
он просто повторяется:
плачем утренним младенца,
чаем обжигающим,
завереньем управленца
многообещающим;
мощным взрывом,
общим горем,
болтовнёй властителей;
беззакония раздольем
правоохранителей.

     День с веком не сверяется.
он просто повторяется.
Дню плевать что век  другой
подсобрал нулей. -
Виснет  радуга дугой
над бедой полей.

Чудо - арка это вход
в мир естественных хлопот,
в мир питающих корней,
вредных корневищ,
в мир сменяющихся дней,
радующих жизнь.

    День с веком не сверяется,
да вот теперь пришлось, -
ненужное внедряется,
будто в горло кость:

На работе спор и дома,
в шоке матери, отцы,
в школе учат как кондомы
надевать на огурцы!

Оборзевшая Лолита,
выполняя спецзаказ,
изобилье целлюлита
выставляет напоказ.
,
    День веку удивляется:
утратив тет-а-тет,
спешно разгоняется
генералитет.

Где-то кто-то бесится,
воли пережрав.
Не успел повеситься -
довершит минздрав.

Люди кочевые
объявились вновь, -
девки "плечевые"
продают любовь.

Ваучеры, диллеры,
сауны да киллеры,
Ловкие мавроди --
всё в одном народе.

Лишь почившие в разборках,
спят смиренно на пригорках.


Разобравшись с Ильчём,
поостыли люди.
Доживает Горбачёв
мерзкий век Иудин.

Кто-то Сталина порой,
нет-нет, да помянет,
на кнуте держался строй,
подпирая пряник.

Стало всё наоборот, -
полегчало дряни,
далеко не в каждый рот
попадает пряник.

   В вековой истории
пишутся мемории .

       Чутко держит новый строй
ушки на макушке,
разбросав по всей Руси
Банки-закидушки.

Не срослись мечты и  хлоп!
Ты уже в ловушке.

Новый строй своё берёт,
ярок, злачен, страшен,
ходко движется вперёд,
надвое окрашен.

Бизнес в тёмной стороне
скромненько тучнеет.
А на светлой стороне
стынет и бледнеет.

Стала Русь, как мир вокруг,
не к добру слоистой.
Потучнел чиновник вдруг,
что-то в нём не чисто...

 Сбрось, Фемида, с глаз кушак,
зашоривший очи, -
Ты увидишь как грешат
в мире полномочий.

Возврати и "зуб за зуб"
и "око за око"
и не прячь воровский зуд
за давностью срока.


О, Фемида, жрица права,
сколько ты "не тех" карала?
Сколько крови пролила,
лихо стряпая дела?

Образ жизни твой порочен,
а порой и странен:
«Вор в законе» твой платочек
в нагрудном кармане.

Виден всем -- тебе не стыдно:
Вор при всём народе,
посчитав тебя фригидной,
ходит на свободе!

И коррупция-старушка
кружева не вяжет. 
что ей вор шепнёт на ушко,
то тебе прикажет.

И исполнишь ты покорно
злой совет злодея,
о доходном зле бесспорном
всей душой радея.

    День с веком не сверяется, -
порою удивляется
и с катящей валом новью
как-то управляется.

Тут и мы,  его начинка,
смысл его и суть его,
напиваемся горчинкой,
исходящей от всего,

что не прошено, не званно,
властным шагом входит к тем,
кто, рассевшись по диванам,
ищет смыслы в духоте.

В доме газ. На плитке гречка
допревает с кетчупом;
пёс свернулся под крылечком,
кошке делать нечего.

Без эмоций оборвётся
лист  календаря;
дрёмой розовой нальётся
за окном заря.

День покорно всех приветит,
всем, чем сможет, наградит,
и, как прежде, не заметит,
чем мещанский дух чадит...
              ***
                Что ты, Теле, в самом деле

На экран глядящий косо,
На Фому   уже похож,
Озаботился вопросом
«Кто на телеполе вхож?»

Опасаясь, я не стану
Называть их имена, -
Все темнят, но, как ни странно,
Обожает их страна.

Ожидаю  мысли свежей,
Но в экранной суете
Вижу то же, вижу тех же
С нижепупным декольте.

Надоев, не будоражит               
Мои чувства теленю,
Понимаю смрадом вражьим
Мельтешащую херню.

Телешоу, словно шоры,
У людей сужает взор
И народ не видит вора,
Потому что шорит вор.

Уворованное делят
Важный чин и нувориш.
Что ты, Теле, в самом деле,
И кого из нас кроишь?
    ***
                Худо людям  без вождя,
         вождь народ сближает.
Что вожди ни учудят,
мы не возражаем.
Всё нам впору, в самый раз,
рады всякой нови,
а когда обманут нас -
только хмурим брови,
да обещанного ждём, -
год ли, век, не важно.
Важно то, что за вождём
следуем отважно.
А куда он заведёт -
времечко покажет,
когда честно подведёт
счёт тем, кто поляжет.         
                ***
                В России открылся сезон обещаний

О них обжигались
Не раз и не два,
 Они разорили Империю, -
Обещания,  это
Не просто слова,
В них  ключик к людскому доверию.
Обещаем и мы,
Обещают и нам, -
Дурная меж нами привычка.
 Есть странность одна, -
 Она не видна:
Это для власти  отмычка.
Души-сейфы людей
Открывая легко,
 К власти безудержно рвутся.
Мы, «Горби » поверив,
ушли далеко,
 Обратно уже не вернуться.
 За ним и другие,
Почин подхватив,
Друг друга сживая со свету,
Подкрасят словами поблекший мотив
И напрягают планету.
Посулами сыты
И я и сосед,
Как и соседи соседей.
Товарищ читатель,
Вниманья прошу:
И слова здесь нет
Про «медведей».
        ***

                ИЗУЧАЙТЕ!

Посетители, клиенты, пациенты –
Все, кто платит, или будет, алименты,
Эти строки вытекают из-под ленты
По велению текущего момента.

Вы из тех, кто как-то может жить без ренты;
Вам посмертно не поставят монументы,
Но без вас, как стройка века – без цемента,
Те, кто рвётся безоглядно в президенты.

Вы не ездите ни в Ниццы , ни в Сорренты  –
Куда надо, вас везут в вагонах менты,
Чтоб, когда уже вас впишут в «элементы»,
Вас помиловали ваши президенты.

А до этого, как злого оппонента,
Вас в природе просто нет для президента.
Потому-то до последнего момента
До печёнок изучайте претендента!
                ***
     Содрогается мир от свершённых когда-то ошибок
И неверных прогнозов мудрецов от мамоны,
и угодных мамоне льстецов,
А российский мужик поснимал все примочки с ушибов
И не прячет от мира напряжённое мыслью лицо.
    Господа депутаты,
Внешний мир не везде нам враждебен.
И не все нам желают почивать на победных венках.
Но везде есть народ. А народ, - это мольбы о хлебе;
Это боли в спине и усталость в ногах и руках.
Тем же самым все мы озабоченны с первого вдоха
До последнего выдоха. Честно сказать, – в большинстве.
И рождается мысль, что теперь то уж было б неплохо
Поделить так улыбки, чтоб достались не только Москве.
    Чтоб и в нашем селе в лицах хмурости чуть поубавилось,
Приподняв ость бровей над задумчивой глубью очей;
Чтоб уста перед Ликом не шептали с надеждой «…избави нас…»
И пришло в норму время бесконечных от мыслей ночей.
    Не избавить людей от скопившейся в теле усталости.
Но ведь можно уменьшить
   гнёт,
вносимый сегодняшним днём!
Или это – утопия утомлённой беспомощной старости,
Закалённой террором, надеждой, нуждой, артогнём?
Но и поросль народа с оптимизмом кой-где не столкуется
И не может никак притереться к шершавым местам…

      Господа депутаты,
Вы в широком понятии - кузница.
Но, сдаётся, у вас иногда наковальня пуста.
По чему – не понять – вы словесной кувалдой колотите,
Если ваши поковки превращаются тут же в дворцы
На чужих берегах, и весь год загорают  животики
Тех, кто как-то успел спрятать в воду лихие концы…
    Господа депутаты,
Призывать вас к чему-то, - безделица, -
Пусть зовут вас сердца,
         отстояв,
сохранить вашу честь
В тех вертепах, где всё,
по каким-то пропорциям, делится.
И порой вспоминайте, что и мы,
 пусть не рядом,
но есть.
***
                ВНУКУ
Чтоб жизнь текла бесхлопотно и слаженно,
чтоб не просить прощения у дня,
старайся быть не битым и не глаженным,
только себя в несчастиях виня.

И не пытайся отвратить затмение
сознания сошедшего с ума;
и блажь свою не путай со стремлением
добром заполнить чьи-то закрома.

Не всё добро добром же возвращается.
Это у зла обычай есть такой.
Не редко беды от того случаются,
что их рождают щедрою рукой.

Но и не жадничай над горем убиенным.
Бывает, что достаточно двух слов,
чтоб явный образ огненной геенны
от взора страстотерпца отнесло.

Помни всегда: в "заслуженной награде"
таится часто чувство должника,
и, псевдодолга призрачного ради,
ты можешь стать слугою варнака.
                ***
 Чем измерить счастье? Какой единицей?
 Может быть, что это наши с вами лица
С шириной улыбок, ярким  блеском глаз?
Чем измерить счастье, спрашиваю вас?

Изобильем «нала»? Марками авто?
«Крышей» криминала? Златозубым ртом?
Может быть – экзотикой джунглевых дорог? –
Счастье измеряется снами без тревог,

Когда в дверь прикладами ночью не стучат;
Когда псы дворовые до утра молчат;
Когда только звёзды смотрят к нам в окно,
Пока отдыхаем  от телекино.

Ночи без тревоги. Без тревоги дни. –
Ваши и, конечно же, вашей всей родни.
Счастье есть уверенность в том, что к вам в жильё
В час ночной не вломится власть или жульё.

Если счастье прячете – ночь изобличит.
Время – уже заполночь, а кобель молчит!

                ***

К моей жизни слово краткое

Знаю, можно жить и в стае,
если жить, любя.
Только как себя заставить
полюбить Тебя?
Примиряюсь, соглашаюсь
с тем, что ты велишь.
Смалодушничаю: каюсь,
над собою издеваюсь…
как себя простишь?
От того, что где-то гавкну,
мир и не чихнёт.
Наживёшь на сердце вавку,
кто тебя поймёт?
Разве только баламутом
люди назовут.
Баламуты-ж, почему-то,
сладко не живут.
Да и тихоньким - не слаще, -
что ни день - кутья.
Отложили в долгий ящик
качество житья.
Ну, а там, где его нету,
жизнь и не влечёт.
А когда сживут со свету, -
воздадут почёт.
Даже выделят для тризны
толику рублей...
Если-б это, да при жизни, -
было-б веселей.

Где-б несчастье ни случилось,
в нём виновен я...
Плохо, Жизнь, у нас сложились
отношения.,
Ты хозяйкой властной лезла
в личные дела
и любовь к Тебе исчезла.
А была. Была!
Не забыл я дней восторга,
был любви дурман.
В атмосфере душной торга
не наглел обман.
Мир доверчив был и светел.
Но пришлось взрослеть,
ведь при новом этом свете
можно охренеть.
День иной приходит ярко, -
свет аж гнёт окно,
но назвать его подарком
за-
      трудни-
                тельно!
Он несёт такие вести,
столько разных бед...
А попы младенцев крестят
и внушают бред.
Мол, дадут тебе по роже,
не ищи, где лом.
Христиане карой божьей
борятся со злом.
Получил?  Уймись, принишкни,
с миром помирай.
За свои земные шишки
обретёшь ты рай.
Не ярись, пекись о хлебе
для любимых чад.
А обидчику на небе
уготован ад.
Вот где он поймёт, негодник,
то, что не был прав.
Неизбежный суд господний
не таких карал!

- Всё?
            - Да, всё. На этом - баста!
- Ну, а как же мир земной?
- За проделки педерастов
он накажется войной.
         ***
                МОНОЛОГ СТАРОГО ПЕТУХА

Когда я был подброшен в инкубатор
К таким же бестолковым петушкам,
Всех петушиных дел Администратор
 Прибрал и мою душеньку к рукам.
Мы по звонку бежали на прогулку;
К поилкам устремлялись по звонку.
И этим же манером в зале гулком
 Учились выводить «Ку-ка-ре-ку».
Пришла пора и гребни покраснели.
Серёжки стали в колер гребешкам.
Мы стройно «кукареку» зазвенели
На радость поохрипшим старикам.
Быть может, я свой век на осмеянье
Своим признаньем честным обреку,
 Но после одного из Указаний
 Мы стали петь одно только «...ре-ку!».
А если кто, забывшись, крикнет «Ку-ка...» –
 Синели тут же наши гребешки, –
Ждала его заслуженная скука
На дальней птицеферме «Соловки».
Но время шло и что-то в нём менялось,
 И подвело все птичники к поре,
 Когда нам настоятельно вменялось
Выбрасывать враждебное «...ка-ре...».
Шептались ветераны по насестам
И лапки их тянулись к гребешку,
Когда в урочный час и повсеместно
 Гудело разрешённое «Ку-ку!».
Зато теперь у нас права абреков. –
 Нам объявили громко во дворе:
«Желающие могут кукарекать,
Не опасаясь, вплоть до «Ку-ка-ре!».
                ***
      Купите у меня стихи!

      Тузы, купите у меня стихи.
Как так -  "зачем"? -  Чтобы со мною спорить.
Нехорошо,
               когда глаголят лишь верхи,
низам оставив право, им же, вторить.
И у низов найдётся что сказать.
И не всегда, как говорят, - "по шерсти".
По шерсти, - это то же, что лизать
 окрестности разгрузочных отверстий.
      Отсутствует сей навык у низов!
Это в верхах, - обычное занятие,
ради того, чтоб выбиться в приятели
иль стать шестёркой верной у Тузов.
      Ну, спорьте же! Скажите, что не так
у вас шагают по карьерным лестницам,
и что Тузы, которые в летах,
дарят вниманье вовсе не ровесницам.

     Купите мои бедные стишки, -
они помогут вам с пути не сбиться,
толчок дадут в час нужный спохватиться
и, посчитав разбитые горшки,
на самом роковом остановиться.

     Купите же, не жмитесь, как Гобсек, -
у вас уже всего полно в заначке!
Купите - и обставите вы всех,
кому,  вчера ещё, несли подачки.

     Мужики,
               купите у меня стихи!
Я знаю, вы практичны, как машины,
Но иногда полезно для мужчины
подумать, сев подальше от сохи:
о том, о сём,  чем держится ваш дом,
о нескладухах, что в семью проникли;
о том, как личным праведным судом
поправить что-то в ежегодном цикле;
как приохотить сыновей к сохе,
чем удержать от зова моды дочку... -
Об этом тоже вы найдёте строчку
в моём незашифрованном стихе.

Нужно, всего лишь, у меня купить
в скромной одёжке тоненькую книжку. -
В ней вы найдёте всё, кроме излишков,
за кои следует поэта утопить.

     Впрочем, поэтов топят и без них, -
Для этого находят недостатки.
А где их нет? - Найдут - и взятки гладки:
мол, графоман или обычный псих…
***
Stihi.ru,   Proza.ru,  –
Всё, что есть в них, соберу
И, душою ойкнув,
Брошу на помойку.

Суета и толки
Отойдут без муки,
Что ещё  на полке --
Растранжирят  внуки

Нагрешивший много
Графоманским ГОСТом,
Встану перед Богом
Не Толстым, а толстым.

Значит, что? – Всё ясно, -
Зря людей заботил.
Если вы  согласны,
То и я  не против.
***
          Из записей на полях
            1
    Есть к «Cчастливой старости» вопрос:
Старость – в наличии, со счастьем неувязка.
И кто-то думает:  «Быть может, не дорос?»,
А кто-то убедился: - «Это сказка».

       2
Куда ни ткнёшься, кругом стена.
Все равнодушны до безобразия,
И посылают конкретно НА…
Вот и придумали эвтаназию.

                3

Слишком  ловких в Думе перед входом
Ожидают «ведьмины мосты», -
Под фанфары «выйдешь из народа»
И …   «Добро пожаловать в «Кресты»!
***
    Очень подло в законотворении
Ставить точки вместо запятой
И бороться яростно с курением,
Чтобы не бороться с нищетой.
***

Никому и никого не жалко, -
И, похоже, скоро на Руси
Расторопных скорбных катафалков
Станет втрое больше, чем  такси.
5

Извините того, кто ошибся,
у него есть возможность исправиться.
Но закон с человечностью сшибся,
ему люто наказывать нравится.
                ВЕТЕРАНСКОЕ

                Я в футуристы уже не гожусь.
Не гожусь в футуристы и баста!
Ни на себя я уже не тружусь,
Ни на благо воскресшей касты.
В иные моменты ворчу – не ропщу,
 Когда применяю кавычки,
Зная повадки улыбчивых щук
И хищные их привычки.
Слышу я ропщущих слабенький писк.
 Но что в их пустом пищании? –
А громче рявкнуть, – изрядный риск
С намёком на завещание
       Пустое! Истает сомнений дурман
И будет всё так, как было:
О правде причёсанный старый обман
Будет заботиться мило.

Нет, футурист из меня никакой, –
Я этим добром объелся.
В душе несогласье, а в сердце – покой, –
 Я с терапевтами спелся.
***
                НЕДОЛЕТ-ПЕРЕЛЕТ

  Не люблю мельканье лиц и дней, –
Мне, почему-то, статика  милей.
 А то, что мне грядущее сулит,
 Вряд ли ко мне когда-то долетит.
Я не юнец и жизнь познал вполне.
 Я попадал частенько в переплёт
И блага те, что полагались мне,
Не доносил коварный недолёт.
И я привык довольствоваться тем,
Что оставляло для меня «вчера»,
 И даже рад был мелкой суете
Изрядно захиревшего двора.
Мелким живя, как гражданин, мельчал;
При недолётах, как и все, молчал
 И не замелил, как случилось что-то
 И новый век начался с перелётов.
                ***
Я живу на земле, что пизанскому чуду подобно,
 И не знаю, каким будет первый упавший кирпич.
И от этого мне некомфортно, и жить неудобно,
И глупее, порой, чем не вовремя сказанный спич.
Я живу на земле, счастьем петой, несчастьем проклятой;
 Растерявшей в веках самых лучших своих сыновей;
 На суровой земле, неприкаянной и необъятной,
Где за стылой зимой часто гонится злой суховей.
Я живу на земле, где жестокою властью безмозглой
 Можно Бога распять изуверски на первом кресте;
Где взахлёб можно петь боль и стон лихолетий промозглых,
 Честь свою растеряв и трусливой душой опустев.
Я живу на земле, где всё больше безумствует разум
 И не служит почти воплощению умных идей.
 Вижу кровь, нищету да растущих уродцев маразма,
 Да великий разброд в раскоряченных мыслях людей...
***                1990г.

                О «ПОЛТИННИКАХ»

Живём, сменяя спешку ленцой,
 Из половинок состоя:
Полуудмурты, полуненцы
И полуукраинец я.
И под одною божьей крышей
Мы суетой своей грешим,
И я хочу, чтоб Бог услышал
 Боль, жизнью сдвоенной, души.
Мне любы обе половины,
 Ибо они – отец и мать,
Я русский с мовой Украины
С пелёнок начал понимать.
Какого ж поля я отава,
Чей я колчан и сагайдак,
 Когда прародина – Полтава,
А родина – аул Чандак?
К чему все эти тары-бары
Завёл я в наш тревожный век? –
 Не знаю, брат полутатарин,
Не знаю, брат полуузбек.
Вот только очень беспокоит,
Когда встречаюсь иногда
Со взглядом вовсе не изгоя
В российских наших городах.
Вдруг промелькнёт презренье в узких.
Недоброй прорези, глазах –
И думаешь: он полурусский,
Как я, или полуказах?
Добавь национальной дряни
На половиночку одну –
И неславяне и славяне
Пойдём в душе своей ко дну.
Пойдём, сменяя спешкой ленцу,
Из половинок состоя:
Полугрузины, полунемцы
И полухренктознает я.
***
                ДРУГУ

Ты знаешь прекрасно, – тебе я не враг
 И повода нет, чтоб взаимно озлиться.
 Не дай тебе Боже скатиться в овраг,
 Когда над тобою гроза разразится.
Мы знали не мало поклёпов и врак,
 Дающим основу житейской науке
. Дай тебе Боже скатиться в овраг,
Когда по тебе саданут из базуки.
Ты, знаю, не любишь сидеть взаперти, –
 Дороги дают вдохновенные строки.
 Дай тебе Боже овраг обойти,
В котором ревут грязевые потоки

Отмщенье друзьям
   
Поздравлен с посвященьем в старики
и не могу остаться не отмщённым. -
Пусть будут дни друзей  всегда легки,
и каждый день бедой не отягчённым.
Желаю неба с голубой луной,
с предчувствием удачи - пробуждений,
ночных у колыбели чутких бдений
над хрупким сном кровиночки родной.
Пусть будет в вашем доме мир и лад,
у дома, - вертоград, разящий многоцветьем.
И пусть приумножается ваш клад
из радостных мгновений многолетья!
      Души друзей, как близнецы, похожи.
Не много вас,  но тем вы и дороже.
                ***
                ВЕЧНО МОЛОДАЯ РУСЬ

Нашей земле постареть не показано, –
 Так уж сложилась судьба.
Она с обновленьями намертво связана,
 как с госпожою раба.
 Запад завистливый всё  удивляется,
злится, завидует ей, –
Век ли пройдёт – и она обновляется,
Кровью умывшись своей.
Как и в века, нами полузабытые,
Терпит залётную гнусь
Вновь обновлённая,
Вдаль устремлённая,
 Непостижимая Русь.
***
 О, неохватный Вавилон,
Жующий, алчущий, рычащий,
 Себе на горе состоящий
Из хворых глупостью племен.
В себя же впившийся вампир,
 Ударившийся в пляску Витта ,
Слезами горькими омытый,
Прерви губительный свой пир.
 Ты не насытишься собой,
 Не обретешь при этом силы, –
 Ты припадешь к стопам России,
Но с запоздалою мольбой.
      О, неохватный Вавилон,
Жующий, алчущий, рычащий,
Что в самоедстве ты обрящешь,
Неся всему, что есть, урон?
Тебе дарован целый свет,
 Но ты пленен самим собою.
Какой же смысл бросаться с боем
 Туда, где будущего нет?
      Себя убившего урода
 Не воскрешают ни природа,
Ни смена тягостных времен.
 Что ты от гибели обрящешь,
 Себе на горе состоящий
 Из хворых глупостью племен?
      В себя же впившийся вампир,
Ударившийся в пляску Витта,
Перед тобой огромный мир,
 Пути в который не открыты.
 Найди же их и покажи
 Тем, кто избрал себе ножи,
Как средство, чтобы проложить
Себе дорогу в невозвратность,
И поразись величиной
Своей непрочности земной.
      Свет – не копейка, мир – не тир,
Всесильный разум не для пыток.
Слезами горькими омытый,
 Прерви губительный свой пир.
Ты не насытишься собой,
Не обретешь при этом силы –
Всегда творящего разбой
 Забвенье в Тартар  уносило.
     Себя бездумно истребив,
Устлав печальный путь гробами,
 Ты тщетно будешь биться лбами
 О здравом смысле воскорбев.
     Когда с вершины зла ты снидешь
 Утратив алчность, и увидишь
Бездонный Тартар пред собой,
 То, поумнев, но обессилев,
Ты припадешь к стопам России,
Но – с запоздавшею мольбой.
     ***

                МЫ – РУССКИЕ ЛЮДИ

Как же мы счастливы, русские люди,
Тем, что у нас есть могучие груди,
 Которые храбро навстречу врагу
 Мы выставляем через «не могу».
«И через могу», и «Любою ценой»
Шагаем в кровавых веках со страной
И тащим, злодейку-судьбу матеря,
Бардак государственный и лагеря.
И этим гордимся, напыживши груди, –
Ведь мы же – не кто-то, а русские люди!
 В нас много особинок, кол им в ребро.
А главная в том, что творим мы добро.
Всем без разбора, кто рядом захнычет
 И, чуть оклемавшись, нас дурнями кличет
И даже – врагами. Что может быть краше
 Для злыдней, чем эта особинка наша?..
          ***
             
РЕФОРМА

Правил таёжной страной Геркулес.
Была в ней большая контора «Главлес»,
Умевшая счастьем своим дорожить,
Да вот, Геркулес приказал долго жить.

Поминки ещё не закончились, вдруг,
В «Главлесе» возникла контора «Главбук».
За нею: «Главдуб», «Главсосна» и «Главпень» .
Конторы рождались по-нескольку в день.

Писались отчёты за кипою кипа.
Чтоб их узаконить, возникла «Главлипа».
Процесс завершился.
И Главку уместны
хвалебные Оды начальников Трестов.

Но время идёт.
Чтоб убрать всюду тень,
Расширили втрое контору «Главпень».
                ***
                СОВРЕМЕНИКУ  SAPIENSU

Если вокруг не видишь красоты
И не приемлет слух твой благозвучья,
Ты вправе мять и даже рвать цветы,
И лес губить, оставив внукам сучья;
Стрелять во всё, что вздумает вспорхнуть,
Душить по норам всё, что в них таится,
Тогда ты сможешь отдохнуть
И тишиною насладиться.

А если ты не любишь и воды,
Пруды сушить не надо торопиться.
Ибо ты скоро от такой беды
Захочешь утопиться.
***

Отродясь порядок в моде! -
Солнце - Мира Государь,
когда вечером заходит,
то уносит свой фонарь.
Выпадают тут же росы,
а зимой живое - в лёд! -
Даже штаб единоросов
вспять его не завернёт.
Даже при капээсэсе -
уж на  что режим был строг -
уходить в чужие веси
запретить никто  не мог.
И Оно, Светило наше,
против партии греша,
помахав лучами Раше,
согревать спешило США.
Очевидную неверность,
зубы сжав, сносила власть,
хоть могла бы с неба свергнуть,
да рука не поднялась.
Где-то что-то не срасталось.
Знать идея подвела...
Власть с могуществом рассталась
и в историю ушла.
Солнце ходит тем же небом.
Держит тот же вечный курс,
видя как свирепым НЭПом
перекраивают Русь.

Видит Солнце при восходе
На земных "светилах" нимб.
А порядка нет в народе,
хоть поётся  тот же Гимн.
                ***

               
                Живём в комарином краю
                и лучшей судьбы не хотим.
                Мы любим палатку свою, -
                родную сестру бригантин."
                Шлягер романтиков советской поры.

Пришла пора оспорить форму Шара.  -
Двуногий непоседа доказал
никчемность представлений обветшалых.
Не верите?  Сходите на вокзал.
       Земля имеет формы чемодана,
контейнера, баула, сундука,
роскошного японского седана,
а где-то и  простого узелка.
     Запретов нет. Любой  каприз приемлем
для недовольных планами судьбы,
и без труда сверзаются на землю
летающие братские гробы.
     И ни  c o v  i d ,  со всей ужасной новью,
ни самый жесточайший  к а р а н т и н
как и во все века, не остановят
страдальцев романтичных бригантин.
        ***
Нет нужды догонять, если враг убежал, –
 он уже угрожать вам не может.
Ну, а если вам ствол кто-то к горлу прижал, –
 тут уже вам никто не поможет.
Тут уж нужно, не медля, решать самому:
 умирать или нет, – дело вкуса.
Можно ведь принести неприятность врагу,
если только не праздновать труса.
 Кто-то на Сахалин вас упорно зовёт.
Мол, богатая ныне путина.
Кто с мозгами в ладу, тот, конечно, поймёт,
как не стать знаменитым кретином.
Кто-то вам стопроцентный доход обещал,
 что для прибыли очень не плохо.
Но ведь он вам при этом и не запрещал
становиться законченным лохом.
Кто-то встречу назначил вам в тёмном углу.
Предложенью не следуйте тупо.
Ведь не трудно понять, если только не глуп:
 Можно стать неопознанным трупом.
 Если эти советы вам жизнь сберегли
и вы ринулись тут же жениться,
знайте: много женатых ответ не нашли:
утопиться или удавиться?
Сей вопрос вам придётся решать самому,
 если в счастье семейном зашился.
 Лично я, например, до сих пор не пойму,
 почему ни на что не решился?
***
Такая вот сложилась нескладуха

Ни чем заметным путь мой не отмечен, -
в «психушке»  не был, не «сидел» в тюрьме,
от водки и наркотиков не лечен,
мятежных мыслей не держал в уме,
и потерял прекрасную возможность
с десяток лет прожить на Колыме.

Ну, что за жизнь? - Повырастали дети;
жена состарилась; поразбрелись друзья...
Уже в другое перешли столетье,
и выпить мне уже ни с кем нельзя.

И тут жена родная ни при чём, -
Сей приговор мне оглашён врачом.

Но шепчет Змий, дыша горячим в ухо,
- Врача не слушай, главное, - старуха.-
Такая вот сложилась нескладуха
        ***
 МЫСЛИ, РОДИВШИЕСЯ В МАГАЗИНЕ "МАРИЯ РА"
 
Вот они, уставшие, больные –
бывшие свинарки, пастухи, –
покупают косточки свиные,
искупая прежние грехи.
Горестно смотреть на утомлённых.
Но не солнцем. Солнце для других:
сединой ещё не убеленных,
 собственников «тачек» дорогих.
 У счастливцев ладно получилось, –
 пощадили волны перемен.
 Даже их младенцы научились
не коверкать слово «бизнесмен».
Юноши поймали носом ветер,
на соображалку налегли,
заявили папам, мол, не дети
и – бегом подальше от земли.
Кто-то лихо выбился в министры,
 кто-то стройкой стал руководить,
а Егор вернулся в дом юристом.
 Только стало некого судить.
 Вор успел пробиться в депутаты,
бизнесменом стал авантюрист,
 Ванька-хулиган погиб солдатом.
 И вздохнул от благости юрист.
Все во всём и от всего свободны,
все с правами частного лица:
делай всё, что душеньке угодно!
 Вот и ловят «лохов» на живца.
И Егор от благости добреет:
«лох» подаст, и жулик отстегнёт.
За свободу жизни не жалеют,
хоть она иной раз и не мёд.
Наш Егор не пашет и не сеет,
Не готовит на зиму сенцо.
 Он законно может и умеет
уводить от кары подлецов.
 Или подводить.
Тут нет секретов,
 что – кому.
 Судья ли, адвокат,
 видят, по проверенным приметам,
 кому в рай дорога, кому в ад.
Ведь не зря статьи законов «дышлом»
 окрестили наши праотцы.
Вот и сердюковщина неслышно
 прячет в них позорные концы.
Пацану, что стибрил у торговки,
 по нужде, горячий пирожок,
справедливый суд без оговорки,
с пылу, с жару, присобачил срок.
 Да и то, чего бы стал он медлить,
скромной частной собственности страж,
 меж рублём и совестью посредник
и гроза пятирублёвых краж...
А Егор наш, не смотря что зелен,
в знании лазеек мелковат,
 взялся защищать в суде Емелю,
заявив себя, как адвокат.
 Иск простой, – не оплатил ответчик
заготовку и доставку дров.
 Вот отрывок скорбной щучьей речи,
 чтоб вердикт был честен и суров:
 «Я все дни трудилась что есть силы:
и колола, и переносила,
как по струнке, в штабель всё сложила
и, к несчастью, повредила жилы».
В конце речи, улыбнувшись мило,
от больницы справку приложила.
Справку секретарша огласила:
«Грыжа, геморрой, упадок силы
по причине тяжкого труда».
Эта новость мигом подкосила
вечные сомнения суда.
А Егор наш был предельно чёток:
«Несерьёзно основанье спора, –
 нет работы сделаной учёта!
Так же, я не вижу договора.
 Все слова истицы Щуки лживы!
Что до справки, то известно мне,
что она, погнавшись за наживой,
два часа металась на блесне.
А ответчик сам в лесу трудился.
И сама работала пила.
Лес на сани сам собой грузился.
сани сами мчались вдоль села.
Есть свидетель, – господин Бывалый.
Это на его стальном крючке
Щука то ныряла, то всплывала,
чтоб не успокоиться в сачке.
И удачно сорвалась.
Вот вкратце,
то, что стало темой для суда.
Никаких плутовке компенсаций,
 Ложного  морального вреда!»
И – ура!
Емеля бросил шапку
ветхую в судейский потолок
 и, схватив защитника в охапку,
 с радостью куда-то уволок.
Что там было дальше – не известно.
 Может, даже выпить довелось.
 Ну так что? Законно и уместно, –
первое сраженье удалось!
Щука же, из скудости извечной,
никого себе не наняла,
и, хоть иск её был безупречным,
 из суда дурёхой уплыла.
Так вот «первый блин» не вышел комом.
Если кто кирпич в меня метнёт,
знает пусть: теперь юрист знакомый
за моей оградою живёт.
Он теперь у нас «Егор Ефимыч».
 Лёгок на ногу, весьма красноречив.
Сколотил себе не хилый имидж
и местечко в банке получил.
Он, весьма успешно, отбивает
 жалобы всех щук и пескарей,
и усталость от трудов смывает
в волнах экзотических морей.
Не свинарь он, и пахать не может,
 но сегодня он в такой чести,
что охота дать ему по роже, –
 за измену, Господи, прости…
***
                ДЕРЕВЕНЬКА МОЯ


Помнится, геранью, а не шторками,
Прикрывалось таинство окна.
И не нарушалася вечёрками
Стойкая степная тишина.

Уплывали песни за околицу,
Звёзды щедро проливали свет,
И не очень торопились в горницу
Ни влюблённый юноша, ни дед.

Сообщались души с мирозданием,
с волшебством загадочных зарниц,
И почти забытые предания
Я из уст ловил – не из страниц.

Навевало то полынной горечью,
То примятым где-то чабрецом…
И у неба, сразу после полночи,
Розовело тёплое лицо…

Нынче неба нет – одни светильники.
Смог зарницей непреодолим.
Накупили люди холодильников
И примёрзли незаметно к ним.

Всяческих оград чересполосица…
Тишина, безлюдье…  В тишине
Очумело недоросли носятся
На трескучем импортном коне….

Тяжко от ночной байги  рискованной,
На кого всё это ни вали…
Стонет от резиною подкованных
Грудь расчеловеченной земли…
***
                МРАЧНАЯ ПАСТОРАЛЬ 2000-го года
 
Буйные космы травы причесав,
Ветер уснул над заросшим просёлком.
 Словно кукушка в забытых часах,
Зорьку вечернюю бьёт перепёлка.
Ласковый полог ночной тишины
Нежно окутал остатки деревни... –
 Лет через пять всё здесь скроют деревья,
 Не ощутив ни стыда, ни вины.
Тихий развал не рождает эмоций
 Ни у селян, ни у целой страны.
А в небесах перепишутся лоции
 Для НЛО и бродяжки-луны.
Ориентирами станут заросшие
Трассы, заведшие нас в никуда,
Спины сутулые, редкие лошади,
В серой хламиде нужда.
Пав на деревню смертельной петелькой,
 Душит нужда и сознанье, и плоть...
 Где-то «уакают» Стёпка с Емелькой...
 Если споются, храни нас, Господь.
***
   
      

                ДРЕВЛЯНЕ
                Не беда, что изопрели
Наши идолы в болотах –
Мы заметно повзрослели
И уже имеем что-то
 Из того, что и не снилось нашим пращурам лесным.
Жаль, что время обагрилось и у нас другие сны.
Мать древлянская Природа
Напасла для нас корней
Сотворивши нас народом
многочисленных кровей.
Наши девки – как талинки,
Как берёзки, как осинки.
И парней мы дарим щедро,
Наделяя статью кедра.
Всё у нас пошло от древа:
Божий Храм и крест могильный,
 Образок – Святая Дева,
Теремок на даче дивный,
Колыбель, потом – телега,
 На которой увезут...
А от дерева нам бегать
 заповедано – в грозу.
И, возможно, интересно
То, что кое-кто из нас
 Даже думает древесно,
 Взгромоздившись на Парнас.
      
        Почему-то ж нас относят
Чуть ли не к исчадьям адским,
 Хоть мы, собственно, не просим
Относиться к нам по-братски.
                Им ли с нами жить по-братски?
 Нам ли быть для них примером,
 Мечущимся залихватски
То из веры вон, то в веру?
Но мы лезем из древлянства
По костям царей, вождей
 Через тупость, через пьянство
И страдания детей.
Каждый рвётся до кормила.
Каждый тянет – кто куда...
 Улыбаются нам мило
Из-за моря господа.
Где собака тут зарыта?
Иль топор войны зарыт? –
 Нет. – До нашего корыта
Оказался путь открыт.
И зачмокали пришельцы,
Счастьем выпавши давясь
Паровоз на ржавых рельсах
Переплавили, смеясь.
Семимильные ботинки
 У проворных завелись,
А «талинки» да «осинки»
 К «Интуристу» подались.
Уж не третье ль поколенье,
 Оторвавшись от корней,
Кормят гидру преступлений
чистой юностью своей?
А тем часом коммунальный
 Дом опешивших древлян,
став в полоску социальным,
Расслоился – по слоям.
Но, пока, не возражает –
 Всех сравнял закон в правах.
 Да вот, что-то раздражает
 В бодрых строчках и словах –
Ярких, скользких, будто рыбки
В омозоленных руках,
И душа встаёт на дыбки:
«Не остаться б в дураках».
Но древляне всепрощливы
И обиды не копят.
Широки душой, как нивы,
Где хлеба свои растят.
 И накормят, и напоят,
 Если есть на то нужда.
 А приди не в гости, – с боем –
 Не сдадутся никогда!
Вся земля тому свидетель.
Но рождаются глупцы, –
Задираются, как дети.
А спроси, где их отцы
Растеряли прах и кости?
Кто в бою их одолел?
На каком лежат погосте?
 Не в древлянской ли земле?
Кто-то помнит. Кто-то злится, –
 Не достать, не укусить... –
Нечем яловым телиться.
Нечем лысому форсить..
А у нас сегодня модно
 Водку трескать на поляне.
Значит, Господу угодно,
Поелико мы – древляне.
***
                ЗАРНИЦА И ТРАКТОР

День отгорел, но кому-то не спится
 в поле алтайском. И злится зарница.
 По горизонту, моргая, юзит,
бурей пугает, грозою грозит.
А трактор спокойно урчит, – Да иди ты, –
из танка детали мои перелиты!
 Кого твой огнишко теперь напугает?
К тому же, в кабине танкист напевает.
 Под Курском погиб его папа танкист.
И сын стал танкистом. Теперь тракторист.
 У нас так от века ведётся, зарница.
Можешь напомнить о том загранице.
 А я вот загонку добью – и домой.
За белый денёк накопилась истома.
 Давай отправляйся и ты на покой.
Нечего зря полыхать по-пустому.
***
                Замкнутый круг
      
             Фельетон

Что такое «воды бережение»?
Это значит, - вода без движения.
Ну, а там, где вода без движения,
Средь людей возникает брожение.

                Где брожение, там и  вопросы:
«Почему не качают насосы?»,
А качают когда: «Почему же
средь зимы появляются лужи,
не смотря на Крещенские стужи?»

А земля промерзает всё глубже.
Ржавым трубам всё хуже и хуже. -
 Они больше народу не служат
И плюют на вопрос «Почему же?»

И приходит такая пора,
Когда куча проблем – на-гора!
То-есть, -  до Губер-на-то-ра!

Губернатор лоб не морщит,
Ибо он «Единорос».
Для него проблема эта, -
Государственный вопрос!-
Принимает блицрешенье
И – правительству  под нос!

И правительство согласно
Заявляет: «Спору нет!»,
И «Решенье» отправляет
В специальный комитет.

Комитет, без проволочки,
Ту бумагу – в сельсовет!
Ну, а там, где сельсовет,
Государства уже нет.

Там новое явление:
САМОУПРАВЛЕНИЕ!
У него одна надежда, -
На щучье веление.

       Вот когда дошли бы руки
До любой земной беды…
Да   откуда взяться щуке,
Если нет в селе воды?
             ***


 Зимними днями холодными хмурыми,
 Рядом с людьми – как в чащобе лесной,
 Парой деревьев, измотанных бурями,
 Ждём, по-привычке, весну за весной.
Ждём и на что-то надеемся. Надо ли? –
Долготерпенье – не лучший удел.
 Яблочки рядышком падали, падали
И раскатились – куда кто хотел.
Сколько ещё их, ветрами развеянных,
с нашими вместе от дома вдали
 Жгнут-пожинают вдали  незасеянной
 Зыбкой удачи рубли?
Время меняет без устали вечное –
 Без сожаленья стыда и вины.
 Мы – как деревья, а где человечное,
То, чему не было сроду цены?..
***

 Эх, ворОны-вОроны,
Вам зима – не мать.
Но родную сторону
Жаль вам покидать.
Всё переживаете
Вместе с ней, родной.
Здесь и умираете
В непогодь и зной.
В небе незаладится –
Тут же клином свет. –
Никакой в нас разницы,
хоть и сходства нет.
***
Новый век нас ведёт от беды,
да вот, старый - оставил фалды .
Наступаем на них, матерясь,
а они пострашнее, чем грязь.
На банановой корке упал, -
отряхнулся и дальше пошёл.
А вот, кто на фалды наступал,
тот дороги другой не нашёл.

Та же тяпка, лопата всё та-ж;
те же грабли, мешки, поясница;
тот же первый наземный этаж,
лебеда, бодяки да щирица.

Перед сном телевизор соврет,
что ни будь, подсластив прибауткой,
а потом Лепс ужасный "споёт",
и в избушке становится жутко.

Утром - Дай, бог, дождя! - огород,
те же тяпка, лопата и лейка, -
то, чем держится сельский народ,
зная цену блудливым копейкам.
***
,

Ах,  какая погода! Это ж чудо-погода!
для "нормальных людей" и простого народа...
Для простого народа
и такая погода?!
Так ведь может вконец разориться природа!
А потом будет что? А потом будет как?
Ну, а если планету
Окутает мрак? –
Это ж бедствие,
Это – к чертям все курорты!
И закроются сразу все аэропорты!
Да, похоже, настала такая пора
И придётся урезать народу погоду:
День в неделю или сразу два дня в полгода.
 В Думе эта реформа пройдёт на ура.
Ибо этот проект не содержит вражды.
 У простого народа не вижу нужды
По курортам мотаться. Им надо трудиться,
Чтобы в провал нищеты не скатиться.
И покорится закону Природа.
 Как бы к нам  в Лондон такую погоду
 Перевести, да вот, банков таких
Не учредили ещё знатоки.
Что ж, подождём,
Поживём под дождём,
 Хоть и лукав альбионский туман, –
 В нём затаился коварный обман.
А дома в России такая погода!
И для кого? Для простого народа...
 Ему-то такая погода к чему бы?
 Вредно народу раскатывать губы.
В первую очередь вредно для нас, –
 Новых калифов, не дай Бог – на час...
***
 Все с рожденья растут,
набираются знаний и мощи:
Кто-то к чести поближе,
кто-то – к подлости,
кто-то – к вранью.
А потом разберись,
у кого что в прижизненной толще
Рядом с сердцем лежит
или где-то совсем на краю.

Время – славный учитель.
Посчитав мои прежние  шишки,
Стало мне доверять
Самому разбираться в друзьях.
И я  знаю теперь,
Что в друзьях не бывает излишков,
Потому самому
От друзей отдаляться нельзя.

Ну, а если кому-то
С моей дружбы ни мяса, ни шерсти,
Я пойму, не обижусь:
То принудил его
                симбиоз .
Всем известно давно:
Что-то делать всегда легче вместе.
Но не смог оправдать
Его чаяний этот "колхоз".

Слышал, что "повезло"
Другу  где-то прибиться к богеме.
За удачный экспромт
Наливают ему по сто грамм.
И ему нипочём,
Что горит синим пламенем время,
Счёт ведя: «По сто грамм,
                по сто грамм,
                по сто грамм,
                по сто грамм…»
                ***

Не придёт для спасенья подмога,
Да и толку от внешних подмог,
Как и от равнодушного Бога,
если где-то он есть,
этот Бог.
Если б был, сопоставил бы факты, -
Плюсы-минусы прожитых лет.
Их никто не считал. Ну, а так то,
Как узнать, есть ли в жизни твой след?
Стоишь ли хоть какой-то подмоги?
Кто был счастлив в соседстве с тобой
И достаточно ли  был ты строгим
Со своей вертихвосткой-судьбой?
      Не достаточно! Плыл по теченью,
Как и те, кто был рядом со мной,
Спотыкаясь о пни огорчений
Вместе с целой огромной страной.
     Да, бывали порою просветы.
В них виднелись надежды ростки,
Но менялись какие-то ветры,
Расставляя свои тупики.
     Шаг вперёд – два назад  и – сначала!
Шаг назад – два вперёд и – вперёд! –
Колебания эти качали
И качают меня и народ.
Мы качаемся многие годы,
Мня, что наша держава Колосс…
От такого качанья народу
Втрое больший от нормы износ.
И какой же резон удивляться
Мне тому, что тревожу врачей,
И тому, что не может дождаться
Моей смерти скупой казначей…
***


В ночь с субботы на «Прощеное воскресенье»

Склонившись перед самым сном над ухом,
Коснувшись чем-то невесомым лба,
«Прости меня», - шепнула мне старуха –
Моя неотделимая Судьба.

- Какой в том смысл?  - ответил я бесстрастно, -
Зла не держу, обиды позабыл.
«Но я была к тебе чрезмерно властной!»
- И я, порой, неадекватен был.

«Не сердишься?»
- Напротив – благодарен
За вожжи прочные, за строгую узду.
Ведь я, когда случалось быть в ударе,
Претендовал на Лету, как на мзду.

Веди меня тогда судьба другая,
Я б уж давно над Летой прогудел.
А ты, меня безжалостно стегая,
Последствием ошибок обжигая,
Хранила для неведомых мне дел.

«И для любви, позволь тебе заметить»
- И для любви…
Но вскоре испарился,
Оставив послевкусие, тот хмель»
 «Сам виноват. Не в тот объект влюбился.
Да и не ту преследовал ты цель».

- Но ты то, ты то где была в то время?
Могла бы придержать животный гон!
«Нет, не могла. Оставленным на племя,
Тобой уже руководил гормон. –
В таких делах я руки умываю»
- Но почему же? Ведь гормон – дурак!
«Может и так, но в середине мая
Этот «дурак» загнал тебя во брак.
Мало того – швырнул в мои объятья
Уже троих! А мне-то каково?
Твердите вы, что люди, мол, все – братья,
А сами – будто с разных островов,
Морями отдалённых друг от друга
Ещё в момент рождения Земли! –
Чтобы полвека грыз супруг супруга, -
Такое, брат, не многие смогли»

- Я в том, Судьба, вины твоей не вижу.
Не жалуюсь, не хнычу, не корю,
А вот за таинство питаться знаньем книжек
От всей души тебя благодарю.

Грешили все, и мы с тобой грешили
Мыслью и словом, глупостью благим,
Но мантии судьи мы для себя не сшили,
Оставив право осуждать другим».

У нас одно есть право – летописца:
Без суеты лукавой отражать
Всё, что людским стремлением творится,
Чтобы проклятий больше настяжать.

«Ты снял с души моей огромный камень.
Я думала, до смерти не простишь:
Ведь я тебе, вот этими руками!
Однажды в губы сунула гашиш».

- Экзамен роста. Всё давно забыто.
Не поглянулся мне тогда дурман,
А вот в вопросы обустройства быта
Ты подпустила розовый туман.
Романтикой, как дымом, окурила:
Костры, палатки, песни целины…
До сей поры мой ангел шерстокрылый
Резвит себя в окрестности спины.

Надоедает нам любой уют
И бесят нас громоздкие комоды,
Нас никогда не волновали моды
В чаду купе и духоте кают.

Помнишь, как славно было вечерами:
Приладив мятый чайник над огнём,
Мы в памяти стихи перебирали
И, подзабыв, слегка перевирали
Прочитанное некогда вдвоём:

" Реве та стогне Днiпр широкиi.
Горами хвилю пидiiма.
До долу верби гне високi»!
 Бо вже горiлочки нема…»

Втащить в тайгу днепровское раздолье
По силам было только нам двоим…
Есть наслажденье в рамках своеволья. –
Опасного, но мы на том стоим.

А помнишь Куэнгу?  Не ты ль меня толкнула
В этот бурлящий бешеный поток?
«Да, было так, но я же и вернула!»
- Спасибо – вовремя, да только без порток.

Возможно, где-то к тальнику прибило
Несчастное имущество «пловца»,
Пока меня, впритык к костру, знобило,
Когда из памяти, словно фонтан, забило:

«Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
«Тятя, Тятя, наши сети
Притащили мертвеца!»

…Довольно, хватит. Было, это -  БЫЛО!
Теперь у нас совсем другие дни.
Правда, и в них от разного знобило,
Коснись властей или своей родни.

Но так уж мир наш суетный устроен,
Что кто-то ржёт, а кто-то и брюзжит;
Кому-то дом не по нутру построен
И он за лучшим «за бугор» бежит.

Потом в чужом далёком Ганновере
Начнёт, из шока выйдя, прозревать
И, не найдя поддержки в чуждой вере,
Могилку вспомнит, где осталась мать;

Где даже тень берёзки его помнит,
Тужившего в прохладе знойным днём:
Где стар и млад ему с рожденья ровни
И помнят много доброго о нём.

Какие ж души тут не станут kranke?
А ветры дуют только на восток.
Не принести им неотложно к ранке
Родной, с берёзки маминой, листок.

Ни корешка, ни крохотной былинки,
К чему бы мог прильнуть в своей тоске.
И справил бы по прошлому поминки:
И шнапс есть, и сосиски, только – с кем?

Не попросить прощенья у берёзки
На ней теперь зимуют снегири,
А ветер недоверчивый и хлёсткий
Не сушит слёзы, сколько глаз ни три.

     «Довольно, хватит. Не терзай себя ты.
Вон уж рассвет проснулся за окном.
Солнце встаёт над миром необъятным
И смежил веки старый астроном».

- Приляг и ты, Судьба, под нашим стягом,
И я усну в обнимочку с мечтой.
Сможешь – прости несносного бродягу.
Прости.
Найдёшь, я думаю, за что».
***

    4
                ГДЕ ЕСТЬ СЕРДЕЧНОСТЬ ЖЕНЩИНЫ,
                ТАМ ВСЁ
,
В те дни, когда ко мне приходишь ты,
Седая, но на зависть молодая,
Я прячусь за спиною суеты,
Законного вопроса ожидая.

Но ты заводишь речь о пустяках,
Далёких от моей душевной муки,
И стыдно мне держать в своих руках
Не часто мной целованные руки.

Когда б не ты, я мог бы утонуть
В пучине дней холодных бледносерых.
Никто б меня не стал из них тянуть,
Достойного суровой «высшей меры».

А ты щадишь, хоть мне пощады нет
От самой лютой над собою казни.
Ты каждый раз приходишь, словно свет
В мою темницу, и приносишь праздник.

В те дни, когда ко мне приходишь ты,
Седая, но на зависть молодая,
Реалии прижившейся тщеты
На это время дом мой покидают…
           ***
Моей иконой ты была всегда.
А я погряз в грехах – ты это знаешь.
Когда моя срывается звезда,
На место ты беглянку возвращаешь.

Не знаю, чем тебя я отдарю
В столь непростой и суетной юдоли,
Но ежечасно искренне молю:
Храни Господь тебя при всякой доле,
***
               



                Н.Е. Пь-ой.

Наталия, Наталия,
Сейчас бы Вам в Анталию,
А Вы тут зябко ёжитесь в снегу…
Но, ежели продолжится знакомство наше далее,
То я Вам в этом деле помогу.
Найду на карте Турцию, Венецию и Грецию,
Найду на карте Африку, и даже Геленджик! –
Все те места, где водятся наливочки и специи,
И даже те, где водится скучающий мужик.

Без мужика, как водится, романы не заводятся.
А без интрижки маленькой, – какой это курорт?
Клянусь, что в этом мнении все поголовно сходятся,
Кому, после Анталии, показан был аборт.

Но это, - так, присловьице, и вряд ли к Вам относится.
Тут общая тенденция туризма за бугор.
У нас же здесь – конкретика: снегами всё заносится.
Какая уж загранка тут, - не выйдешь и во двор.

Пока зима беснуется, я все дела обстряпаю:
Успею номер люксовый с джакузи застолбить;
На пляже место лучшее на двадцать дней захапаю,
А Вам пустяк останется: путёвочку купить.
***

                ОБЕРЕГ
                Тот, кто любит, о любви не говорит;
Кто клянётся в ней, тому опасно верить, -
На влюблённом  шапка, не горит,
И нет меры, чтоб любовь измерить.

                Когда «любовь» перерастёт в обвал,
Не собирайте жалкие обломки, -
Только вперёд! -  Любви девятый вал
Вас где-то ждёт, любимые потомки.

А всё, что ДО, - гормонов баловство, -
Во все века запретные соблазны.
Когда шалит слепое естество,
То результат бывает безобразным.

Когда дойдёт до пошлых «Ох!» и «Ах!», -
Увянут тут же чувственные розы;
А лживый хмель, ярившийся в словах,
Не избежит силков презренной прозы.

Но он оставит долгий горький след
В душе, как шрам, после забытой порки,
Чтоб на исходе пережитых лет
Сказать, что у любви имеются задворки.

О неприличьях я и не говорю,
 Есть они или их нет в помине,
Я всего лишь оберег дарю
Непорочным  Вике и Алине.

***
                ЖИТЕЙСКАЯ ПРОБЛЕМА.   

Ох, девчаты, чё скажу я, -
не поверите вы мне:
Ведь узнала я буржуя
в телевизорном кине.

Мы встречались за околком,
где теперь пеньки да  гарь.
Я – доярка-комсомолка,
он  партейный секретарь.

Как он клялся и божился…
До рассвета не слезал!
А потом куда-то смылся.
Будто бес его слизал.

Ох, девчаты, как мне горько
вспоминать те сладки дни…
Получается, мой Борька
с буржуином нас роднит.

Чё же я скажу сыночку? -
Ведь до ужаса боюсь...-
Проклинала я те ночки,
а теперь почти горжусь.
                ***
Хоть убей, не рассужу,
Но случилось что-то, -
Я в аптеку прихожу
Словно на работу.
Я не стану утверждать,
Что смертельно болен,
Но, не зная чего ждать,
Чем-то приневолен.
Хорошо бы,  я один,
А то – что и бесит,
Прихожу, а тут сидит
Конкурент-ровесник.
Пялит наглые глаза,
Хитро щурит веки…
Дал бы я ему под зад,
Да оба – калеки.
А виной всему улыбка
Хозяйки аптеки..
    **
                ВАРВАРА

 Не претендуя ни на что,
Не попрекая власть,
Своей несбыточной мечтой
Варвара извелась.
Не соглашалась, не могла
Она душой принять
Того, что “баба в сорок пять,
Мол, ягодка опять».
     Как согласиться, как принять
И примириться как,
Ведь даже сердцу больно знать,
Что это всё не так?
Что не собрать уже букет
Сороковой весной, -
Давно опал девичий цвет,
А ягод – ни одной.

      А ведь она могла бы стать
Заботливой женой.

      Её ль вина, что Бог ей дал
Гвардейца рост и стать? –
Иной ей в шутку предлагал
 Звезду рукой достать.
Её ль вина, что измельчал
Опора всей страны?
И что аршин в её плечах,
В том нет её вины.

   Её ль вина, что Тимофей,
Виднейший из парней,
Был увезён в Афганистан
И не вернулся к ней?
Ни к ней, ни к той,   что перешла
Дорогу ей тогда…
И в скором времени пришла
К ним общая беда.
      А до того, до той беды,
Выплёскивая зло,
На скромной свадьбе молодых,
Сказала всё без слов:
Вприсядку по полу кружа,
Давала гопака
Аж осыпалась, как куржак ,
Извёстка с потолка.
От вихря пляски ошалев,
Чтоб стало веселей,
Гурьба тарелок на столе
Подплясывала ей…
Звенел в шкафу хрусталь, фарфор,
Посуда  всех мастей…
Народ и кинулся во двор,
Разогнала гостей.
       А кто бы смог ей помешать
Обиду рвать в куски,
Чтоб без слезинки боль изгнать,
От будущей тоски?
               
     Вместились годы в краткий миг…
Обрёл врождённый цвет
Её печальный бледный лик.
А облегченья нет.
***
Любовь не входит в перечень тех чувств,
что нас ведут до смерти в жизни этой.
Она, скорей, из области искусств,
 ристалища лирических поэтов.
А в прозе, - это хитрой жизни трюк,
гипноз инстинкта, яркая пустышка,
похожая на нежную зарю,
переходящую в губительную вспышку.
                ***

Адептам платонической любви
протягиваю руку без сомненья.
Сердечную не вовремя сорви
и станешь жертвой собственного рвенья.
Любовь и кровь не зря в одном ряду
у всех, рифмующих любовные стигматы.
И я к платоникам бестрепетно иду,
и выбор мой страданьем не чреватый.
Он в самый раз по нынешней поре
для полноты души моей усталой.
В сердечной повезло,  я не сгорел.
 Сама она - холодным пеплом стала.
           ***
            Когда, придя, сиятельный апрель
сметёт все ложа зимнего Прокруста,
в природе просыпаются искусства -
Все сразу, вместе: танцы, птичья трель
и ловеласов птичьих колера
одежд унылых. Кто-то забиякой
становится и лезет на ура,
ради минуты вожделенной, в драку.
            В бою годится всё: копыта и рога,
смекалка, ловкость, стойкость и бесстрашье
с железной волей победить врага,
как бы он ярко ни был изукрашен.

И подарит Природе смертный бой
таких же забияк новорождённых.
И будут раны, будут кровь и боль,
и больше ничего - у побеждённых.

     С любовью,
                взятой как трофей в бою,
мы воевать всю жизнь обречены.
И вывод: ослеплённые в бою,
мы до конца бои вести  должны.

О, как далёк законный мой трофей
от легкокрылых светлооких фей:
и нынешних, и тех, что в той дали
были не сном.
Но стали.
Сном -  смогли...
               
       ***
         
     Юнице младой

Ты не Венера  и не Веста ,
но страсти их в твоей крови.
Пока, ты даже не невеста,
лишь обещание любви.

Я не скажу, что ты  звезда,
но ты, как звёздочка ночная,
моих забот земных не зная,
даришь мне радость иногда.

Иные ходят, туча-тучей,
влача забот житейских гнёт.
И среди них твой яркий лучик
улыбкой светлой, вдруг, сверкнёт.

Кому назначила её ты,
знать пешеходам не дано.
Я каждый раз в ней вижу что-то,
полузабытое давно.

Умолкло эхо громких "Горько!", -
дарят другую горечь дни. -
У нашей жизни есть задворки.
Теперь я знаю, где они.

Не говорю, что ты - звезда,
но ты, как звёздочка ночная,
но, вплоть до родинки, земная,
нужна таким, как я, всегда...
    ***
АСТРАЛЬНОЕ СВЕЧЕНИЕ

В астральном вечернем свеченьи
Сквозь тельце муаровой тучки
Свершается акт золоченья
Лица восхитившейся внучки.

Тот свет неземной бестелесный
Хотелось потрогать руками,
Как редкий подарок небесный
Забывшейся маленькой даме.

      Казалось, застыли мгновенья.
Но время покоя не знает.
Волшебное это свеченье
До этой поры вспоминаю

В нестойкую память вписались
Мазки незабвенной картинки,
А внучке подарком достались
В лукавых очах золотинки.
***

Не так давно,
                назад веков пятнадцать,
 Приноровился  предок целоваться.
Как и зачем – того нам не узнать,
Но ген образовался,
Заставив нас подряд всех целовать.
И  покатилось чмоканье по свету:
Целуем ту, потом целуем эту,
Они ревнуют,  начинают драться…
Но не спешим с наследием расстаться.
    
        Зачем всё это, нам не докопаться.
И продолжаем жарко  целоваться!
***

 Есть краткий миг.
Но как же он прекрасен!
Ничто на свете не сравнимо с ним.
Ради него я вечно жить согласен,
Стрелой Амура что ни день раним.

 Где ты теперь парнишка шаловливый?
Забыл проказник старого брюзгу.
Осенний дождь всю ночь шуршал брюзгливо:
«Не примирить желанье с не могу».

И вечно жить мне как-то расхотелось –
Дожить бы ту, которая дана.
Врагиня всякой жизни – мягкотелость
Пришла и жизнь твоя обречена.

И подключать приходится бодрилки
В виде пилы, рубанка, топора,
И равнодушно смешивать с утра
Свои и те, что сыпятся, опилки…
                ***


                Даме из Новоалтайска

Что Вас гнетёт, опасное созданье?
Будь Ваши очи у моей жены,
Гараж мой, баня, даже дома зданье
Уже давно бы были сожжены.

Вы, на мой взгляд, ходячий крематорий.
Что, против взгляда Вашего – сердца? –
Не перечесть трагических историй,
Которым не предвидится конца.

Вам стоит только где-то появиться –
И вспыхивают дружно мужики;
Уходите, а им дано дымиться,
Пока не превратятся в черепки.

Таких когда-то жгли по всей Европе.
Но что он мог, простой земной огонь? –
 Красавиц смрадным пламенем угробив,
Сам превращался в горькую зловонь.

Огонь колдовский Ваш – не олимпийский.
В Ваших очах не солнцем он зажжён. –
Таким огнём владели одалиски  –
Синонимы горячих ханских жён.

Что Вас гнетёт? Придите, я охотно
Вас выслушаю, сердцем не горя.
Оно – из динаса . А в прочем, я – шамотный .
Огнеупорный, проще говоря.
                ***
               
                А.А.С - вой.

Надеждой  робкой вдохновлённый,
Гордыню ржавую губя,
Рабом коленопреклонённым
Я вдруг почувствовал себя,
Когда, прильнувши к ноутбуку,
По «клаве» пальцами скользя,
Искал на ней такую букву,
Которой «Вон!» сказать нельзя.

Увы! Хоть их по две на кнопку,
Они эмоций лишены…
Пусть этот стих отыщет тропку
В обитель чуткой тишины,
Где рифма, с образом в обнимку,
Лукаво вьются над челом
Глубокомысленной блондинки,
С утра застрявшей за столом.

Пусть он, когда Она вернётся
Из безграничных эмпирей,
Будто случайно попадётся
На ясны очи у дверей, -
У неприступного порога.
И, может быть, тогда Она,
Смиренностью удивлена,
Оттает сердцем хоть немного…
***
         Как Владимир Путин деду пар подпортил
    
Разомлело в баньке тело -
дед чуть с полки не упал,
когда бабка захотела
Материнский капитал.
    Дед башку в холодну воду,
сам до двери пятится,
- Проживёшь ли ты три года,
Стара каракатица?
   Бабка задом завертела -
Дед её не узнаёт,
 - Ты свою работу сделай,
дальше дело уж моё!
 - Перепарилась ты, что-ли,
стара баламутина?
Чем же я тебе исполню
енту волю Путина?
 - Ну, тогда сиди без денег,
да поглядывай в окно,
только волю президента
я исполню всё равно!
     Дед на баню стал сердитым –
Перестал её топить.
Добивается кредита,
Чтобы  кой чего купить.
***
90 х 60 х 90

 Сведёт с ума стандарт трёх измерений…
 А у меня жаднющие глаза
И лучшее из многих  намерений  –
Преодолев себя, суметь проникнуть  за
Преграду из разнообразной ткани,
Не важно – где: в бассейне, на диване
Чтобы приникнуть к жаркому теплу.
Так нужному моей сердечной ране.
         Во мне сокрыто семь десятых зверя.
А три  десятых вовсе ни к чему.
То из-за них, в возможное не веря,
я превращаюсь в робкого Муму…
         
       Нет чудес, церковных кроме,
Даже – в глубине небес.
Если бесу бес не ровня,
То один из них не бес.
***
                Россия – держава женского рода.

В две тысячи двадцать четвёртом году
 Опешит злобный мир от бума –
Предаст всё мерзкое суду
 В России женская Госдума.
Коррупцию согнёт в дугу;
Шахиды кончатся в падучей;
Из мужиков один Шойгу
Останется на всякий случай.
Партийных дядей отстранят
 От министерства и полпредства.
Но Вольфовича сохранят,
Как возбуждающее средство.
Всех олигархов очаруют
 И те любезно принесут
 Всё, что успешно наворуют,
Пока грешит мужской наш суд.
Душа Отчизны станет женской,
Как и замыслилось, когда
На Главном Вече Всевселенском
Ей вручена был Звезда.
Умеют женщины без риска
 Продумать каждый шаг и час.
 Тепла же в сердце материнском
Достанет каждому из нас.
Вперёт, матроны! В добрый час!
Все наши голоса – за вас.
***


,                5
                ШАЛОСТИ ПАРОДИСТА

                ЧИТАЙТЕ, ДАМЫ, НЕЧУНАЕВА

                "Любимая, когда ты сладко спишь,..»
                В. Нечунаев
Читайте, дамы, Нечунаева.
 И вы сподобитесь узнать,
 как стать для мужа уважаемой
 и почему полезно спать?
Покинет вас дурная мнительность,
 со дня прочтенья, навсегда,
 повысив тем производительность
 литературного труда.

       А я, от имени читателей,
даю гарантию вам в том,
что всем приснится – обязательно! –
мультибукет живых цветов.
    ***
   
НЕСОГЛАСИЕ

                «Ходит-бродит дух седой:
                От  одной звезды – до другой звезды
                Лишь мои следы»
                «И я хмурюсь, словно Казаков»
                «Если я – это ноль, если жизнь – это пыль,»
                «Я столько лет зашторенной жила!»
                «Мир не умыт, как окна в феврале» и т.п.
                Г.Колесникова
                «Пятое время года»  2003г.

Если я – это ноль, если жизнь – это пыль,
То придумано это слепым идиотом!
Если я – это небыль, то что тогда – быль?
Иль не видно мою, всю навырост, работу?

Расстаравшись у снега живою водой,
Я до блеска отмыла февральские окна
И, зашторив себя, вижу город живой,
Чую пульса биенье, хоть до нитки промокла.

Ну, какой же я ноль? От звезды до звезды,
От воды снеговой до обычной воды
И, чего уж скрывать, от беды до беды
Лично я натоптала следы!

Это ж надо!  Я – ноль..
Вон идёт Казаков,
Утомлённый бездарностей наглою ленью, -
Вы спросите его, - он без обиняков
Подтвердит вам, что я с давних пор  далеко
От коллег, претендующих на обнуленье.
                ***      

               

                ПРОШУ РУКИ               
               
                «Протяни мне ладони, в которых живёт пустота,
                Протяни мне ладони, в которых гнездятся ветра,»

                Сергей Клюшников
                «ВСТРЕЧА» №6 2017   


Протяни мне ладони, в которых живёт пустота, -
Для тебя пустячок, а по мне - это так гармонично
С пустотою стихов, от которых одна маета,
Но пишу, коль поэт, хоть не очень-то это прилично.
***
  ДЕРЗКИЙ ЖИВОПИСЕЦ

                Николай Гайдук.
               «ВСТРЕЧА» №6 2017


«Дерзкий летописец мне открыл глаза»,
Развязал мне руки, отвязал от совести,
Пусть вокруг всё валится, пусть горят леса, -
Я буду раскрашивать с множеством подробностей:
«Розовая пашня, пёстрая копна,
Белая ворона-чернобровка,
Катится по небу зелёная луна –
Божья изумрудная коровка…»

«Не боюсь я дерзостного риска»-
Даже в чёрно-сумрачной тайге.
В необъятном визажистов списке
Среди тех я, кто на букву «Г».
         ***
 
«С чердака такой простор полей,
И такая милая сторонка!» -
Хоть не слазь. Но я же соловей,
И воспеть «сторонку» должен звонко.

Только вот, в «сторонке» нет людей.
Или есть, но я не замечаю? –
Светофильтров сколько ни надень,
Видеть мир, увы, не облегчают.
       ***

               

ГРУСТНО

                «Человек к земле спиною
                Прислонился жарким летом»
                «Обнимал он поле-море,
                Край родимого села»
                «Шёл я мимо по дороге,
                по родной земле я шёл.
               Грустно было мне немножко
                Геннадий Честных
                Альманах «Три реки» 2009г.

Человек к земле спиною
Прислонился, словно к печке,
И при этом изловчился
Как-то поле обнимать.
Я попробовал – не вышло,
Хоть трещали локти, плечи,
И продолжил, удивляясь извращению,
Шагать

Шёл я мимо по дорожке,
Удивляясь всё сильнее:
Кто же мог дорожку эту
По пшенице проложить?
Грустно было мне немножко –
Ну, как выйдет ахинея,
Если вздумаю поход свой
На стихи переложить…
              ***

 МОНОЛОГ УНИЖЕННОГО ДОМА

                «Призадумался дом у тына,
                Посерел от дождя, словно сник»
                «Трудно жить и писать достойно,
                Галина Мотовилова
                Альманах «Три реки» 2009.

«Призадумался я у тына –
Рокировки такой не понял.
Не слетела ль с катушек Галина? –
Прежде тын ведь у дома стоял.

Невозможно стоять достойно –
Хоть у тына, хоть у плетня.
Оклемаешься, Галя, от пойла
И на место поставь меня.
                ***

               
 КОНЕЧНО, ЖАЛЬ, НО ЕСТЬ НАДЕЖДА

                «Я много лет растрачивал надежды.
                Бездумьем грёз себя испепелял.
                Убого шёл дорогою невежды,
                Больную плоть грехами утолял»
                «Да и теперь, как камень на распутье,
                Не разберусь, где правда, а где ложь»

                Сергей Паутов
                Альманах «Три реки» 2009.

Как жаль, что я – не камень, не булыжник…
А стань я им – узнал бы всё про ложь.
Не суесловил на себя облыжно,
Сказав: "Серёжа, сам себя не трожь!
Ты никаких надежд не порастратил,
Дорогою невежды не бродил.
Плоть, правда, ты слегка подгеростратил,
Когда себя стихами возбудил.
Но ты ещё не камень, слава богу,
Иначе бы не написал так много".

      В неверности к себе виновен сам я
И сам же я избавлюсь от неё,
И будет повод вытесать из камня
Великое подобие моё.
                ***

             
 ХРОНИЧЕСКИЙ НЕДУГ

                «Нелюбовь к себе не лечится –
                Это длительный процесс.
                Кто-то скажет: «Делать нечего».
                Может, так оно и есть?».
                «Под какие-то параметры
                Ты меня не подгоняй».

                Наталья Бачурина
                Альманах «Три реки» 2009

Словно раненный, муж мечется,
Спит отдельно  и не ест.
Нелюбовь ко мне не лечится –
Это длительный процесс
В окружении принцесс.

Да  уж слишком затянулся он.
Что за жизнь – жить не любя? –
Нет и дня, чтобы не дулся он
На меня и на себя.

Говорила мне свекровь,
А она умней парламента:
Есть какие-то параметры,
Где врачуется любовь.
Я любой любви достойная –
Не лелею мужу месть…
Говорят, пишу пустое я.
Может, так оно и есть?
             ***

         
ТАРАКАНЩИНА

                «Здравствуй, Вечность.
                Я твоя – не отринь меня!
                Собираю в полёт я сегодня своих тараканов…
                Эволюция скоро всех нас разберёт на                запчасти…
                Мне достался глоток эйфории чистейшей           воды…
                Быстро тают на небе ночном тараканьи
                следы       
                Об асфальт побейтесь головой…»

                ,Юлия   Ершова
                Бийский вестник. N2                2012.

Собираю в полёт я сегодня своих тараканов.
Но сбежались на зов, как на кастинг – дурнушки, клопы.
Я, с досады хватив эйфории два полных стакана,
Возмутилась от наглости кровососущей толпы.

Эволюция нас развести не смогла, как известно.
Там, где я с тараканами, пребывает и этот народ.
И от этого я об асфальт головою своею так треснусь,
Что какой-нибудь морг на запчасти мой мозг соскребёт.

Но клопы не всплакнут от потери поэта большого…
Время быстро сотрёт со страниц тараканьи следы.
Лишь Буланичев спросит: «А где наша Юля Ершова?» -
Вечность же – промолчит, в рот набрав стихотворной воды.

                ***
ВЕСЕННЯЯ ВОРЧАЛКА

По многу раз упоминая Лету,
Никто из нас ту речку не воспел…
Кто-то без права числился поэтом,
А кто-то – с правом, только не успел…

И угодишь в нее без комплиментов,
Рекомендаций и иной муры,
Без коих, как без банковских процентов,
Земные не обходятся миры.

И знать бы, как нас встретят наши братья;
Какие льготы, ежели ты стар;
Кто в Райиздате или Адиздате,
И есть ли там построчный гонорар?

     А март метет, как мел в веках дремучих,
Блестит под солнцем робкая капель.
Я ж, будто сам Америго Веспуччи ,
Предугадать пытаюсь в Лете мель,

Чтоб изловчиться как-то зацепиться,
Послав гребца за помощью в село.
Тем временем в кого-нибудь влюбиться,
Не выйдет, так до чертиков напиться
И ангелицу сцапать за крыло.

    Марток! Весна! Зима уходит,
И как-то не ко времени Харон…
(Во все века он неизменно в моде,
Коснись любого ранга похорон).
А ты смотри, читатель, веселее, –
Моя печаль тебя не заразит.
Ты знай свое – живи до юбилеев,
Забывши напрочь про речной транзит.

Ты, верно, всем доволен в этой жизни,
Зачем тебе иная, дорогой?
Меня коришь? Я рад и укоризне –
Не знал пока реакции другой.

А коль коришь, то ты прочел все строки
До этой завершающей строфы.
Благодарю!
Иду искать  пороки
Для будущей
Чистилищной графы…
              ***

,
 16 мая 2021 г.

А м и н ь !