Большое Заречье

                Их видно еще с дороги, чем-то похожих на белые пароходы. Не понять, стоят они или движутся среди зеленой травы. Подойдешь ближе - узнаешь в них русские печи. Веет от этой картины старой забытой сказкой «Гуси - лебеди», где добрая печь про всех нас все знает, угостит пирогами, а в случае опасности в устьице своем прячет. Вот только в жизни все иначе получается. Русская печь в чистом поле - символ большой беды. Доводилось такое видеть на месте прошедшего губительного огня. Обгорелые и черные, они словно криком кричат, тянут покосившиеся трубы к небу. Русская печь в избе - словно живая душа, а потеряв вокруг себя деревянные стены, становилась неприкаянным призраком. Огонь уходил - место это расчищали и заново отстраивались. Было бы кому…
                Только здесь совсем другое. Они стоят на месте несуществующей ныне деревни Большое Заречье. Это примерно в ста километрах от Петербурга. В годы войны ее жителей постигла та же участь, что и жителей белорусской Хатыни. Печи - все, что связывает сгоревшие дома с этим миром. На них есть таблички с именами тех, кто погиб здесь от рук немецких карателей. Возле печей лежат цветы и детские игрушки, но все это уже из другого, нашего времени.
                На зеленом поле видна едва заметная тропинка. Раньше здесь была улица, проходившая через всю деревню. Пойдешь по ней дальше и ночью не заблудишься: лес по обе стороны перед тобой расступится, ровно живой коридор. Чувство, будто кто-то невидимый сопровождает тебя здесь. Можно и голоса услышать, только не настоящие - из прошлого.
                Как деревня Заречье в Спасском Зарецком погосте, она упоминается в Писцовой книге Водской пятины с 1500 года. Когда-то в этих местах обосновались старообрядцы. Бедностью у них гордиться не принято - народ непьющий, серьезный и хозяйственный. Они жили и умирали здесь целыми поколениями. Поблизости на кладбище сохранились их могилы с покрытыми мхом каменными крестами. Перед войной в деревне насчитывалось 180 дворов, была своя школа, магазин и почта.
                С 19-го августа 1941 года здесь началась мрачная пора немецкой оккупации. По ночам фашисты запрещали людям выходить на улицу, а днем жители сами этого избегали, чтобы лишний раз не встречаться с вооруженными оккупантами и их прислужниками. Никогда не знаешь, чем может закончиться.
В военные годы эти места называли партизанским краем. В 1941 году здесь сформировали шесть полков, были там и жители Заречья. Как и во многих других районах в Большом Заречье оставались семьи людей, ушедших в Красную армию или партизаны. Конечно, партизаны и сами домой иногда наведывались. Здесь их снабжали продуктами, случалось - передавали нужную информацию.
                Не имея возможности справиться с партизанами, фашисты всю злобу вымещали на местных жителях. В октябре 1943 года местные оккупационные власти собрали жителей деревни на сход и объявили, что согласно объявленным спискам они должны прибыть сюда завтра для отправки в тыл. Не желая быть угнанными на работы в Германию, люди собрали свои вещи, скот и ночью ушли в соседние глумицкие леса. В деревне остались только немощные старики и женщины с малыми детьми - те, кому «с печи не слезть и до леса не дойти»...
                30 октября 1943 года люди в лесу увидели зарево. Это горела их деревня. Все дома немцы выжгли дотла. Кого-то из оставшихся там жителей сразу расстреляли на месте, а детишек погрузили в телегу, запряженную их матерями, и погнали к пустующему дому на окраине соседней деревни Глумицы. Гитлеровцам нужно было устроить показательную казнь.
                Дом тоже выбрали неслучайно - до войны здесь жила семья офицера Красной армии. Загнали туда людей, подперли двери кольями, закрыли ставни на окнах, обложили стены соломой и подожгли. Темное помещение быстро охватили языки пламени, повалил удушливый дым. Какое-то время оттуда еще слышались крики и мольбы о помощи. Так заживо сгорели Куприяновы, Лукины, Максимовы, Рысевы, Тимофеевы, Шалаевы и Шумиловы - в общем, целые семьи. Всего тогда погибло 66 человек, из них 19 детей. Самой маленькой девочке было три месяца. Их останки, которые потом собрали односельчане, уместились всего в два гроба.
                Хорошо понимаешь, что палачами были и русские, что пошли к немцам служить полицаями. Именно они часто выполняли самую «грязную работу». Жизнь себе, доверие новой власти зарабатывали или сводили счеты с большевистской властью - это, в конечном счете, уже не так важно. Фашизм тогда полмира подмял и не каждый в нашу победу верил. Люди такие находились, чтоб им всем на одной осине висеть! Можно быть опытным военным и неплохим партизаном, но не добрать в себе самого главного, человека и гражданина. Тогда все будет кончено - встанешь в чужой строй, щелкнув каблуками и выставив в стороны локти на немецкий манер. Обратной дороги уже нет. Только вот в чем вопрос: давно нет советской власти, но будет ли таких людей меньше, случись завтра новая война?
                На месте сожженного с людьми дома стоит часовня, а на кладбище - поклонный крест. Большое Заречье решили не восстанавливать и превратить в мемориал жертвам гитлеровских карателей. По правде говоря, сюда уже некому возвращаться. Среди печей и остатков фундаментов теперь возвышается столб с колоколом, но он давно молчит. На нем гнездо аистов. Говорят, что по весне они еще прилетают сюда по старой памяти. Хорошо бы, только аисты вьют свои гнезда возле человеческого жилья, а здесь его уже давно нет. Прервалась эта ниточка, больше никогда не срастется…
                Только в одном Волосовском районе Ленинградской области немцы сожгли тридцать деревень, а всего в регионе - более двухсот. На монументе можно прочитать слова: «Здесь была жизнь. Здесь стояла деревня Большое Заречье. В октябре сорок третьего года фашистские каратели полностью уничтожили ее, зверски расстреляли, замучили, заживо сожгли шестьдесят шесть ее жителей…». В центре мемориала - фигура вернувшегося в деревню партизана с автоматом в руках. Одни печи в поле встречают его здесь…
                Сегодня о «Большом Заречье» знают немногие. Приехавшие сюда, нередко оказываются у мемориала случайно, проездом. Хорошо и это, приедут домой - расскажут другим. Время уходит и даже на гранитных плитах стираются памятные имена. Здесь есть место для «вечного огня», который, видимо, зажигают в дни памятных дат минувшей войны, когда сюда приезжают почтить память погибших жителей. По-другому тоже нельзя - не туристическим получается этот маршрут. Вокруг возведенного мемориала чистое поле, лес и плохонькая дорога в сторону оживленной трассы на Псков.
                Река Оредеж здесь совсем рядом. Со стороны невидимой деревни в нее уходит мостик, обрывающийся на глубине. С таких мостков, прежде женщины воду ведрами в дом брали. Она там чиста и прозрачна, ровно душа ребенка. Все в этой реке видно, без утайки, каждый камешек, траву, что колышется на дне быстрым течением. Берега у нее с белым мягким песком кисельными кажутся. Зачерпнул той водицы холодной, выпил и пошел в чистое поле.
                Гляжу, стоит передо мной в поле печь, огнем дышит. Стала она меня своим ржаным пирожком угощать, да вспоминать жителей деревни, принявших здесь страшную мученическую смерть - Анну, Галину, Евдокию, трех Екатерин, Зинаиду, Лидию, Марию, Матрену, Наталью и двух Татьян, детей малых, немощных стариков и не пришедших с войны мужей, отцов и братьев. Разве всех их теперь упомнишь? Может, и не получится сейчас, а надо…