Великолепная книга стихов Светланы Галс

Из печати вышла замечательная поэтическая книга стихов «Край таврических муз» поэтессы Светланы Галс, живущей не просто в Крыму, а в Севастополе, и не просто в Севастополе, а в таком доме, из окна которого  с близкого расстояния видна знаменитая Севастопольская бухта с кораблями Черноморского флота и выход из неё в открытое море. Светлана сроднилась с этой землёй, с этим морем, с этим духом сокровищницы русской земли, на которой живёт особый, я бы сказал, настоящий русский народ.
Книга необыкновенная, написанная на истинном языке высокой поэзии, одновременно классическая и народная по языку и духу. Чтобы мне поверить, надо просто приобрести эту книгу по адресу, который сообщит сама автор, если к ней обратиться на стихи.ру. Книга высококачественного оформления, в твёрдых обложках с красивым цветным изображением крымского берега Чёрного моря, в ней 150 страниц на отличной бумаге. Большинство стихотворений, кроме миниатюрных, размещены по одному на отдельных страницах. Так приятней и удобней читать, чем стихи, расположенные «сплошняком». Я считаю, что стихи написаны на самом высоком уровне и порой проникают благотворно в душу раньше, чем их воспримет ум.

В книге два раздела: первый – «Край таврических муз»; он о чудном почти что острове… нет, не Буяне, а полуострове Крыме, а второй – «Амфора»; он преимущественно состоит из стихов о необыкновенной женской любви.
Я познакомлю читателей с их достоинствами на примере, к сожалению, только нескольких стихотворений в надежде, что большинство читателей согласятся хотя бы частично с моею оценкой.  Итак, читаем вместе!

Из раздела книги «Край таврических муз»:

Тонким пером вечер небо исчеркал

Тонким пером вечер небо исчеркал,
Черными кронами хмурый закат,
Словно гребенкою светлую челку
Быстро пригладив, нырнул в облака.
Море шумело, ворочалось грузно
В крепких объятьях литых берегов,
Где-то за мысом кораблик, не узнан,
Вывел «До встречи!» морзянкой гудков.

Каплей звезды не измерится вечность,
Ночи клепсидра не будет полна.
Что мне она? Мне и миг бесконечен,
Если ты рядом стоишь у окна.

23.01. 2017

Читаю это стихотворение Светланы Галс. Не умом, а душой. Настоящие стихи позволяют воспринимать себя только душой, если у читателя есть душа, настроенная на взаимодействие с гармонией мира. Стихи отличаются от прозы (не считая прозы в стихах) не ритмами, рифмами и размерами, а образной речью души. Она появилась у человека, наверное, тогда, когда он к логической речи был почти не способен, так как ещё неразвитой ум в нём восполняла душа, восприятие действительности на уровне подсознательного.

А душа изъясняется не логическими умозаключениями, а образами всего, что происходит в мире. Я считаю, что стройные по форме, «умные» по содержанию стихи – это ещё не стихи. Их могут писать все, кто одолел стихосложение. Так и Андропов писал(!). Между плетениями козней на пути к верховной власти… Нас такие стихи не трогают. Нас трогают созданные воображением поэта образы, но не ради оригинальности, а для изображения всего, что невозможно полностью передать обычной, а, тем более, обыденной пусть даже правильной речью.

В приведённом выше стихотворении сплошная образная речь, которая не перегружает его, а изображает состояние поэта, под воздействием окружающего мира в данный момент.

Разве можно передать ощущение автора в момент лёгкой грусти без того, чтобы вечер не исчеркал небо, как женщина, которая, написав любовное письмо редко напоминающему себе уехавшему мужчине, исчеркала всё написанное, подумав: «А стоит ли ему всё это писать?» То есть такой образ вечера мог возникнуть у автора только в определённую минуту, в определённых обстоятельствах, а в других, благоприятных  условиях вечер у автора, возможно, ласково бы укутал небо мягким чёрным покрывалом и т.п.

Но самым поразительным образом выражено автором отношение бесконечного и мгновенного, когда мгновенье для любящей души выше, «бесконечней», чем сама вечность. Но это выражено не обычными словами, как здесь у меня, а удивительной образной картиной вселенского масштаба:

«Каплей звезды не измерится вечность,
Ночи клепсидра не будет полна.
Что мне она? Мне и миг бесконечен,
Если ты рядом стоишь у окна».

Познания Светланы Галс  таковы, что не всякий читатель поймёт иное слово. Здесь это «клепсидра» (от «клепто» – «скрываю» и «hидра»: «скрытая капля»). Важно, что оно употреблено не ради оригинальничанья, а для создания удивительного образа. Клепсидра – это древнейший водяной измеритель времени у народов Сирии, Финикии, Ассирии, Египта и Греции. Подробное и более точное его описание вы найдёте в интернете. Принцип его работы напоминает позднее изобретённые песочные часы, но в клепсидре сквозь мельчайшее отверстие в верхнем сосуде вода по капелькам падает в нижний сосуд и при падении каждой капли отмеряется очередная секунда.

Вот с такой, но космической «каплей» сравнивается звезда небесная, падающая в клепсидру ночи, но даже таким способом «не измерится вечность». Но для любящей женщины в стихотворении «и миг бесконечен», если её возлюбленный рядом стоит у окна!..

А вот стихотворение «Пора домой!»

Пора домой!

Едва разбуженные кроны,
Стряхнув зимы постылый гнёт,
Вновь подчиняются закону
Весны, раскрыв соцветья гнёзд.

Они их бережно хранили
От злобной ярости ветров,
Сгорая в ледяном горниле,
Почти мертвы, охапкой дров.

Почти мертвы, сжимали в пальцах
Прутки, соломинки, перо...
Зимы рабы, зимы страдальцы
Молили не взводить курок.

И та сдалась, ушла бесследно.
По жилам веток — плеск лучей.
Качает гнёзда сад  победно
И ждёт домой своих грачей.

7.03.2014

В этом стихотворении образность не просто нас удивляет своей необычностью, а воздействует на нашу генетическую память со времён русского язычества. Это уже более сложная ступень образной речи. Почему нас трогают образы, отвечающие восприятию мира нашими предками? Потому, что у язычников в мире всё было живое! Не только боги, люди и животные, как у единобожцев (христиан, иудеев и мусульман), для которых, как и для атеистов, всё остальное, было неживым: реки, горы, дороги, тучи, снежинки, море, а всё без исключения было живым – даже камни. Этим особенно силён С.Есенин. А в таком мире и жить язычникам было не страшно, и к тому же в нём было возможным всякое чудо. И до сих пор мы душой воспринимаем мир именно таким. Именно поэтому нам, и детям, и взрослым, нравятся детские сказки, которые являются обрывками языческой мифологии наших предков. Русское народное (не официальное) православие вобрало в себя многие элементы язычества, празднуя Масленицу, Купальский день, Красные горки и прочее, относящееся к языческим обрядам. Попы вынуждены в угоду народу освящать на Пасху куличи и яйца, хотя это – обряд, оставшийся от древнего праздника поклонения фаллосу – богу плодородия, который в своё время был у всех народов.

Вот в этой строфе

«Едва разбуженные кроны,
Стряхнув зимы постылый гнёт,
Вновь подчиняются закону
Весны, раскрыв соцветья гнёзд»

Кроны – это живые существа, раскрывающие с приходом весны «СОЦВЕТЬЯ ГНЁЗД»! Прошлогодние гнёзда в руках крон – не ненужные сухие ветки, свёрнутые птицами в кольца, а СОЦВЕТЬЯ!  А соцветья – это живое проявление, весны, а не мёртвые древесные тени прошлого!

Этому же ощущению способствует звукопись с участием звонких взрывных  согласных «г» и «д» в целой строфе, которая заключает стихотворение этими звуками прорывающейся весны: грома, капели оживших вод, биения сердца – победными звуками торжества жизни!

«И та сДалась, ушла бесслеДно.
По жилам веток — плеск лучей.
Качает ГнёзДа саД  побеДно
И жДёт Домой своих Грачей».

Такие звуковые рисунки – это чистое явление таланта, они не зависят от мастерства поэта, он их не делает, они получаются сами собой.

И в следующем стихотворении в изображении состояния души автора также участвуют не только зримые, но и звуковые образы, звукопись, которая, как в музыке ноты, убеждает слушателя, что именно на таком языке говорит в данный момент душа.

Соленый туман

                О,  мне бы туда, в межсезонье,
                В провал облетевших аллей,
                Пройтись бы голодной ладонью
                По ржавым крестам якорей!

                Ида Лабен. Межсезонье.
                http://www.stihi.ru/2018/11/27/9506

Соленый туман вперемежку
С дождем и летящей листвой,
Гадаю: орёл или решка,
Отчалит ли катер домой?
Взлетают султанами волны
И пенно на плитах шипят.
Над Славой коринфской колонны
Крик чаек, а вдоль балюстрад
Осенние розы все спорят
Кармином с огнём на молу,
Где гриновский парусник в море
Уходит в бесплотную мглу...

28.11.2018
Севастополь 

Это в Севастополе, где мне пришлось побывать. Там в Севастопольской бухте курсируют катера, как на суше, например, автобусы. И ожидающим рейса пассажирам ещё неизвестно, куда поплывёт стоящий на причале катер – туда, где их дом, или в другие прибрежные районы изумительно красивого города.  Автор (терпеть не могу «лирического героя», придуманного неким стыдливым поэтом, не желающим признаться, что это он, не его двойник, а некий «лирический герой» обнимается с девушкой под цветущею липою или оказывается ею покинутым и тоскует: ведь любовь – это так интимно, а потому, мол, стыдно!), несмотря на солёный морской туман и бьющий в лицо дождь с оборванной листвой, не может не видеть красоты этого чудного места на земле и воспринимает его даже в перекличке звуков слов:

«Взлетают султанами волны
И пенно на плитах шипят.
Над Славой коринфской колонны
Крик чаек, а вдоль балюстрад
Осенние розы все спорят
Кармином с огнём на молу,
Где гриновский парусник в море…»

Послушайте созвучья: волны, налетающие на причал, «ПЕННО на ПЛИТАХ шипят» и «Над славой КОРИНФСКОЙ колонны» перекликается с
«КАРМИНОМ с огнём на молу…»   

зимнее

Сиротливое небо в холодной казённой шинели
Жмётся ближе к земле и последнее гложет тепло.
И дождя напились и наелись колючие ели,
И намокшее поле седыми клоками легло.
Бьётся в берег волна, размывая раскисшую глину,
Все грознее и выше взметает султаны прибой.
И куда же деваться гусей истомленному клину, —
Всё кружат над заливом, и крик их наполнен мольбой.

6.01.2016

Зима на Юге России часто бесснежная, напоминает нашу среднерусскую глубокую осень, а потому её картина соответствует безрадостному настроению автора. В лирическом стихотворении неважно, почему у автора такое настроение: тоска ли по юности, печаль ли о прошедшей любви: читатель сам почувствует, на какую сердечную рану ему как нельзя лучше положить такое стихотворение как целебную повязку. В этой неконкретности изображения его универсальность: не один, от силы два читателя найдут в нём отклик на свои переживания, а огромное количество – каждый по-своему.  В первой строфе совершенно оригинальными образами дана картина не только самой почти бесснежной безморозной зимы, но и безысходной русской грусти автора и множества читателей:

«Сиротливое небо в холодной казённой шинели
Жмётся ближе к земле и последнее гложет тепло.
И дождя напились и наелись колючие ели,
И намокшее поле седыми клоками легло».

Встречали ли вы ещё у какого-нибудь поэта «Сиротливое небо в холодной КАЗЁННОЙ ШИНЕЛИ»? В царские времена шинели носили не только солдаты – были и арестантские шинели. Казённые, разумеется, у узников «казённых домов» (тюрем). Именно на такую шинель, как я чувствую, похожа казённая шинель измученного неба. Ещё живого, ищущего спасения у земли и гложущего последнее тепло, как последнюю пайку? Всё мрачно, черты у всего размыты дождями, усиливается «взметающий султаны» прибой, и автору остаётся воскликнуть:

«И куда же деваться гусей истомленному клину, —
Всё кружат над заливом, и крик их наполнен мольбой».

Но мы-то, если нам дано чувствовать стихи, понимаем, что не гуси истомлённым клином не знают, куда им деваться в таком мире, а горестные чувства клином прорезают душу поэта и души тех, у кого есть, о чём приходится сильно погрустить…

Из раздела книги «Амфора»:

Второй раздел книги Светланы Галс «Амфора» уступает первому только количеством стихов. Но стихи эти особой ценности – о любви не только к любимому, но и ко всему земному раю, каким в её стихах предстаёт Крым. В стихах, как и должно быть всё в поэзии, в отличие от реальности, Крым – это какая-то особая земля, единственная на планете, словно это даже не полуостров, а остров, окружённый иссиня-чёрным-тёмно-синим-синим-голубым-лазурным беспредельным Чёрным морем. 

Душа поэтессы, как у многих у нас, видимо, перенесла немало страданий, и поэтому в ЕЁ Крыму, существующем в её «Амфоре», нет никаких трагедий прошлого, войн, нашествий завоевателей всех родов, нет борьбы с новыми хозяевами Крыма за сохранение его первозданного облика, нет даже героической обороны Севастополя в XIX и ХХ веке и его стремительного, но стоившего тяжелых жертв ровно за год до Победы, где погиб и погребён в братской могиле на высоте Безымянной над Севастополем мой 18-летний брат, и это автором сделано правильно: тогда бы у неё получилась бы другая, героическая часть книги.

А автору, как и всем нам нужен не уход от реальной жизни, не в «искусство для искусства», но очищение и просветление души в земном раю, каким Крым действительно является, если на него посмотреть так, как может только поэт. Автор видит все мельчайшие детали этого особого мира, на которые мы не обращаем внимания, и удивляет нас открытием таких тайн, которые скрываются как в душе золотого облачка, так и в раскрытых устах розы, видит «нервную КОЖУ пенных волн» (в первой строке стихотворения «Амфора».

Автор в этом разделе книги открывает свою душу – «…сосуд стихов, / Смятенных чувств и снов», сравнивая её с древней засмоленной амфорой, лежащей в морской воде недалеко от берега воде. Мы надеемся, что это не та амфора, которую подложили на глубине двух метров одному президенту (без его ведома, конечно!), и он её тожественно извлёк на радость всей мировой археологии…

Нет смысла растолковывать просвещённым читателям и опытным поэтам все драгоценные поэтические жемчужины, которыми полно стихотворение «Амфора», ими нужно насаждаться, читая: 

Амфора

Под вечно нервной кожей пенных волн,
Под грузным телом моря в глубине,
Там, где царит покой среди камней,
Где смерть свою нашел скорлупка-челн,
Спит амфора бесценная на дне --
Теней забытых жертвенный обол.
Но пуст ли он, или сокровищ полн,
О том не знаю я. -- Сиянье дней,
Живой ли воздух древней Гераклеи,
Вино во славу солнечных богов
Хранится?  -- Пробкою смолы заклеен
Секрет ее запрятанных веков.

Так и душа моя -- сосуд стихов,
Смятенных чувств и снов. Открыть посмею?

А вот стихотворение, первая строчка которого (такое нечасто случается у поэтов), а именно «Я подхватила осень, как простуду…»  уже звучит по глубине образа, изображающего состояние души поэтессы, как самостоятельнее законченное стихотворение, хотя стихов из одной строчки вроде бы не бывает. Этой строке может позавидовать чуть ли не любой поэт. Когда в голову приходит такая счастливая строка, то большинство из читающих эти мои рассуждения поэтов почувствовало бы мгновенное желание добавлять к этой строке следующие, хотя бы близкие по глубине поэтического содержания строки.

Кстати, такая история случилась с восемнадцатилетним Лермонтовым и его стихотворением «Парус». Он прочитал в неоконченной  поэме А. А. Бестужева-Марлинского  «Андрей, князь Переяславский», и там были такие строчки:

«Белеет парус одинокий,
Как лебединое крыло,
И грустен путник одинокий;
У ног колчан, в руках весло».

Как видите, после первой строчки остальные три (и добавлю и все прочие!) довольно банальные, а первая строка даёт поэту то настроение порыва к свободе, которое нам знакомо по «Парусу» Лермонтова. Лермонтов к этой строке сочинил всё остальное, что мы знаем и любим со школьной скамьи, и получился шедевр. Но тут же он подумал, что всё же строка не его (хотя и Пушкин четыре слова «гений чистой красоты» позаимствовал, выделив их курсивом, из плохого стихотворения мной не любимого придворного поэта В. Жуковского, создав величайшее стихотворение о чистой любви «Я помню чудное мгновенье») и попытался заменить строку А. А. Бестужева-Марлинского своею равноценною строкой. В рукописи стихотворения видно, что Лермонтов зачеркнул было фразу «Белеет парус одинокий» и ВОСЕМЬ раз сверху вставлял разные варианты строки, но все они оказались хуже, чем эта чужая фраза. И он её оставил, чем сохранил её вместе со своим стихотворением для благодарных потомков.

А теперь прочитаем всё стихотворение Светланы Галс:

Я подхватила осень, как простуду

 Я подхватила осень, как простуду.
 Неизлечимо,  в зареве листвы
 Сгораю молчаливо. Но откуда
 Тугая в сердце звонкость тетивы?
 Пью жадно воздух горько-тленный, вкусный,
 И каплями с кленового листка
 Стекают ало дождевые бусы,
 И гладит ветер прядку у виска.

А разве встречали мы у других поэтом такое, сказанное о сердце:

«Тугая в сердце звонкость тетивы»?..

Или:

«И каплями с кленового листка
 Стекают ало дождевые бусы…»

Обычно что-то стекает медленно или быстро, печально или весело, а у Светланы «стекают АЛО дождевые бусы…». То есть она показывает читателям, что в поэзии и невозможное возможно, вопреки принятому в грамматике, и этот приём приемлем и удивителен. А стихи для того и существуют, чтобы удивлять читателей открытием в мире всего, чего они не замечали!

Не знаю...

 Не знаю... Вдруг холодом дунуло,
 Ледком захрустело по венам...
 Когда-нибудь на беду мою
 Ты станешь и милым, и верным,
 И пальцы мои дрожащие
 Целуя, глядеть будешь странно так,
 Как будто пришел на пожарище,
 Как будто смертельно я ранена...
 А небо сетями скворцовыми
 Завешено, перезавешено.
 И осень... И листья пунцовые...
 И где-то ждет тебя женщина...

Не правда ли, в этих двух изумительных (то есть от которых наши древние предки, придумавшие это слово, как бы «исходили из ума»!) строчках

 «Когда-нибудь на беду мою
 Ты станешь и милым, и верным…»

нелогичное становится логичным? Ведь все поэтессы (и поэты) в таких обстоятельствах, когда они становятся для любимого существа «и милым, и верным», утверждают, что это произошло на счастье им, а у Светланы Галс это желаемое придёт к ней «на беду». Почему? Потому что у автора не просто стихи о любви, а философия любви в стихах! И верно: если вдуматься, любовь, вопреки влюблённым мечтателям, пребывающим в блаженном самообмане, не вечна, и поэтому счастье в конце концов оборачивается бедою для того из расставшихся прежде влюблённых, кто ещё по-прежнему любит.

А такой модерновый образ неба вы встречали:

«А небо сетями скворцовыми
 Завешено, перезавешено» ?

Масса скворцов перекрывают сетями небо, до него не прикоснуться словами молитвы о любви. Когда-то в древнерусской жизни появилось из уст образно мыслящего человека выражение «небо с овчинку показалось». Разве тогда оно не было ли такого модернистского уровня, прозвучав впервые? Стихотворение ритмически и некоторой «гармоничной хаотичностью» (позволю себе так выразиться!) передаёт смятенное состояние женщины, это почти что русский народный плач.

Если стихи Светланы Галс о древностях Крыма (о них больше в разделе «Край таврических муз») присутствует не только сохранившийся земной рай, в котором вместо ангелов живут музы, общающиеся с поэтессой, а в воздухе стоит дух разрушенной варварами древнегреческой античности (коринфская колонна, таинственная амфора, Гераклея), то в стихах о любви преобладает русский народный дух,  что мы уже почувствовали в стихотворении «Не знаю…» Это отражено и в формах, и в стиле, и в лексике, и в самом дыхании стихов.

А вот уж стихотворение«Пахло лето земляникой» – самый настоящий женский народный плач по погибшей любви мужчины и женщины, живших на этом островном раю, как Адам и Ева. Но здесь зримый Бог не присутствует, не изгоняет Адама и Еву, а уходит сам Адам, а Ева, приняв облик русской женщины, и радуется, вспоминая ушедшее счастье (в первой части стихотворения), и оплакивает его гибель (во второй) и по-народному поминает его!..

Посмотрите, как связаны взаимные чувства любящих с природою:

«Пахло лето земляникой,
Ветер в море — чешуею,
Камни в поле — ковылями,
А моя любовь — тобою.
А моя любовь — твоими
Обнимавшими руками,
Синью глаз в густых ресницах
И губами в землянике.
И звучала в сердце песня,
И стучала в сердце радость...
Ах, как пахло земляникой
На поляне наше лето!»

Это скорее чисто южнорусская природа, как на Дону (степь, ковыль…), где я прожил с младенчества до 1973 года.. Читая эти строки, особенно про «отворотное (разрушающее любовь) зелье», в отличие от «приворотного зелья», выпив которое любимый полюбит женщину по поверью, идущему к нам из язычества, невольно хочется плакать слезами сочувствия страдалице и одновременно слезами восхищения мастерством этих строк!

Совсем иное стихотворение «Журавлиный пунктир как последняя строчка...». Оно тоже – об ушедшей любви, но в нём уже сама лексика говорит нам о том, что это слова современной городской русской женщины
«пунктир», «ставится точка» и др.).

Самый поразительный образ, навеянный конечно же Чёрным морем, это – «журавлиный корабль». Ни с пунктиром, ни особенно с кораблём журавлиный клин, устремляющийся в тёплые страны, никому в голову не пришло сравнить. Но дело не только в том, что не пришло, а в том, что это необыкновенно верно: по морю уплывают корабли, а по небу – клином, похожим на корабль, журавли!..

А как оригинально «ставится точка» после слова «Прощай!»: «дождевой каплей» на древесном листе!

«Лето снова «Прощай!»
 Пишет всем в вышине.
 Лист упал, дождевой
 Каплей ставится точка.»

Но лучше прочитать стихотворение целиком:

Не могу не привести ещё одну стихотворную миниатюру, которая не просто хороша, а является русским народным языческим заклинанием. Об этом говорят в первую очередь повторы глаголов в повелительном наклонении:

«Остуди, остуди…»,
«Заморозь, заморозь…»
«Завяжи, завяжи…»

Сюда же относятся и разнокорневые пары глаголов заклинания:

«Отпусти, не держи!..»
«Забели, закрути…»

Это тоже заклинание Свет-Ноября о том, чтобы он остудил страдания женщины, заморозил их и так далее, но только при этом он не должен покушаться на умение её сердца любить:

   «Забели, закрути
    Землю в снежную бронь,
    Только сердце мое,
    Только сердце не тронь...»

Для меня такие народные строки драгоценны.

Вот всё заклинание:

Ноябрю

    Остуди, остуди
    Грусти серый мотив.
    Заморозь, заморозь,
    Что с судьбой не сплелось.
    Завяжи, завяжи
    Дни с окалиной ржи
    В узелок и скажи:
  - Отпусти, не держи!
    Свет-Ноябрь, ты боярь
    по водам, холодам,
    Погаси красок ярь,
    А свои — не отдам!
    Забели, закрути
    Землю в снежную бронь,
    Только сердце мое,
    Только сердце не тронь...

И наконец позволю себе прочитать и понять вместе с читателями ещё одно стихотворение из огромного количества стихов книги «Край таврических муз»:

Последний день осени

Стекает время каплями минут
По стеклам, по напрасным ожиданьям.
В окне дождем затянут туго жгут,
И дым — листву, как письма, жгут,
Когда уже не ждут, а в назиданье.
Тягучая, холодая тоска
Царапает когтями ветра крыши,
И плачет на арене клоун Рыжий,
Сверкая сединой без парика.
И, словно лист к стеклу, душа в тисках...

Здесь каждая пара строк – это живой образ. Вообще, образы, сравнения должны даже неживое изображать живым. В живом языческом мире уютно жить и даже не так страшно умереть – «преставиться» – переставить себя из этого света – в тот свет, тоже по-своему реальный, где человека ждут все его родичи и соплеменники.

У одного очень модного и очень известного в 60-70 годы поэта (его уже с нами нет) были такие строки, которые при всей их оригинальности я не принимаю душой:

«И женщины в прозрачных платьях –
Как лампочки под абажурами».

Что сделал с живыми женщинами этот поэт? Он их, живые существа, превратил в безжизненные стеклянные колбы с проводками внутри!..
А совсем было бы иное восприятие образа, если бы он написал:

«И лампочки под абажурами –
Как женщины в прозрачных платьях».

Сразу же читатели представили бы себе маленьких живых прозрачных фей, парящих под огромными зонтиками-абажурами! Восхитительная картина, не правда ли?

А у Светланы, как и в других стихах мёртвое превращается под её пером в живое:

«В окне дождем затянут туго жгут,
И дым — листву, как письма, жгут,
Когда уже не ждут, а в назиданье.
Тягучая, холодая тоска
Царапает когтями ветра крыши…

И, словно лист к стеклу, душа в тисках...»

Листву не просто жгут, а как письма и не просто жгут, «когда уже не жгут, а в назиданье». Кому – в назидание? Лично я как читатель, думаю, что в назидание себе за то, что напрасно кому-то верила…

А тоска получается кем-то вроде кошки! Вроде ветер – это её лапы, а у ветра есть когти. И сидит она на крыше и скребет её… А может быть, скребёт сердце женщины?.. И душа в тисках, словно лист, прижатый непогодой к оконному стеклу…

Книга Светланы Галс – необыкновенное явление в нашем, к сожалению, мало читающем обществе «креативных» обывателей с усохшими душами. Этой книге бы выйти из печати по крайней мере сто с небольшим лет тому назад, когда расцвели поэты серебряного века русской литературы, который вскоре попал под стальной каток стального тирана Сталина, и в литературе российской наступил железный век бездарных приспособленцев (расцвет поэзии во время недолгой «оттепели», был тоже недолог). Всем известно, что в серебряном веке массы народа обожали стихи. Даже во время и после войны мы любили стихи, учили их в школе наизусть и считалось неприличным, если юноша не мог по памяти прочитать девушке или на вечеринке стихи классика.

Хочется надеяться, что читатели прочитают и душой высоко оценят книгу стихов Светланы Галс (Светланы Алексеевны Головлёвой) замечательной поэтессы, живущей в свободном Севастополе.

Вот её страница, через которую можно заказать вышедшую её книгу стихов, отправив сообщение «в личку»: http://stihi.ru/avtor/belbek

12-15 июня 2021 г.
Москва Люб.