Пришествие

Неслось по небу тучек стадо,
а месяц Витя причитал:
«Остановитесь, выйти надо,
я свет держать в себе устал»!

Но торопыги в мокрых кроссах
несли владыку серебра
туда, где ночь почиет в росах,
короче, в утро из вчера.
 
Федук-рассвет же, знай, бодяжил
коктейль свой «розовая хрень»,
и окрыленный, в высях княжил,
так зачинался новый день.

Всё было в общем чин по чину –
лучом, как усом шевеля,
светило-Дорн вращал турбину
попсы, как слепка с бытия.

Шарманка улиц оживала,
а натуральный пух-блондин –
невыносимый прилипала
совал свой нос везде, как свин.

Любимка-ветер, грудь вздымая,
следил за тем, чтоб лета стяг,
пальбу попутно источая,
не скрыло облако-маньяк.

Душа ж к прекрасному стремилась,
как вдруг негаданный облом –
дождища бровь заколосилась
да изумрудная притом!

Разверзлось небо пучеглазо,
но то не Филька занемог,
а МэдузА, страшась экстаза,
бежал, утратив восемь ног.

Чтоб удержался свод небесный
Любимка мускулы напряг,
но тот, кипучий, бестелесный,
как куль муки на землю – бряк!

«Усы» же Дорна заметались,
как на танцполе мужички,
и лишь пуститься в пляс стеснялись
Элджея страшные зрачки.

Девица вздорная – природа,
швырнула резко «отцепись»
в неясный облик кукловода,
сама ж из чата лета – брысь.

Но кто же смазал карту будней,
кто сей умелый кукловод,
кто жизнь всем сделал неуютней,
кто насадитель новых мод?

Чьим едким медом подавился,
нелепо «бжикнув», пчеловод,
на колеснице кто спустился
с небес – шокировать народ?

Ответ безжалостен и точен,
корнями вросший в постмодерн,
насмешкой дерзкою заточен –
невероятный Моргенshтернъ!