Василий Блаженный

Как обычно: без доклада, без поклона
он вошел. Вериги звякнули, замолкли.
Обернулся – грозный, страшный, резкий, вздорный.
Слугам: «прочь!»  Убрал с лица личину волка.

«Говори!»  Молчит в ответ, к окну подходит.
«Что не так? Сегодня нет ни плах, ни розог».
«Будет люд на Лобном месте хороводить…»
И умолк, и влажен взор, как будто просит

у него, грозы полмира, утешенья,
объясненья, оправдания, решенья
изменить грядущих лет умолишенье.
У него искал потомкам излеченья.

Руки протянул, как будто хочет
удержать Москву в своих ладонях,
защитить от зла грядущей ночи,
в коей канет люд во мгле бездонной.

Обернулся, сердце режет взором.
«Не вели!» Осекся. С придыханьем:
«их пускать в первопрестольный город!»
Выдохнул. И – в ноги звонким камнем.

«Успокойся! Вкруг Москвы стоят дозоры.
Сотни вёрст – такие крепости – и птица
незамеченной не пролетит. А ворог –
иль побит, иль полонён, иль сторонится.

Где враги?» «Они потом, Иване,
через сотни лет придут» «Откуда?»
«Правнуки опричнины, славяне,
семя черных всадников Малюты".

Без поклона (лесть коварней яда)
вышел, звоном оглашая своды.
Царь смотрел вослед спокойным взглядом,
зная: сотни жертв отмолят город.