Великий инквизитор
слетает стон с их гордой спеси, а с ним забвенье вглубь веков.
«Се гряду скоро» – есть в писанье; «о дне же сем» никто не знал.
Прийти – он дал обетованье, и каждый с верой в сердце ждал…
Свершилось чудо – он явился; и мёртвый встал, прозрел слепой.
Соборный патер помолился. «Талифа-куми»* – Боже мой.
Воскресла дева, взявши розы; безликий ужас, крики, плач.
Скользящей тенью, руша грёзы, явился он – седой палач.
Он – кардинал и инквизитор, с лицом сухим, но с блеском глаз.
Кидает взгляд свой ядовитый, кивком небрежным, дав приказ,
неуловимо желчно скалясь (тот, кто дерзнул – в реестр внесён).
Уже известен способ кары тех, кто тревожит вечный сон.
Спаситель схвачен лютой стражей – боязнь вернула к смерти вкус.
Толпа склонилась, страх уважен – пред палачом бессилен трус.
Сгустились тучи серой хмари, Спаситель в каменной тюрьме.
Помочь хотел дрожащей твари – не нужен свет кромешной тьме.
А кардинал его пытает, зачем пришёл он в этот мир:
– Поведай мне одну из тайн,... ведь это ты? Ты тот кумир?
Младое племя Ирод злющий всё истребил из-за тебя?
Молчал пленённый. Власть имущий продолжил речь, нутром кипя:
–Ты хочешь дать толпе свободу? Мы опыт сей прошли давно.
Зачем она тупому сброду? Нужны хлеба им и вино.
Тебе сейчас целуют ноги, а завтра дам я им приказ –
к костру сгребать угли с дороги, они пойдут без лишних фраз.
Одобрят все твоё сожженье, и слов бессмертных на одре,
им не понять; без сожаленья сожгут их молча на костре.
Все чудеса умрут мгновенно. Сметет их папская метла.
В веках прослывшее нетленным сгорит в Святом огне дотла.
Великий дух с тобой в пустыне, о чём-то мудром говорил?
Поведай нам о той святыне, что высший разум возвестил.
Нам в трёх вопросах самых важных – открой все тайны бытия,
Пришёл ты с правдою сермяжной. Для них она – галиматья.
Ты лучше б камни той пустыни в хлеба чудесно обратил.
А ты им даришь вкус полыни, но горький вкус всегда претил.
Ошибка в первом есть вопросе – нет смысла в воле без хлебов.
Всегда с тебя голодный спросит – плоды земли без облаков.
Себя же сами не накормят. Они ничтожны и слабы.
Всех, кто умней и выше нормы – убьют и плюнут в их гробы.
Пусть за тобой десятки тысяч, поняв, пойдут, поднявши флаг.
А остальных – прутами высечь? Иль умертвить и всех в овраг?
Нет, так нельзя! Они ничтожны, но их возможно приручить.
Ума в них нет. Понять им сложно, им не дано твой смысл постичь.
Я им скажу совсем другое, во благо будет эта ложь:
Скажу, что ты принёс святое. Ты статус Бога обретёшь.
Совру, что мы тебе послушны и правим именем твоим.
Их обману, поверь так нужно. Тебя мы снова умертвим.
Отвёрг ты эту мысль в пустыне, подняв свободу до небес.
Ошибся ты тогда и ныне, но удивил тем, что воскрес.
И пред тобою преклонились, причём все вместе, всей толпой.
Ничто сейчас не изменилось – стада всегда идут гурьбой.
И в войнах лютых истребляясь, во имя избранных богов,
пред божьей властью преклонялись, плюя в богов своих врагов.
А знамя хлебушка земного дороже им хлебов небес,
и сытость личная намного милее всех твоих чудес.
Второй вопрос еще сложнее. Не только хлебом мы живём.
Есть ипостась, хлебов важнее. Её мы совестью зовём.
Еще одну открою тайну. Она не в том, чтоб только жить.
Жить для чего!? И не случайно хотят все совесть обольстить.
А человек, хлеба забросив, и истребивши сам себя,
пойдет за тем, кто превозносит свободу совести любя.
А ты, пленив людей любовью, повёл их души за собой,
забыв закон омытый кровью, что выбор может быть любой;
что человек лишь сам решает, что есть добро, а что есть зло;
своей свободой угнетая – им дал духовное кайло.
Легко своё разрушить царство, коль совесть нету сил пленить.
А, между прочим, есть лекарство, её нам можно подчинить.
Три силы мира – чудо, тайна, а также наш авторитет,
на ум влияют чрезвычайно, всегда так было сотни лет.
С вершины храма прыгнуть сможешь и доказать, что Божий сын?
Ты все сомненья уничтожишь, словам твоим цена – алтын.
Иди верзись – не расшибёшься, подхватят ангелы тебя;
тем самым – к чуду прикоснёшься, все за тобой пойдут любя.
Совсем не в Бога люди верят. Они все ищут чудеса.
И чудесами веру мерят, а ты несешь им словеса.
Ты не сошёл с креста нарочно, когда дразнили все тебя.
Свободной верой непорочной, их одарил себя сгубя.
Ты высоко судил о людях, теперь же глянь – кого вознёс.
Они больны все словоблудьем, ты не дождёшься честных слёз.
К кому же ты опять явился? Быть может, к избранных своим?
Твой подвиг людям полюбился. Всегда ценил народ экстрим.
Зачем так сделал? Это тайна. Мы, эту тайну оседлав,
исправив подвиг твой печальный, им написали сотни глав.
И написали так искусно, они читают сотни лет.
Тебе принять всё это грустно, был признан наш авторитет.
И пусть в отчаянье бунтуют, за их свободу ты терпел.
Они таких, как ты, линчуют, души смятенье – их удел.
Но за тобой пошли другие, свободной волею сердец,
Отвергнув чары колдовские, сидит в их сущности – боец.
Но их, окутав той же тайной, с сердец их снимем страшный дар;
их ношу облегчим буквально, в их душах погасив пожар.
Твой шанс, увы, давно упущен, ты оказался не у дел,
хоть был к их совести допущен и их хлебами овладел.
Мы взяли меч, который кесарь упорно дать хотел тебе,
и отслужили в храме мессу, отдавши дань людской мольбе.
Признают люди нашу «тайну», и станет толпам легче жить;
а мы обмолвимся случайно, что Бог позволил им грешить.
А за грехи их наказанье возьмем, конечно, на себя.
Им скажем: «Путь свой на закланье, ты сделал ради них – любя».
Мы на себя возьмём проклятье в познании добра и зла,
пред тем как смерть наденет платье и закопают их тела.
Мы сохраним секрет для счастья, для их же счастья, ты пойми;
награду вечную обрящут, ведь не такие, как они.
Нам предрекали все пророки, что ты придёшь и победишь.
Учли мы горькие уроки, а ты в остроге здесь сидишь.
Ты знай, и я был в той пустыне, где ты свободу восхвалял,
но нету твёрже той твердыни, что в тех песках тогда познал.
Вернулся я, примкнувши к сонму тех, кто исправил подвиг твой,
и культу лунному, ночному служу, и я здесь царь земной.
Ушёл от гордых, воротился, я царь и бог здесь и пастух.
Ты зря сюда к нам возвратился, сломаем мы твой гордый дух.
Ты заслужил костёр горячий, и завтра в нём сгоришь живьём.
Второй приход твой – неудача, сгоришь и будешь смыт дождём.
* Талифа-куми — сирийское выражение, употреблённое в Евангелии от Марка (V, 41) и значащее в переводе «девица, встань!».
Свидетельство о публикации №121061108379