Маргарита человек разумный часть 972

Маргарита человек разумный часть 972

В 1975 году Пушкарёв познакомился с капитаном дальнего плаванья Михаилом Николаевичем Крыловым, который рассказхал ему, что в 1937 (38) году к нему приезжал знакомый рыбинспектор Ямальской Машино-промысловой станции Главсевморпути Михаил Иванович Решетов, который рассказал следующую историю: «Был я у хантов дня два назад, в юрте, в посёлке Яндияза, от Шурышкар 20-30 км к северу, на Малой Оби. Ханты пригласили меня в юрту, посадили за стол, стали угощать. Вдруг вижу: из-за чувала (у хантов так называется печь) показывается рука, вся волосатая, широкая, потом вторая, потом голова.
Прямо, как у обезьяны, и рот, как у обезьяны. Потом вылезает существо, как горилла, точно, всё лохматое, грудь необычно широкая, чуть ни метр, а рука длинная, чуть не до пола. Всё страшно сутулое. И прямо ко мне подвигается. Я в сторону, говорю: «Кто это такой?» А ханты немного замешкались и отвечают: «Это наш ребёнок». Кладут ему в руку еду, в его ужасную лапу. А он её кладёт в рот, сразу всё, и глотает, не разжёвывая. Они его прятали за чувалом. А тут он почему-то решил вылезти».
Мы начали раскручивать эту истории. Услышали рассказы о нескольких кретинах, которых местные жители называли кулями, хотя они были натуральными хантами. Зав. учебной частью Овгортской Средней школы Д.П.Белов рассказал: когда он учился в школе в Салехарде, ребята из Шурышкар рассказывали, что в их деревне родился ребёнок. Его называли человек-зверь. Когда он подрос, то весь покрылся шерстью, руки у него были очень длинные. Туловище короткое, голова маленькая. Он здорово скакал и очень быстро бегал. Говорить он не умел, только мычал. Малыши его очень боялись, так как он был очень жестокий и сильно кусался. Приезжали врачи из Ленинграда, хотели его взять, но родители не отдали.
Николай Иванович Максаров, русский, рыбак, рассказал: «Я родственник того Сераскова, о котором вы спрашиваете. Сам я его не видел, но моя мать видела. Она знала и рассказывала, что И.И.Серасков был очень крепкий мужик, кулак. Он умер совсем недавно. Ему было тогда 96. Когда его раскулачивали, он не захотел отдавать оленей и сбежал на святой нос, куда никто не должен ходить. Когда они там рубили новый чум, то ребёнка оставляли в старом чуме, одного.
Вернулись как-то раз за ним и видят, что ребёнка нет, в его люльке лежит подменённый, чёрный, длинный, а их ребёнка утащили. Они пожалели этого подкидыша и стали его растить. Это был куль. Он вырос очень высокий, около двух метров, плечи были огромные. Правая рука совсем не действовала, но левая была очень сильная. Он ею поднимал нарты, на которых лежало пять оленьих туш и взваливал их на себя, на плечо.
Тело его покрывала шерсть длиной 2-3 см, но не густая. На лице тоже была шерсть, по краю лица. Лицо было черноватое, чернее, чем у человека. Он очень громко ревел у себя в доме, оглушительно, как пароход. Разговаривать он не умел, но просил кушать и понимал своих родных. На гостей набрасывался, хватал палку и всё, что под руку попадётся. На человека смотрел не прямо, а отвернётся и смотрит глазами искоса. По посёлку он не гулял, его только выводили на немного. Он постоит какое-то время и назад.
Очень боялся Ивана Ивановича. В основном жил с Серасковыми в стадах. Там он и умер, когда строили новый чум. Он сидел на нартах, вдруг закричал. К нему подбежали, а он уже мёртвый. Присутствовавший при этом Иван Иванович Кандыгин добавил, что, когда в чум приходили посторонние, то куль хватал камень и бил им чашки на столе, если его не сажали вместе со всеми за стол. Носил он что-то вроде малицы, которую ему сшили родные.
Продолжил Максаров: «Когда куль умер, в возрасте около 30лет, а было это в 1931 году (неувязка с датами), родился Василий Иванович Серасков. Он тоже был немного ненормальный. Ростом со среднего ханта, 155 см, узкоплечий, на лице есть шерсть. У него есть брат Водим, который хорошо помнит куля, так как тот его чуть не убил. Он на всех кидался, только своего отца боялся».
Ещё об одном куле упомянул Иосиф Николаевич Кондыгин, работник Рыбкооперации: «Вот такой человек-зверь, как вы спрашиваете, жил в Катровожах. Моя жена оттуда и хорошо его знала. Он был покрыт шерстью, под вид обезьяна, не говорил, ходил нормально». Жена Кондыгина с нами встречаться отказалась. Рассказ Анны Алексеевны Ширяевой, коми из Катровожа: «Кулем здесь зовут Ваську Сераскова. Но о куле я тоже слышала. От родителей слышала, а сама не видела, так как родилась в 1934 году.
Он был очень высокий, выше всех в посёлке, покрыт шерстью. Когда его нашли в люльке, то он с самого начала себя очень странно вёл: кусал грудь, когда его кормила мать, а, главное, очень быстро рос, моментом вырос. Был очень злой, сердитый и очень сильный. Рассердится, убежит в лес и бродит там, подолгу. Или вырвет дерево с корнем и притащит его домой. Очень широкоплечий был, крепкий. Когда вырос, стал к женщинам приставать, очень грубо лез к ним. Решили его потом убить. Когда каслали на Урале, то навалились на него много мужчин, привязали к нартам с оленями и пустили вниз с горы. Так он и погиб. Ещё добавлю, что говорили, когда его нашли (мёртвого), то он длиннее нарты был на 10 см».
Рассказ Николая Ивановича Сези, мужа племянницы куля: «Куль был старшим братом Ивана Ивановича, родился он в 1885 году. Когда зимой каслали, то делали новый чум. Ребёнка оставили одного. И вдруг слышат сильный крик. Но не подошли к нему сразу, а когда подошли, то лежал этот куль. Вроде бы сразу и не заметили подмены. Когда он стал подрастать, то увидели, что что-то здесь не так: кусал мать за грудь, кричал грубым голосом. Вырос очень быстро, быстрее обычного. Лицо, ноги, руки, грудь покрывала шерсть, но не очень густая.
Ростом он был 1 м 80 см, очень крепкий. Когда Ивану Ивановичу исполнилось 16 лет, его стали женить. Вся семья Серасковых поехала по хантыйским селениям искать невесту. И куля взяли с собой. Он очень сердился, что женят не его, старшего брата, а Ивана Ивановича. Все, кто его вдели, теперь уже умерли. Последняя умерла бабушка, его сестра. Он хорошо умел рубить дрова, помогал всегда матери. Жил он на чердаке, потом он заболел и умер. Говорил он очень плохо, всё больше молчал. Есть никогда не просил, но, когда давали, ел охотно и помногу. Куль убегал в лес, когда возвращался, то предупреждал, что в окрестностях появились волки и собираются напасть на оленей. В этом вопросе он никогда не ошибался».
Примечание Пушкарёва: «Несмотря на некоторую противоречивость этих рассказов, мне кажется, что куль жил в семье Серасковых, это факт. Остаётся не выясненным только, в какое время он жил. То ли до революции, то ли в 30-е годы, как рассказывал Крылов со слов Решетова». Историю «Куля Серикова» знали в Шурышкарском районе многие, её помнили даже в конце 1980-х годов, но все близкие родственники этого куля к тому времени умерли, и никаких конкретных сведений о месте захоронения приёмного сына И.Серикова на Святом Мысу получить не удалось.
Надымский район. Ландшафт здесь представляет собой тундру, в южной части сменяющуюся лесотундрой. Между бесчисленными протоками летом открываются замёрзшие зимой сплошные непроходимые болота, заросшие по краям густым кустарником, по берегам крупных проток – лесом. Население ненцы и кое-где ханты. По роду занятий население делится на оленеводов и рыбаков. Очевидцы различают два типа следов: следы тунгу и следы сюдби. Они примерно одинакового размера, но следы тунгу рисуют с тремя или шестью пальцами, а следы сюдби – с четырьмя. Слева показан типичный пейзаж сибирской лесотундры, где встречаются тунгу и им подобные существа (кули, шиликуны, ямгорты и т.п.).
Приведём типичный рассказ о встрече с тунгу жительницы посёлка Мори Ф.Т.Терентьевой: «Мне было тогда 12 лет (в 1912 году). Жили мы в посёлке Ивлевский, это километров 100 вверх по Надыму. Однажды, в июле или августе, наши родители уехали за рыбой, а мы с сестрёнкой остались дома, присматривать за малышами. Вдруг я слышу – кричат: «Смотри, кто-то из леса выходит! Медведь, наверное!»
Я смотрю и вижу, что вроде бы мед¬ведь идёт, большой, весь лохматый, передние лапы вниз опустил, а сам на задних лапах идёт. И вдруг он стал выпрямляться, всё выше и выше становится. Смотрю, а это и не медведь вовсе, а большой человек, метра три ростом, не меньше. Голова огромная, как корзина, сверху острая.
Лица не видно. Весь он был серого цвета. Ноги большие, ступни огромные. Распрямился, медленно повернулся в одну сторону, потом в другую и двинулся вперёд. Идёт и всё время осматривается. При ходьбе руки немного расставлены в стороны и толстенные, а ноги ещё толще. Сделал круг, потом пошёл в гору и ушёл в лес…».
Местные жители их боятся, старики считают их «духами леса». Но по отношению к людям эти «духи» ведут себя достаточно миролюбиво. Никаких случаев нападения на людей или похищения взрослых людей не зафиксировано. Но вот случаи попыток похищения детей имели место. Севли рассказал также: «Перед войной, году в 1936-37 я работал на Большой Оби, напротив Мужей. Мы со стариком-хантом зажигали маяки на реке. Однажды подошёл к берегу колёсный пароход – почтовый катер. Мы поднялись на него и увидели куля, Он сидел не палубе, на корме, привязанный к скамейке. Руки и ноги у него были связаны. Очень большой человек, совсем без одежды и весь покрыт шерстью, весь чёрный.

Я его хорошо рассмотрел, хотя и страшно было. На лице и голове тоже волосы, на голове такой же длины, как и на теле. Глаза, как у человека, нос длинный, опущенный, подбородок очень длинный и рот большой. Вокруг глаз густая шерсть. Я стоял, а он сидел на палубе и был ростом с меня. Ушей не было видно – весь в шерсти. Матросы говорили, что поймали его возле какого-то города и возили вниз. В Салехард. Специально возили показывать всем людям. Сейчас его везли вверх по Оби в какой-то город».
Брат Ивана Севли Семён сказал, что этого куля потом отвезли на то место, где он был пойман, и там отпустили. Внешний вид сюдби ничем не отличается от внешности куля из Шурыш¬карского района, поведение – тоже. Иногда его видели в воде озера или реки, где он плавал и нырял, подолгу оставаясь под водой. В Надымском районе видели не только особей мужского пола, но и самок. Они были менее обволошенные, только на голове длинные чёрные волосы, у них крупные молочные железы. Отношение к человеку у сюдби уверенное, порой агрессивное.
Чтобы получить представление об информации с возможно большей территории, Пушкарёв произвёл анкетный опрос в столице Ямало-Ненецкого автономного округа городе Салехарде. Были выбраны несколько учебных заведений, в которых учатся подростки со всей территории округа: Медицинское и Педагогическое училище и Зооветеринарный техникум. В каждом из этих учебных заведений учатся студенты из разных районов, расположенных на огромной территории от побережья Ледовитого океана на севере и тайги Приполярного Урала на юге и от Печоры на западе до Енисея на востоке. В каждом учебном заведении были розданы по 100 анкет. Результаты приведены ниже:
Рассказ Лиды Няч 23-х лет, учащейся педагогического техникума, жившей в осёлке Самбург Пуровского района: «Мне было 7 лет. Наша семья пасла оленей между Самбургом и Красносель-купом. Однажды отец вернулся и говорит бригадиру: «В тундре будь осторожен, олени чего-то беспокоятся». Бригадир уехал. А родители мне и другим детям сказали: «Идите домой, а то тунгу уведёт». Мы зашли в чум. Стемнело. И, вдруг, пронзительный свист, такой резкий, отчётливый. Собаки стали бешено лаять. Отец говорит: «Ну, это он! Надо собак спустить». А собаки сбились около чума, лают, но отойти боятся.
Одна женщина, чум которой стоял в стороне, попросила мою старшую сестру Риту проводить её. Рита взяла малокалиберку и пошла с ней. Видит в кустах, метрах в ста от чума, кто-то тёмный мечется. Она в него выстрелила и скорей в чум. Собаки всё лают. И, вдруг, около самого чума такой жуткий сильный свист. Собаки визжат и кидаются на кого-то. Мама схватила ракетницу и говорит: «Сейчас выстрелю». А отец ей: «Не смей стрелять, собаки его отгонят».
И, вдруг, снова свист, да такой сильный, что мама выронила ракетницу. И сразу в наш чум посыпалась земля, кто-то бросал камни прямо по чуму и в дымоход. И шаги вокруг чума тяжёлые, совсем уже рядом. Мама схватила ракетницу, высунулась и выстрелила в него. И снова такой свист и крик: «У-уу! У-уу! У-уу!». А потом как побежал по кустам, и ломает их, и кричит, такой треск и топот поднял! Долго, долго мы потом не могли заснуть.
Утром встали. В чуме полно песка и глины, он накидал. И рядом с чумом валялись комки глины, мыло на умывальнике раздавлено. А на нём следы его трёх пальцев оставлены. Противный, неприятный запах шёл от мыла. Все говорили потому, что это он на него дышал. А через два дня он появился в соседнем стаде, сорвал палатку и разорвал её на куски».
Пушкарёв рассказывал, что ему удалось побеседовать с женщиной, ко¬торую в детстве (в начале 50-х годов) похитил тунга. По её словам, он был высокий, чёрный, совсем седой, лицо всё в морщинах. Голова у него была «острая», а сам как будто в «гусе» («гусь» – это такая местная одежда из оленьей шкуры, в виде рубашки с капюшоном и рукавами). Тунга целую неделю водил её с собой, делал её игрушки из щепок и кормил горелым (?) мясом. Правда она вспоминала, что у него было что-то для добывания огня. Старые ненцы утверждают, что тунгу принадлежат странные стрелы с двумя наконечниками, которые иногда находят в тех местах. Края там малонаселённые, труднодоступные – сплошные болота. (В. Макаров, «Атлас Снежного человека»).