Воскрешение

 Забрезжил свет в тиши застывшей,
 Встревожив мертвенный Покой,
 Энергией разумной бывший –
 Жизнь обладает лишь какой.
 О! это чудное явленье –
 Природы-матери творенье…
 Его в мгновенье съела Тьма;
 Голодная всегда, весьма!
 Бескрайней чёрною рекою
 Стремится к полному Покою,
 Течения времён в ней нет –
 Беззвучье это вопиет.

 В Ничто (что антипод явленьям)
 И появился этот свет
 Тьмы тщетным было противленье –
 Крепчал ему он лишь в ответ.
 При этом всём возникли токи
 В каком-то сером веществе;
 Пошли течь тихо жизни соки
 В богоподобном существе.
 По «Жизненной Реке» сплавляясь,
 Знавало раньше Мир оно, 
 Его причудой изумляясь…
 Крутил Бог всякое «кино».
 Познала радость и мученье,
 Душа неведомо кого…
 В Ничто зашло «Реки» теченье   
 И – вновь сочится из него.

Бог же творит вселенский! РАЗУМ –
 Чтоб во Вселенной был… как Глазом;
 Её чтоб видел насквозь всю,      
 Торил бы в ней свою стезю.   
 Да что Вселенную – Пространство – 
 Его чуднейшее убранство
 Дабы мог Разум охватить,
 Всё, всё!!!  в себя его вместить.
 Вселенных в нём же – мириады!
 Из них в нём есть свои Плеяды,
 Есть Млечный Путь, да облака…
 Бог в преткновении. Пока?
 Задача тяжкой оказалась –
 Неодолимой стала малость,
 Какую не учёл Творец –
 Хоть, был в ВЕЛИКОМ! удалец.
 Ведь Разум тот – умов СКОПЛЕНЬЕ!
 Что есть – в плену у Потребленья,
 Шизоидных, ох, сколь! к тому ж –
 За благо почитают Тьму.   
 В ней прячут все свои пороки,
 Живут обманом без мороки,
 Своё уродство прячут в ней
 Да Истину – что есть дурней?!
 Неправедны эгоистичны
 К Идее Бога безразличны…
 Зато к плотскому – просто ух;
 Как на сие «заточен» нюх!

Ой! Кстати Дьяволу такие 
 Запросы, коих, лишь плотские,
 С гнильцою многие они;
 Мрачны земной Юдоли дни.
 Земля умрёт от истощенья:
 Мгновенно, в долгих ли мученьях,
 Да алчущих умов из-за!
 Бог в горестных, видать, слезах.

 Свет Разума едва мерцает; 
 Он с грустью это созерцает –
 Звездой светить бы уж ему!
 «Шизоиды» ж лелеют Тьму.
 Лишь искорка Юдоль Земная
 Тьма же вселенская – без края!
 В ней похоронен дивный Мир 
 И в ней Царь Тьмы справляет пир.
 Он с жадностью пьёт СВЕТ СОЗНАНЬЯ            
 Даримого для созерцанья
          Творцом –
                не низменным! умам,
 Что б видели, как видит Сам.

 Творец сознанье порождает –
 Его ж Царь Тьмы вслед испивает,
 Пособник Дьявол в том ему;
 Всё делают наживы ради –
 Дабы всё «было в шоколаде»
 Да про запас на сотню лет;
 Дерьмовый после многих след. 
 И – лик Земли всё неприглядней; 
 Взгляд в будущее безотрадней –
 Царь Тьмы в веселье, в грусти Бог:
 Он! как творец, неужто ль плох?!

Они ж друг к другу нетерпимы.
 Царь Тьмы сильней неоспоримо –
 Как мальчик-с-пальчик Бог пред ним,
 Что пред Годзиллою самим.
 Бог трудится, как одержимый,
 Беря всё новые вершины,
 Вселенной дивный Мир творя,
 В котором чудо есть – Земля!!!
 А этот Мир – лицо! Пространства…
 Зрит Глаз Земли его убранство
 С окраин Млечного Пути –
 По нём бы Разуму идти!
 И было б в радость Богу это,
 Насмешкам Тьмы Царя ответом –
 Известно чем, в «компот» его;
 Зачах Царь Тьмы бы от сего.

 Сколь Бога возросла бы сила! –
 Как агнец стал бы сам Годзилла,
 Вершащий добрые дела…
 Земля была б для них мала!
 Царь Тьмы бы стал покорным Богу –
 В свой мир дал Разуму дорогу…
 Явь для Творца, увы, мерзка –
 Царь Тьмы в Нём видит дурака.
 Надумал, эко, с кем тягаться…
 На разум! в этом полагаться,
 Кой невозможно! Сотворить –
 Силён задумками сорить.

 Что Мир Его – мираж в пустыне,
 А воздух в ней коль чуть остынет,
 Исчезнет тут же без следа –
 Твердыня Тьмы! его среда.
 От тверди Тьма чуть перегрета –
 Дрожь мелкую дало ей это,
 В бозоны Бог её слепив,
 В Свой Мир телесный обратил.
 Но Тьма остынет – непременно…
 Царь Тьмы на Бога зрит надменно –
 Мертвецкий хлад в его очах;
 Развеет ним Мир божий в прах!!!
 И в твёрдом ледяном Покое
 Порядок полный он построит –
 На триллион! быть может, лет…   
 Повтор сценария вослед?!

Они ж друг к другу нетерпимы.
 Царь Тьмы сильней неоспоримо –
 Как мальчик-с-пальчик Бог пред ним,
 Что пред Годзиллою самим.
 Бог трудится, как одержимый,
 Беря всё новые вершины,
 Вселенной дивный Мир творя,
 В котором чудо есть – Земля!!!
 А этот Мир – лицо! Пространства…
 Зрит Глаз Земли его убранство
 С окраин Млечного Пути –
 По нём бы Разуму идти!
 И было б в радость Богу это,
 Насмешкам Тьмы Царя ответом –
 Известно чем, в «компот» его;
 Зачах Царь Тьмы бы от сего.

 Сколь Бога возросла бы сила! –
 Как агнец стал бы сам Годзилла,
 Вершащий добрые дела…
 Земля была б для них мала!
 Царь Тьмы бы стал покорным Богу –
 В свой мир дал Разуму дорогу…
 Явь для Творца, увы, мерзка –
 Царь Тьмы в Нём видит дурака.
 Надумал, эко, с кем тягаться…
 На разум! в этом полагаться,
 Кой невозможно! Сотворить –
 Силён задумками сорить.
Что Мир Его – мираж в пустыне,
 А воздух в ней коль чуть остынет,
 Исчезнет тут же без следа –
 Твердыня Тьмы! его среда.
 От тверди Тьма чуть перегрета –
 Дрожь мелкую дало ей это,
 В бозоны Бог её слепив,
 В Свой Мир телесный обратил.
 Но Тьма остынет – непременно…
 Царь Тьмы на Бога зрит надменно –
 Мертвецкий хлад в его очах;
 Развеет ним Мир божий в прах!!!
 И в твёрдом ледяном Покое
 Порядок полный он построит –
 На триллион! быть может, лет…   
 Повтор сценария вослед?!

Царь Тьмы с Творцом – как лёд и пламень,
 Пушинка как и тяжкий камень,
 Тот смольный жуткий мир и Сей –
 В божественной! живой красе.
 Грозит же ей исчезновенье! –
 Умы к потребе в адском рвенье…
 Ну, мелочь, вроде б – не пробьёшь,
 Себя хоть в дребезг расшибёшь.

 Важно, конечно, потребленье,
 Но в меру – не до исступленья,
 Не в нём умов смысл бытия –
 Подобно Богу жития! 
 Всего Творец дал для такого…
 Ним сотворённого сколь много!
 Не зримое – как нет его;
 Творец Мир создал для чего?!
 Творить, всё видеть – вот потреба!!!
 Ну, ломтик праведного хлеба,
 Любовь к Творцу за всё! в ответ –
 Есть Разума приоритет… 

 - Земля! Его стань колыбелью,
 А иже с тем Любви купелью…
 Царь Тьмы хохочет надомной –
 Дескать, творец с меня дрянной.
 Изнанкой Мира он владеет,
 Немыслимы его затеи –
 Невероятностей не счесть…
 Вот Разум там навряд ли есть!
 Там жизнь, коль есть, то примитивна
 И Миру Моему противна –
 Достойная кошмарных снов
 Для незадавшихся умов.

 Трудясь, Творец всяк причитает
 И проб-ошибок не считает…
 А Тьмы Царю ли нос утрёт?
 Пока что верх не Бог берёт.

Да, в этом Бог чуток тщеславный,
 Творит с тем Разум (подвиг главный)
 Времён премного! тщетно Он…
 А слышен КОЛОКОЛА Звон!
 Юдоль наполнена тревогой –
 Надежды меньше всё у Бога,
 Что в этот раз задумке быть;
 В Ад бы уродцу не отбыть!      
 О! сколько брака там такого
 О нём наслышан мир премного
 Как и о Рае неземном…
 А много ль праведников в нём?
 Наперечёт в веках святые,
 Все жертвенности их пустые –
 Не стали праведней умы;   
 Не ослабело царство Тьмы.

 Упёрлась в дарвинизм задача;
 Умы в раздорах, а иначе
 Умов скопленью надо жить:
 Им с праведностью бы дружить.
 Но большинством она презренна! 
 И будет вовсе убиенна –
 Как оскудеет Мать-Земля;
 Бог замысел начнёт с нуля.
 Коль на Земле, весьма нескоро –
 Тысячелетья быть ей хворой –
 Трофеем лучшим Тьмы Царя…
 Ему Бог вызов бросил зря ль?!

 Тянуться бы умам к познанью
 Всей, всей! картины Мирозданья…
 Умы не в жажде до сего,
 Зато к гурманству – о-го-го!
 Их все деянья – на потребу;
 Не рады уж «простому хлебу» –
 Им яства чудные давай…
 Но не безмерен «каравай». 
 С тем средь умов идут раздоры;
 «Ум совокупный» эгом хворый       
 Задачи общие не чтит –
 Соборный дух ему претит.

В Среде витали смыслы эти
 На Здешнем расчудесном Свете…   
 Среда бледнела всё сильней,
 И гнев Творца ярился в ней.
 Свет Этот – Мир с его Природой
 Да разной – всем умам в угоду! …
 Какой-то в местной воскресал,
 И Божий Глас над ним серчал:
 «Вернись, слабак, мол, в мир насущный
 Да потрудись, поганец, пуще…
 Над миссией своей в миру…
 Ты что ж в нём был, как на пиру! 
 Поел, попил и – в Мир Иной? –
 Издёвка это надомной…
 Ох, люди! – Саранче подобны;
 Стригут под ноль, что ни съедобно;
 В пустыню Землю обратят –
 А вечно жить на ней хотят…
 Но в Выси лишь людей спасенье;
 К далёким звёздам вознесенье
 Должно в умах желанье быть –
 В мирах далёких вечно жить…»   

 Из Выси смыслы нисходили,
 Мозг мёртвый Истиной будили… 
 Лежало ж тело, ликом ввысь!
 И не дышало уж, кажись?
 Над ним голубушка кружила;
 Ворожбу истово вершила,
 Крылами воздух в рот гнала –
 Как Богом послана была.   
 И – смыслы эти мозг пронзали;
 Энергией своей питали
 И замещали светом тьму –
 Голубка знала лишь кому.

 Ум этот ли велик? умишко?
 Льнул к роскоши не много ль слишком?
 А сколько к замыслу Творца?
 Дрался за них? жил, как овца?

Высь становилась всё бледнее
 И – превратилась в синий Свод
 Из чистых глубочайших вод…
 Лик Солнца в них заплыл, позднее.
 «Барашки» ваты белоснежной
 Скрывали этот лик порой, 
 С него стирая пятна нежно –
 Ярился пуще тот жарой.
 (Согрета ним Юдоль Земная;
 Возникла с этим Жизнь на ней…
 Ей быть бы вечно, бед не зная…
 Не обошлось без чёрных дней.)
 Шло время, ваты прибывало
 На вид причудливых зверей,
 Каких природа не знавала,
 И спор меж них был: кто добрей.
 Они сливались воедино,
 Клубились, горами представ…
 Писал волшебно Бог картины,
 Всего Себя для них отдав.
 Холстом Его предстал свод неба,   
 Спектр света – красок всех набор…
 В картинах сих да будь потреба! –
 Людских глаз воссияй! Собор.
 Творец душевней всё старался,
 Своей фантазией блеща,
 Глаза, что смотрят ввысь, ища –
 За них Он яро с Бесом дрался.
 Кто в сей вендетте побеждает?!
 Как ни могуч, пока не Бог –
 Шлейф дымный это подтверждает –
 Отход житейский кто-то жёг.
 Зачёркнут был шедевр небесный;
 Неряшливым стал неба свод – 
 Как омут грязных сточных вод;
 Понурился пейзаж окрестный.

Свод на деревья опирался,
 Уют хранившими вокруг, 
 А некто их листвой игрался... 
 Не обошёл и пёстрый луг.
 Клонил цветущие он травы,
 Чуть слышно между них шурша,
 Вихрир их всяко для забавы,
 Дыханьем росы их суша.
 Они алмазами! искрились
 На травах, на листве кустов –
 Уж слизни влагой их опились
 И много всяко разных ртов.

 Был этим некто просто ветер?
 Душа витала чья-то здесь?!…
 Что надо ей на этом свете?
 Что драгоценного в нём есть?
 Ей бы витать средь звёзд искристых, -
 В ком-то живя, рвалась всё к ним
 От чувств к земному светлых чистых 
 И в незадавшиеся дни. 

 У здешних мест свои красоты;
 Она что ль ними пленена? –
 Вкусить их жаждет до пьяна? –
 Пусть ждут небесные высоты.
 Игрива! – В мире захмелела? –
 Из тьмы что возродился, вдруг…
 И нею Лира! завладела? –
 И вот теперь Пегас – ей друг!
 Его не может, что ль, оставить?
 А может быть и не его?
 Иль тщится что-то здесь исправить?
 Вселиться ль заново в кого?!

В черёд мир звуков проявился
 С букетом запахов благих –   
 Собой считало Нечто их,
 Над ним незримо Разум вился.
 В «астрал» уйти? Домой вернуться? –
 Решал он, видимо, вопрос,
 Дано ль взрасти в нём?!... В мизер сдуться?    
 На Разум есть ли в Мире спрос?
 Коль нет, не лучше ли в «астрале»
 Незряче в ледяной печали
 Ещё бессчётно лет побыть? –
 Творцу ж так прихоть не избыть. 

 Он как Сизиф, что сотни раз!
 Тщился вскатить валун на гору,   
 Весь мир смешил, чем, до умору…
 Сколь тысяч лет об этом сказ!
 Вселенский Разум сотворить –
 Плевок Сизифова задача…   
 В задумке ждёт Творца ль Удача? ...
 Умишки ж знай себе дурить.
 «Кем этот был объект оживший:
 Беспутным? с головой дружившим?» –
 Была округа в думе той
 С тревогой, жаль, что не пустой.
 В округе той, что недалече,
 Такими ж лес весь искалечен:
 Замусорен, следы кострищ –
 Там выгул для людей-козлищ.

И, всё ж, она его лечила
 По воле, видимо, Творца
 В него её вливалась сила;
 Ну как ослушаться отца.
 Взрастало Нечто в том объекте,
 Вселившись в мозговой сосуд…
 Объект с чего-то был так худ! –
 Под кожей мышц чуть - на скелете.
 То Нечто болью проявлялось –
 Познав себя начально так,
 Рождалась Мысль в нём кое-как:
 «Жить Этим?!» - думой задавалось.
 В чудесный Мир лишь сгусток боли
 Исторгла чернь Небытия
 И этой Нечто радо доле –
 Начало есть для жития!
 В нём было это пониманье,
 Что есть само? – без осознанья,
 И Жизнь, не вспомнивши, есть что?
 Все знанья сгинули в Ничто.

 А ветерок дыханьем хладным
 Боль эту тщился ублажить,
 Мир звуков пеньем разно-ладным
 Как бы гласил: Чудесно жить!!!
 Возникли странные виденья
 Из образов прекрасных лиц
 И грациозных тел девиц –
 Пошло чувств страстных зарожденье!
 Они сменили боль на сладость –
 Какую знает только младость,
 До взрослости едва созрев
 И, непорочность уж презрев.
 Дев чудилось дыханье рядом
 И тел их нежное тепло,      
 Истомой веяло, усладой –
 Блаженством! Нечто расцвело.

Тут мысль вопросная явилась:
 А всё возникшее есть что?
 Младенчески ему дивилась…
 Всё портил страх: вновь пасть в Ничто.
 Возник вопрос: Что я такое?
 Уж раньше, вроде, я была,
 Страдала…, сгинула в Покое,
 Свершив не все свои дела.
 Припомнился вслед Ад, в нём Ужас…
 Мысль их стирала, много тужась,
 Да с тьмой небытия борясь,
 Увязнуть в жути той боясь.       
 Те угасали, возвращались,
 Настырно Тьма, порой, сгущалась…
 Тонула мысль устало в ней,
 Но становилась всё сильней.   

 И – то прошло; горда собою!
 Сама ж – как призрачный фантом,
 Что пленником был у Покоя,
 Но страждущий обжить свой Дом.
 Он мнился миром ощущений,
 Чредой безвременнЫх мгновений…
 Запечатлевшихся? – ни сколь –
 А в том разумной жизни соль.
 Действительности осмысленья,
 Тем паче Господа явленья
 Без жизни в прошлых мигах нет –
 Не зрим и будущего свет.
 Ни сколь его и в том жилище –
 Он строится на «пепелище»,
 Лишь «камни» первые в «стенах»,
 А будущность его темна.

Был полон Дом в те миги болью,   
 Какую тщилась мысль изгнать,
 Гнетомая той лишней долью,
 Что это есть? стремясь понять.
 Он чудился смешеньем странным:
 Истома нимф! боль, чудный мир…
 Побольше б первого, желанно! –
 От хворей всех!!! – то эликсир.
 В Ничто вернуться же, иначе –
 Без сладостного быть зачем?!
 Обрыдла боль вконец, тем паче,   
 Страдать? Мир дивный мрача, чем.   

 Но – явственней всё ощущенья
 Без осмысления всего,
 Сознанья тлело возрожденье;
 Проявится ещё чего?!
 Есть Я! – открылось пониманье,
 Есть дивный необъятный Мир…
 Так вновь я приходил в сознанье,
 Вкусив Природы эликсир.
 Пришло и ощущенье тела –   
 Объектом странным болевым,
 Но нужным… Для какого дела?
 Да с управленьем мозговым!
 Ах, да – оно еды искатель,
 Кормилец мозга, с тем ума,
 А он кто? – Мира созерцатель!
 Мир без него пленяет тьма.
 Когда его никто не видит
 То Мира будто бы и нет –
 Мозг помнит миги их предвидит
 И – строит Мира весь сюжет.

 Как до строительства далече –
 Он мёртвой Тьмою искалечен,
 Оттаяла, едва, жизнь в нём;
 Опомнится не ближним днём.

А ныне он, изголодавшись.
 Взялся кормильца исцелять,
 Да в том наитию отдавшись
 И – жар пошёл по нём гулять!
 А вот и первые движенья!!!
 Сначала пальцев рук, ноги…
 Прошло и в их мышцах! напряженье;
 Ну, то что пища, берегись!   

 Росинка тут на губы пала
 С листа – от ветерка, видать –
 Жила в ней божья благодать!
 А близ вода в ручье журчала.
 Мозг, чуя водную прохладу,
 Ползти принудил тело к ней,
 Глоток-другой и – блажь в награду:
 Мир мне представился ясней.
 Пошло по телу ободренье –
 Про мышцы вспомнило оно,
 Шло спешно и ума прозренье,
 Тела нимф грезя заодно!
 Я возомнил себя Амуром? –
 Должны они здесь где-то быть! 
 Покрытые нагим гламуром –
 Пора!!! желанья жар избыть!
 Меня, видать, они заждались;
 Взор вожделенно их искал,
 Фантазии в мозгу рождались…
 Награды же… он не снискал.

Зато вселился голод в тело;
 Взор стал, поесть чего, искать;
 Козявку взял я в рот несмело,
 Дам, коей, можно попугать.
 И прочих тварей ел брезгливо,
 Шли в ход пахучие цветы…
 Взор мотылёк дразнил ревниво,
 А тот оглядывал кусты.
 В них нимф боялся я увидеть:
 Еда едой, главней они,
 Их трапезой, ведь, мог обидеть –
 Козявок! предпочёл я им.

 Шло время в быте том неспешно –
 Мир созерцал я, что-то ел,
 А мысль была вся в деле грешном,
 Хоть далеко я в нём не смел.

 Окрепнув, нимф искать пустился;
 Вверх вдоль ручья лежал мой путь, 
 В кустах, погуще что! ютился,
 Себя накрывши чем-нибудь:
 Ветвями, листьями большими,
 Берложки делал, как медведь,
 Да шёл и шёл, как одержимый –
 Амур!!! я – нимфам нужен, ведь!
 И в том ничуть не сомневался! –
 Ещё не здравым был мой ум…
 Порою ж высью! любовался
 Но по-звериному – без дум.

Мне жить бы так до дней скончанья –
 Весьма неплохо! зверем быть,
 С природой обретя венчанье,
 Еды, хотя, порой не в сыть.
 Козявки, черви дождевые… –
 Для глаза гадкое! меню…
 Туда ж и тучи грозовые –
 Их в чём-то, не сознав! виню.
 Там тучи, солнце где садится…
 Чу! слышен колокольный звон
            Не явный,
                мне тревожным мнился…
 В ком Разум пробуждает он?!

 От яви сей иль наважденья   
 Возник мыслительный процесс,
 В уме былого возрожденье –
 Отрывками: про злой эксцесс.
 То он! закрыл моё сознанье,
 Отправил в Тьму небытия
 За чистый Дух мой в наказанье –
 С таким уж ныне нет житья.
 Он был рождён в стране Великой!!! –
 Преступно сгубленной не вдруг – 
 Предательской, в ней взросшей! кликой –
 Лукавый Бес, которой, друг.

С явленьем Мысли! шёл привычно –
 Изба завиднелась вдали:
 Бред, что ль, пошёл мне, как первично?
 Жилой объект взаправду ли?
 И, я ускорил шаг с надеждой:
 Явь воцарится, наконец –
 Была желанность бредом прежде…
 Берложенью придёт конец!

 И вот я у его порога
 Избушка – рухлядь ещё та;
 И за неё хвалю я Бога,
 Зато округа – красота!
 Изба ютилась на поляне
 Близ друга моего – Ручья…
 Пейзаж на ять! куда ни глянешь –
 Писала кисть, как будто, чья.
 Вдали каймой синели горы,
 Оплотом лес стоял кругом
 Искусно-вычурным узором –
 Да в одеянье дорогом!
 Поляна пёстрыми цветами
 Благоухала для него,
 Обжитая лозы кустами…
 Тот дивный мир как ждал кого!
 Был бриллиант же в той оправе –
 Среди поляны, озерцо,
 И в нём жить чуду тоже вправе –
 Чтоб было здесь всему венцом!
 Златой бы Рыбке!!! в нём резвиться, 
 Красавца лебедя дразня…
 Тот – ноль вниманья на меня;
 Русалкой в водах, что ль, дивился?!
 А аист хлопотал на крыше –
 Он в паре? одиноко жил? ...
 В лесу ж был чей-то хохот слышен – 
 Я думаю: то Леший был.
 Вот с ним, всё ж, не желаю встречи –
 Что от нечистой силы ждать? –
 Крестился, был хоть он далече,
 Уж с ним покоя не видать.
 Ну, для общения, хоть с кем-то,
 И Леший мог бы мне сойти…
 М, да, надо уж увлечься чем-то –
 Кусты ж тянуло обойти.

Мой взор огладывал округу
 И – ней насытиться не мог;
 Сюда бы привести подругу! –
 Прилечь на изумрудный мох…
 На крыше аист закурлыкал,   
 Широко крылья распахнув,
 Простор неспешно оглянул…
 Он мне, себе ль подругу кликал?   
 И Лебедь этим озабочен –
 Без пары ныне был и он…
 Упрям Природы же закон:
 Нас напрягал желаньем, очень!

 Как хохотал! над нами Леший…
 Он в размноженье, что ль, безгрешен? –
 По милой он, поди, не сох…
 Как мягок под ногами мох!

 Идиллия кругом сплошная
 И девственность в округе сей! –
 Так вот оно где место Рая –
 Здесь жить бы до скончанья дней.
 Вот только тучи грозовые,
 Садится солнце где, растут!
 Своею мрачностью гнетут –
 Страшусь я их, и не впервые.
 С тем я в избу скорей подался:
 В ней паутина, пыль, разор –
 Ничто не радует мой взор…
 Здесь быть порядку! – тем задался.
 Приборка шла легко и споро,
 Средства тут были для сего, 
 Я ж в этом деле – о-го-го;
 Порядок воцарился скоро.

Прибор для дел эпистолярных   
 С бумагой, походя, нашёл…
 Вот в деле сём я из бездарных –
 Иной стезёй по жизни шёл.
 Кирпич я клал, копал канавы,
 Был хлеборобом, кузнецом…
 Бывал за Родину бойцом,
 Не жаждая великой славы.
 Дадут, бывало, грамотёнку,
 Поместят лик мой в газетёке,
 Я ж хладно отнесусь к сему,
 Не похвалившись никому.
 А кем хозяин был прибора?
 Писал ли тужась или споро? …
 Найти б прочесть его труды,
 Но каковы его плоды?
 Я пробовал писать, уж было…
 Мне вспоминать сие постыло –
 Настолько был никчёмным труд:
 Словесности банальной блуд.
 А он о чём писал и думал,
 Жив ли, ушёл в небытие,
 Занудствовал, любил ли юмор…
 Зачем в глуши вёл житие?

 О, дай ему здоровья, Боже!
 На этом свете если он,
 Коль нет, его будь пухом ложе…
 Чу, снова колокола звон!
 А может звона в яви нету? –
 Ещё не здрав я – бред он лишь…
 Звонит аль Храм Господний где-то? –
 Бичуя этим смерти тишь.
 Тем мёртвых, может, поднимает
 На бой с грядущею бедой,
 Не слух – душа его внимает,
 Ведь, тучи, вон, стоят грядой!
 И, душу съёжила тревога,
 Я, не крестясь, звал в помощь Бога,
 Хоть атеистом прежде был,
 Являя в юности в том пыл.
 «О, Боже! Дай мне вразумленья,
 До полного во всём прозренья…
 Ну, если снова я живой –
 Апостол верный буду Твой! ...»

Ах, юность! – Сколько было планов…
 В ней песни были все о главном!
 Я верил в светлый коммунизм –
 С тем презирал капитализм.
 Но всё однажды изменилось –
 Пришло, что в страшном сне не снилось;
 Вот потому я нынче здесь!!!
 О том в воспоминаньях весь.

 Зачем бумага здесь, однако?!
 А звон? – Быть может, служит знаком,
 Чтоб взялся вновь я за перо…
 Тут ветер дал на то добро:
 Чело легонько мне погладил,
 Как тот, что на лужайке был,
 Что поиграть листовой любил
 И с Лирой, несомненно! ладил.

 Присел к бумаге я с волненьем –
 О прошлом строки потекли,
 И – мысли зримость обрели! –
 Во многих не было стесненья.
 Местами так писал фривольно!
 В мир прошлый, словно, жёг мосты…
 Всё ж, уничтожил те листы;
 Была душа, чем, недовольна.
 То сделал я зачем? – не знаю,
 Сие творенье кто ль прочтёт?!
 Никто меня, с тем, не охает –
 На это не был мой расчёт.   
 Жила надежда в подсознанье:
 Найдёт! Труд в прежний мир мой путь,
 К себе, хоть чуть, его вниманье…
 А там не важно – будь что будь!

Я ж в прежний мир мой не вернусь –
 Он очень был ко мне жестоким, 
 Хоть буду здесь я одиноким
 И, даже в зверя обернусь.

 А думки всё, как Труд отправить,
 Ручьём его не сплавить ли?!   
 Брега чьи, радостью цвели…   
 Себя, тем, от него избавить!
 Влечёт меня он к перечтенью; 
 Чего я в нём понакропал –
 Ему! не сну, дай предпочтенье,
 А он в объёме, ох, не мал!
 Его бы сжечь, да держит что-то
 Меня от прихоти такой –
 Как мной кто правит: делай то-то! –
 Тебе не время на покой!!!

 Найти б какую банку-склянку,
 Труд запечатать бы в неё –
 Да и в Ручей! мой спозаранку…
 Сбылось желание моё!
 Нашлась, вдруг, оная в кладовке –
 Стояла в путь наизготовку,
 О чём дописываю я –
 Не бред идея, всё ж, моя!
 Надеюсь, как и та Девица,
 Чей образ грезятся всё мне…
 И в яви может заявиться,
 Не только в сладострастном сне.
 Она в лесу, как-то, пропала
 И нынче, может, в нём живёт…
 Чудес у Бога, ведь, не мало;
 Ко мне её он приведёт!
 И сам её искать я буду –
 Ей помощь! может быть, нужна,
 Коль не судьба, вряд ли забуду –
 Она со святостью дружна!
 Её я чуял, но не видел…
 Да там описано уж всё:
 За что я мир возненавидел…
 Зачину же конец на сём.

 С тем в предисловии прощаюсь,
 О главном далее труд мой,
 Приятного не обещаю –
 Моей в нём боли – ой-ёй-ёй!

 Продолжение следует под названием: "Исповедь"