Под и над

Стонали густые ели, блестели смолой их раны.
Летел вниз поток иголок. Болталась плоть рюкзака.

И лиственница скрипела, и глухо сычи орали.

Шагал по тайге геолог и шла по нему тайга.

Геолог брал пробы почвы, подчас ночевал в деревнях, глухих и забытых всеми, но чаще – один с костром. Один на один с цепочками из древних, как мир, деревьев,
под чёрной косматой сенью, под чёрным их потолком.

Но снились ему не камни, не сёла, не дом, не лайки,
а снилось ему: над тучами немыслимо высоко в морошковых звёздных каплях летит олень под камлание, запутался лунный лучик в короне его рогов.

Со шкуры стекают искры, алмазы и аметисты, бежит он по глади неба, из гор выбивая пыль.
И нет в мире больше истины, нигде и ни в чём нет истины, (а, впрочем, и раньше не было), а есть только гул копыт.

И в кедры вплетался ветер,
качал он густые кроны, кормил мхи и корни влагой,
давил мокреца в руке.

Геолог вставал с рассветом, варил себе макароны, пил воду из старой фляги и шёл дальше по тайге.
*
Когда восходило солнце и плыли внизу туманы
олень засыпал на облаке под Древом Миров, в тени.
Но снилась ему не соль, и
не духи и не шаманы,
а снился ему геолог, что ходит в тайге
под ним.