И снова о Пушкине

Если на жизнь его смотреть со стороны,
То это – сплошное удовольствие, пирушки и балы,
А между ними волокитства, дамы и бордели…
Но и трудиться он умел с таким же упоеньем,
Как предавался «забавам суетного света»,
Хоть самого его послушать, можно вообразить -
Его стихи писались как-то само собою,
А он – «повеса вечно праздный»,
Лишь предавался «лени», «пирам и наслажденьям».
Но это всего лишь символов привычный ряд,
Чтобы к Парнасу принадлежность подчеркнуть -
Ему чужда суетность дел мирских.
На самом деле, он трудился беспрестанно,
Он ухитрялся работать везде и всюду:
Во время путешествия – в кибитке,
За столиком - в трактире сидя,
Работал он и днём, и ночью…
Вот полночь давно уж миновала,
А он, с поджатыми ногами, на диване полулежит,
Разбросаны вокруг него листки бумаги,
Потом бокал систовского вина,
Казалось, будет спать теперь он до обеда.
Но лишь рассвет слегка забрезжил в окнах,
Он снова на том же месте, не одетый,
И снова листки бумаги разбросаны вокруг него,
А он, с пером в руках, смотрит куда-то вдаль,
Как будто не было пред ним стен дома…
Он мог работать, как одержимый,
В каком-то нервном напряжении тогда он был
И если в это время кто-то мешал ему,
То в бешенство впадал, кричал и кулаки сжимал.
Поэтому, когда к нему кого-то из прислуги посылали,
То предварительно заглядывали в окна те,
Высматривали, что там делает поэт?
И, если он работал, не решались к нему войти,
«Нет истинно великого» без постоянного труда…