Белые снегири - 40 - полностью

БЕЛЫЕ СНЕГИРИ" ИЩУТ МЕЦЕНАТА
ПОМОГИТЕ «БЕЛЫМ СНЕГИРЯМ»



Журнал «Белые снегири» – издание благотворительное
и безгонорарное, распространяется среди участников
литературной студии, членов-гарантов литстудии и
благотворительных фондов при оплате ими почтовых расходов.


За достоверность фактов, точность фамилий, географических названий
и других данных несут ответственность авторы публикаций.
Их мнения могут не совпадать с точкой зрения редактора.

Адрес редакции: 356885, Ставропольский край,
г. Нефтекумск, ул. Волкова, д. 27
Контакты:
e-mail: vlados171@mail.ru
Тел: 8 906 478 99 78

Журнал в интернете на сайте "Стихи.ру":
http://stihi.ru/avtor/invvesti

литературно-
художественный
и публицистический
журнал
инвалидов


40  2021


издание благотворительное
безгонорарное

Нефтекумск – Вербилки
2021 г.

Редактор-составитель: Остриков Владимир Викторович
Компьютерная вёрстка: Калаленский Сергей Иванович
Организационные вопросы: Иванов Валерий Петрович
__________________________________

1. СТИХИ

Владимир ОСТРИКОВ
(Ставропольский край, г. Нефтекумск)
Член Российского Союза писателей

Старая тетрадь

НАМ НЕ ПОНЯТЬ

Не понять нам вперёд смотрящего,
Предрешённость происходящего...
А улыбки и жесты Ваши ли?
Нас учили всегда быть отважными.
Удивит и согреет радуга,
И оттает весною Ладога.
Все штрихи обновлённо-чистые,
В них проносятся тени быстрые.
Громкий крик живёт в подсознании-
Как же больно навек быть раненым!
Чей-то взгляд навсегда заморозит,
Я любил и берёг свою осень...
Как осколки блестят на солнце!
В них надежда и вера бьётся...
В сотый раз,ударяясь о землю,
Уменьшается в микро-размерах.
Но живёт... и над этим миром
Продолжает кружиться Лира.

         31.01.2001г.


ПРИГОРШНИ СЛОВ

Пригоршни слов...
В них лунный свет.
Улыбка  сквозь штрихи столетий.
В них тает бальмонтовский снег,
В них стонет лермонтовский ветер.
Тальянка вскрикнет за селом
В пригоршнях отразятся  лики,
И вновь далекий окоем
В есенинской строке  разлитый.
Пригоршни слов...
Нам не дано
Заметить - где же они тают,
И лишь вздохнет веретено
И сны прозрачные летают
Над пробудившейся весной,
Над обновленными листами.
В пригоршнях слов весь смысл земной,
Начало жизни, шелест мая.


ОХОТА

Легко скользят причудливые тени
По шёлковой траве.
                Через ручей,
В степи открытой гонят волки стадо,
Как полчище нежданных палачей.
Вожак хватает крупного быка
За хвост,вгрызаясь в клетки жёсткой ткани,
Затем,собрав все силы для рывка,
Вдруг тормозит и отпускает...
Бык в капкане.
Подкошенный,он валится на бок,
Хрипит,брыкаясь,хочет вновь подняться,
Но тщетно,-незнакомый вновь щелчок,
Сомкнулись волчьи зубы.Не собраться,
Не сбросить вниз прилипшего врага,
Сознание покидает,силы тают,
А в синем небе птицы пролетают,
Земля кружится в светлых зеркалах.

                10.04.2002г.

ОТОЙДУТ ПОЕЗДА...

Отойдут  поезда,
Улетят  самолёты,
День умрёт, ночь родится, -
Так будет всегда…
Только в памяти нашей
Всё ещё повторится,
Вновь засветит над нами
Большая звезда…

Мы в себе сохраним
Юности быстрый бег,
Чистоту январей
И наивность апрелей.
Всё ещё впереди
У тебя, у тебя,
А во мне колкий лёд
Неудач и сомнений…

Этот шарик земной, -
Как он мал и велик,
Сколько в нём потрясений
И красот уходящих.
Люди рвутся наверх,
А у них впереди
Поезда, самолёты
И полёты за счастьем.

Где-то раненый зверь
Вдруг увидит цветок,
Где-то воин отважный
Вновь почувствует ветер.
В скалах бьётся за жизнь
Гордый, сильный исток,
Для того чтоб в падении
Быть свободным и светлым…
2001г.

ЧЕТЫРЕ КРАСАВИЦЫ

Златокудрое лето спорило
С рыжей осенью на повороте:
-Отчего же у синего моря
Получаются водовороты?
-Оттого,что зима-блондинка
Снегом выткала круговой узор,
Оттого,что весна-красавица
Из-за робости опускает взор.
Так и в жизни моей всё меняется,
Разбивая меня на частицы.
С каждым днём меня меньше и меньше.
Мне не спится...
Я смотрю,как четыре красавицы
Входят в жизнь мою беспросветную,
Ну,а сердце всё так же мается
Безответно...
Забиваю себя днями-делами,
Убегаю от памяти-жара,
Одаряю пустыми дарами
И гуляю тропинками старыми.
Всё знакомо,в тумане молочном
Заблудиться уже не получится.
И всё реже меня заочно
Посещает надежды лучик.
Промолчу.Сигареты скомкаю
И зажму в руке наступивший день.
Пусть дорога моя узко-ломкая,
Через тернии я иду по ней.
Но замечу на повороте
Спор отчаянный четырёх девиц,
Озарённый зигзагами молнии,
Вдруг увижу:у них нет лиц.
                11.08.2002г.

СИЛУЭТ

Силуэт монолитных строений
На ладонях воды отразится,
Глыба мрамора-только мгновение,
Ветер только в разрыве страницы,
Перевёрнутой как-то небрежно
И отпущенной в синее небо.
Я иду по дорожке заснеженной
В те края,где ещё не был.
Оттого ощущая тревогу
И надежды касание зыбкое
Понимаю,что света немного,
Чтоб увидеть любимой улыбку,
Но иду сквозь серебрянный иней,
Улыбаясь морозу колючему,
Исправляя судьбы своей линии
И надеясь на самое лучшее.
2001г.

СТАРЫЕ ДОРОГИ

Есть у старых дорог
            свой особенный вид,-
Руки их,нас зовут
            в неизвестность.
Мы пускаемся в путь
            и,на собственный стыд,
Осыпаем их бранью бесчестной.
Забываем,как в осень ли
           в зиму они
Выводили нас с вязкого поля,-
Мы спешили туда,
           где сияли огни,
И где нет леденящего зноя.
Забываем,как в серый
           глубокий туман
Мы брели наугад по дорогам,
А они никогда не пускались
                в обман,-
Приводили всегда только в город.
И терпели от нас шрамы
              тяжких следов
От тяжёлых,огромных,
            колёс самосвалов,
Звоны бьющихся стёкол
            и скрежет зубов,
Разгрызающих грунт буровых
                великанов.
Мы кромсали и резали
                их пополам,
А затем засыпали небрежно.
А они всё терпели и жались
                к цветам,
Не забыв,что на свете
              есть нежность.
Есть у старых дорог свой
               особенный вид,
Руки их нас зовут
              в неизвестность.
Мы пускаемся в путь
            и,на собственный стыд,
Осыпаем их бранью бесчестной.
              26.05.1995г.


КТО-ТО

Кто-то кричит,
Тратит нервные клетки,
Всё суетится и прёт напролом.
Кто-то молчит
И впускает с рассветом
Тихое утро
В светлый свой дом.
Кто-то довольствуется малым
И счастлив,
Кто-то всё хапает
И зол на весь мир,
Кто-то с надеждой приветствует радость,
Кто-то заменит всё это другим...
Кто-то отдаст всё,что имеет,
Вложит всю душу в доброе слово,
Кто-то при этом только немеет
И отмерзает в приобретении новом.
В мире дорог существует немало,-
Ровных и чистых,и с глубокими ямами,
Кто-то идёт с открытым забралом,
Не укрываясь от яркого пламени.
Кто-то боится ям и обочин,
Яркого света тоже не любит,
Таким приятно в тёмные ночи
Считать,что они самые лучшие люди!
Разные люди-разные судьбы,
Не все переносят трудности ровно.
Не всем доступны смысловые нагрузки,
Не всем приятны поступки новые...
Только одинаковым будет вечер,
Как все предстанем
            пред Господом Богом,
Никто не минует этой встречи,
И говорить не придётся много.
2000г.


ПОКА ИДУТ ЧАСЫ...

Пока идут часы,
Пока горит свеча,
Как символ Красоты,
Слова твои звучат.
Как память о былом,
Две тени на камнях,
Пока идёт паром,
Им вместе быть в лучах.
От северной звезды
Свет льётся неземной.
Слова твои просты,
Они всегда со мной.
Пока порхают сны,
Пока играет ночь,
Не сожжены мосты.
Ты мне должна помочь.
На утренней заре
Под огненным крылом
Две тени в серебре
Жалеют об одном.

      04.09.2001г.

ДЫХАНЬЕ ТЁМНОГО ЗАКАТА...

Дыханье тёмного заката
Над очертанием воды,
И тень ушедших дней.
                Во мраке
Твои размытые следы.
Мир замолчал,любовь разбита,
Погасли свечи на столе,
Но наше счастье не забыто,
Оно покоится во мне.
До первых вновь рождённых
                чувств,
До новых слов,кому-то нужных,
А наш далёкий, долгий путь
Потоком слёз был перегружен.
В разбитой умершей любви
Мы слышим крик над
              мирозданьем,
И на последнее свиданье
Возьмём последние стихи.

                12.09.2008г.

2. Ко Дню Победы

Виктор АЛИМИН
(г. Москва)

ВСПОМИНАЯ ДНИ ПОСЛЕВОЕННЫЕ

Что помним мы, о той войне далёкой?
Своих отцов, вернувшихся с войны.
Вдов-матерей соседских одиноких,
Как будто виноватых без вины.

Те, кто с отцами, горделивы были,
Украдкой доставали ордена,
Их нацепив, по комнате ходили –
Геройскою казалась им война.

Медалями играли в «расшибалку»,
Бил профиль Сталина по меди пятаков,
За что ремень, а то порою палка
Гуляли яростно по спинам простаков.

Но потихоньку забывались беды
И к мирной жизни привыкал народ.
И помнится, день праздничный Победы
Перенесли уже на Новый год.

И инвалид безногий на тележке
Не к месту стал в общественных местах,
Он прятался порою от насмешки,
А на войне в бою не ведал страх.

Теперь настали времена другие,
Им почести по-праву воздают:
И преподносятся подарки дорогие,
И песни для них старые поют.
;
Но как же велика была обида,
Всем тем, кто покалечен на войне.
Я часто вспоминаю инвалида
Безногого, что плачет в стороне...

02.06.2014г.

 ПЕСНИ О ПОБЕДЕ

Мой друг родился в мае, в сорок пятом,
Как говорится, парню повезло.
Когда разбит был немчура проклятый,
Всем трудностям и бедствиям назло.

Его отец в войну стал инвалидом.
Он во дворе всем обувь починял.
Мой друг слегка его стыдился вида,
Когда тот костылём ребят гонял.

И трехколёсная простая «инвалидка»
Была ему однажды вручена,
Ох, как на ней порой он ездил прытко,
Подвыпивши, лихачил старина.

Но, главное, как пел он в день Победы,
Кто в доме был - тот окна отворял.
И забывались горести и беды,
И каждый песням всей душой внимал.

Тогда казался он красивым очень,
И Празднику великому под стать…
И слушали его до самой ночи,
И даже детям не хотелось спать…

Ушёл наш фронтовик в иные дали.
Стирают образ в памяти года.
Пусть мы не помним все его медали,
Но песнь Победы -
              в сердце навсегда!


СТАРЫЙ СОСЕД

Войну мы знаем только по рассказам
Своих отцов, из книг да из кино,
Никто из нас впрямую с ней не связан.
Лишь старики, ушедшие давно.

Но иногда, копая в огороде,
На свет весь ржавый извлечёшь патрон.
Ну, слава Богу, это целый, вроде,
Знать, никого тогда не срезал он.

А в день Победы мы всё чаще спорим,
Стараясь вызнать правду о войне.
Как хорошо, что это злое горе,
Изведать не пришлось ни вам, ни мне.

И лишь сосед, старик с серьёзным видом,
Он в сорок пятом прибыл в мае в тыл.
Он про войну ни с кем не говорил…
Сосед наш был безногим инвалидом.

05.06.2014г.

Сергей ПАСТУХОВ
(Московская область, г. Ногинск)

***
День ото дня уходят дальше даты
И гул войны совсем уже не близко,
Но не стареют русские солдаты,
Чьи имена на красных обелисках.
И их глаза сокрыты небесами,
Их голоса нам отдают приказ –
«Вы душами побудьте только с нами
И помните, не забывайте нас».
Как много лет пройдет ещё на свете
И будет много добрых, мирных дат,
И точно так нас вспомнят наши дети
Как мы сегодня помним тех солдат...


***
Ногинчане–богородцы,
Слёзы удержать непросто,
Сколько б лет ни миновало,
Память повторит сначала
Все опять день ото дня,
От бомбёжек шквал огня,
Все погибшие мечты,
Писем жёлтые листы,
Тех, кто выковал победу,
Кто в века ушёл бессмертно,
Нам, оставив мир счастливый,
Чтоб в нем жили мы красиво.
Низко голову склоняю
И колени преклоняю
Перед памятью большой,
Перед светлой сединой,
Тех, кто здесь сегодня с нами
Перед вечными огнями,
Перед тем, что мы живём
Каждый в сердце с тем огнём
Год от года ярче пламя,
Ветераны – наше знамя.
Выши верные сыны
Слышат эхо той войны.
Богордцы–ногинчане,
Вся Земля сегодня с нами,
Не сломить России в век
Знает каждый человек
За победу, за свободу
Слава Русскому народу!!!


Виктор НОВИКОВ
(г. Электросталь, Московской обл.)
Член Союза писателей России

Я ПОПРОСИЛ: РАССКАЖИ О ПОБЕДЕ…

Я попросил: Расскажи о Победе.
- Это праздник, - ответил он мне.
- Это повод по-праздничному отобедать
И выпить есть повод вполне.

Я к сыну его: - О Победе что знаешь?
- Всё знаю: была там война,
Это как в компе*, ты побеждаешь,
А празднует вся страна.
Будут салюты, парады победы
И возложенья венков,
И выйдут с медалями дряхлые деды -
Закон у победы таков.
И будут по телику только про это,
В концертах одно и тож,
Всё о войне тыщу раз перепето,
И нового больше не ждёшь.
У внука спросил: - Ты прадедушку знаешь?
Как он воевал, побеждал,
Вон сколько медалей, ты их примеряешь,
А прадед — герой, ты не знал?
-Какой он герой, был прадед солдатом,
Геройство не всем по плечу, -
Внук отвечал: - Есть мультик богатый,
Герой — Чёрный плащ**, я таким быть хочу.

Я больше не спрашивал, в сердце ударом
Рассказы вонзились мне,
Ах дед мой, отец мой, ужель вы задаром
Горели в военном огне?
Какой валерьянкой мне вылечить сердце,
Какие слова отыскать,
Чтоб памятью жгучей смогли отогреться,
Отцу чтоб и сыну, и внуку сказать:
- Не только словами, вы сердцем примите
Геройство багряных времён,
Души свои болью ран  обожгите,
Кровью облитых победных знамён.
Нету Героя превыше Солдата,
Что землю и нас в тех боях отстоял,
Чтоб жили мы мирно, свободно
                и свято   
Хранили Победу в тех славных боях.
__________
* - компьютер
** - герой американского мультфильма.

9 мая 2021г.

3. ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ ЛИРА


Елена ГЛЕБОВА-ПАВЛОВА

Елена Юрьевна Глебова-Павлова– Член Союза писателей России,
Руководитель литературного объединения «Лира» в городе Ногин-
ске Московской области. Член редакционного совета ЛИТО «Лира».
Личный сайт www, glebushka.com
Актриса Народного молодежного театра «МыМъ», автор-испол-
нитель собственных произведений. Первые стихи написала в юно-
сти. Участник молодёжного поэтического объединения «Стихийно».
Постоянная участница «Стихийных вечеров» и фестиваля «Другая
улыбка». Регулярно проводит творческие вечера, участница телеви-
зионной передачи ТВ «БИК» «Свежая строка» выпуск № 23. В ноя-
бре 2017 года был издан первый поэтический сборник «С Любовью
и Надеждой» и диск с авторскими стихами и музыкальным сопро-
вождением. На стихи из нового сборника был поставлен спектакль
«Стишина Любви», премьера которого состоялась в  Московском
областном театре Драмы и Комедии. Зарегистрирована на российском
литературном портале Стихи.ру.



КРАСАВИЦА ЗИМА

Зима моя, красавица Зима,
По сердцу мне твои снега и стужа,
Твои хрустальные, в сосульках терема,
В снегу тропинки, что виляют неуклюже.

По сердцу мне мосты, что изо льда
И по характеру трескучие морозы,
И в инее деревья и дома,
И в кружевах застывшие берёзы.

Мне по душе твой ледяной покой,
Узоры на окне, причудливости линий,
И хруст шагов в морозной тишине,
И от дыханья на ресницах иней.

Мне по душе весёлый детский смех,
Снежки и горки, лыжи и ледянки.
Задорный лай собак на падающий снег
И старенькие дедушкины санки.

Я кланяюсь Красавица тебе,
Спасала Русь не раз, моя родная,
Гнала захватчиков постылых, упырей,
Морозила их устали не зная.

Зима, моя красавица Зима,
По сердцу мне твои снега и стужа,
Твои хрустальные, в сосульках терема,
В снегу тропинки, что виляют неуклюже.


ВЕТРЕННАЯ ГОСТЬЯ

Где-то там, на далёкой звезде
В паутине небесного света,
За кусочком степенной луны
Затерялось манящее лето.

Загостилось на млечном пути,
Загулялось по звёздным дорожкам
И ко мне запоздало прийти
На чуть-чуть, совсем на немножко.

У Медведицы я попрошу,
Чтоб напомнила ветреной гостье,
Покидая небесный дом,
Чтоб и к нам заглянула в гости,

И опять до утра соловьи,
Шёпот трав и дождинок свежесть
И цветы, что растут для любви,
Шум прибоя, манящая нежность.

Погоди не спеши уходить,
Ну, позволь насладиться тобою.
Я живу от Весны до Весны,
Уповая на встречу с тобою.


А МОЖЕТ, ПРОСТО, СЧАСТЬЯ НЕ ЗАСТАЛА?

В душе моей предательский сквозняк,
Гуляет ветер, словно в брошенной квартире.
Нет понимания, чего же вновь не так,
Быть может, просто, счастья не впустили?

А может, просто, не совпали мы
Укладом жизни, временем в эфире?
Гуляет ветер, подвывая словно пёс,
Перед которым молча дверь закрыли.

Гуляет ветер, как боюсь я сквозняков
И пустоты ненужных помещений.
Жизнь состоит из просто пустяков,
Из просто дней и просто ощущений.

Гуляет ветер, по пустым полам шурша,
Играет строчками в углу забытой книги.
Живём мы часто суетой, порой, греша,
Забыв о самом главном в жизни миге.

Гуляет ветер, тишину собой дразня,
Наверно я жестоко опоздала,
Наверно снова что-то делаю не так,
А может, просто, счастья не застала.


ВЫ ЗНАЕТЕ...

Вы знаете? Вы знаете. Вы знаете!
Мне никуда не скрыться и не деться.
Я к Вам спешу в Ваш домик старенький,
Пустите непутёвую согреться.

Пустите раз в не первый уж, пустите,
Пустите и налейте чаю.
А я опять так искренне, доверчиво
Вам расскажу, как сильно я скучаю.

А Вы, как первый раз опять поверите,
Безоговорочно опять растаете
И плед на плечи мне наденете,
И успокоиться заставите.

А я согретая, заблудшая
Опять пущусь в воспоминания
И на ковёр ступив обутая,
Вам изолью свои страдания.

И время вновь промчится незамечено,
Я испарюсь как появилась, вновь.
И на ковре сухими листьями
Зашелестит ушедшая любовь.

Я оборву опять бессовестно
Любви былой связующую нить,
Не захочу знать как в бессоннице
Вдруг ваше сердце снова заболит.

Что вы опять переболеете,
Себе, твердя, ей путь закрыт.
О прошлом вновь Вы пожалеете
И вновь мной будите, забыт.

Но знаете, Вы знаете, Всё знаете,
Мне никуда не скрыться и не деться.
Я к Вам спешу в Ваш домик старенький,
Пустите непутёвую погреться.


ТАНГО

Я танцую танго по ночам,
Каблучками, цокая по крышам,
Сон, меня окутывая, дышит,
Заставляя слушать и молчать.

Я танцую танго по ночам,
Среди звёзд, под музыку Пьяццолло,
И во мне свободы сладкой соло
Заставляет сердце вновь стучать.

Я танцую танго по ночам,
В лунном свете я преград не вижу,
Так я становлюсь с тобою ближе,
И тоски стирается печать!!!



Андрей ПОДУШКИН

Андрей Юрьевич Подушкин родился 29 мая 1966 года в Челябин-
ске. Автор нескольких поэтических книг: «Сквозная тема» (1996),
«Общепит» (1997), «Танец Четверга» (2003), «Фактория» (2005),
«День рождения отца» (2008) и др. В настоящее время проживает
в Ногинске. Член Союза писателей России. Руководитель литобъе-
динения «Третий путь». Награждён грамотами и дипломами Управ-
ления культуры Администрации Ногинского района.

***
Читал, я помню, в детстве Грина.
А. Грина. Знаете такого?
Писал он много, но не длинно
И даже в общем-то толково.

Писал ещё в начале века
Двадцатого, но сразу видно,
Что с головой у человека
Не всё в порядке, очевидно.

Мне стать хотелось мореманом,
Индейцем, гуру, атаманом,
Конквистадором, флибустьером,
Бродягою, эротоманом,
Гагариным и Магелланом
Или героем-пионером.

Читал я Александра Грина,
Ещё не зная про Баркова,
Читал «Айвенго», «Буратино»
И «Дядю Стёпу» Михалкова.


РЫБЫ

Предпочитают глубины
И мир подводных растений,
У них упругие спины
И плавникастые тени.

Они торчат от Армстронга,
Хотя и помнят подспудно,
Что рядом рыщет моторка,
Суть браконьерское судно.

Они танцуют под Пресли,
Под «Чингисхан» и Монтана,
Под мексиканские песни
Всегда легко и спонтанно.

И танцы их не крамольны,
В них не угрозы, не злобы.
И не страшат их ни войны,
Ни лжепрогнозы от Глобы…

Предпочитают глубины,
Живут недолго, но честно.
У них упругие спины…
Вот что про них нам известно.


* * *
Доехать бы мне (без билета)
До станции «Чёрт знает где там»,
Я долго бродил бы по лесу,
Как сытый и мудрый зверь.

На станции «Чёрт знает где там»
Тепло и уютно летом,
Тепло и уютно летом,
Да осень уже теперь.

А осенью сыро и страшно,
И сходятся в рукопашной
Большие горбатые лоси,
Рогатые, как жуки.

И раны друг другу наносят
Рогато-горбатые лоси,
Рогами, ногами наносят
И, чавкая, пьют из реки.

* * *
Мы с тобою – как не царь с не царицей,
Мы с тобой – как недолев с недольвицей,
Как совсем не пастушок с не пастушкой,
Как ещё не старичок с не старушкой,
Как не взрослые мы, словно не дети,
Мы с тобою – как не те, как не эти…

* * *
Наш старый цирк сгорел,
А клоун убежал,
Он в потайной норе
Дней сорок пролежал.

Подделал документ,
Рванул в Нахичевань,
Поскольку цирка нет,
И негде ночевать.

* * *
Хорошо, когда в лесу никого нет,
Только ты да задумчивый жук-короед.
Короеду-трудяге хватает древесной,
Кисло-сладкой, солёной и пресной,
Для здоровья полезной коры.
И никто никого не хватает,
Не жрёт и не тащит за хвост из норы,
Не завоет никто, не захрюкает, не зарычит
Из кустов на тебя,
Только сосны, секвойи
Да дикие яблони, груши скрепят…
И не лезет с вопросом к тебе короед:
– Чё пришёл?!
Да, когда в лесу никого нет – хорошо!

* * *
Вы приходите одна,
В крайнем случае – с другим,
И ныряете до дна,
По воде идут круги.

Неглубок наш старый пруд,
Но достаточен для вас,
Я сижу часами тут,
Я ценю ваш классный брасс.

Я забрасываю сеть,
Зацвела уже вода,
Много нынче карасей.
И ныряльщица одна.


О ТОМ, КАК Я ПОПАЛ В КЛАССИКИ
ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Длился долго жесточайший диспут,
Непреклонен был и груб я, как деспот.
Но в итоге всё же был втиснут
На законное своё место!


Лидия РОГАЧЕВА

Рогачева Лидия Николаевна родилась и проживает в г. Ногинске.
Имеет среднее техническое образование, по специальности зоотех-
ник. 30 лет работала на Ногинской птицефабрике.
Стихи начала писать с 2008 года, является членом литературного
объединения «Лира». В 2015 году стала одним из авторов сборника
стихов «Родники Подмосковья» серии «Золотое перо Московии»,
выпущенного издательством «Ольга» совместно с Московской орга-
низацией Союза писателей России. В 2016 году публиковалась в ли-
тературно-публицистическом журнале «Балашиха: Голоса сердец».
Награждена Дипломом Управления культуры Ногинского муни-
ципального района
Зарегистрирована на  национальном сервере современной поэ-
зии– «Стихи.ру», где каждый желающий может ознакомиться с её
творчеством.


ЗИМА НЕ ХОЧЕТ РАССТАВАТЬСЯ

Зима не хочет расставаться
И шлет последний свой привет.
Взгляни на белое убранство,
Весны как будто вовсе нет.

Деревья в белом одеянье,
И белоснежные поля.
Зима пришла к нам на свиданье,
И уступила ей весна.

А за окном апрель хлопочет,
То десять плюс, то минус два,
И что, природа снова хочет
Нам доказать свои права?

Природе нашей всё подвластно,
Устроить райские деньки,
А если с чем-то не согласна,
Сметет и нас с лица Земли.

Так будем мы дружить с природой,
Воспринимать такой как есть.
И если даже непогода,
Не унывать, а песни петь.

Глядишь, природа успокоясь,
Вернется на свои круги,
Весна, сводой снегов умоясь,
Подарит теплые деньки.


НЕЖДАННАЯ ЗИМА

Зима пришла совсем нежданно
В осенний месяц, в октябре.
Она настала очень рано,
Примчалась, будто на коне.

Мороз причудливым узором
Сковал на стёклах кружева,
И на заснеженных просторах
Стоят под шубами дома.

В полях устроила перины,
Накрыла беленьким ковром.
Деревья все припорошила
Своим бесценным серебром.

Застыли реки и озёра,
И лёд, как зеркало, блестит.
Зверушки спрятались по норам,
А под ногами снег скрипит.

Снега пушистые ложатся,
На землю наложив печать.
Пора нам с осенью прощаться
И зиму стылую встречать.


С РОЖДЕСТВОМ!

Храните в сердце веру и любовь,
В душе своей мечтайте о прекрасном,
Добро творите в мире вновь и вновь,
Пусть будут мысли и чисты, и ясны.

И пусть по жизни светит вам звезда
И озаряет жизни небосводы,
Христос родился на земле не зря,
Он помогает одолеть невзгоды.

Любите Господа вы всей душой,
Принёс себя он в жертву во спасенье.
Для нас оставил свой закон святой,
Вселяя в нас любовь и вдохновенье.


ВЕСЕННЕЕ РАЗДОЛЬЕ

Ах, какое раздолье, ах какая весна!
На лугах, возле речки, зеленеет трава!
И цветы расцветают на зелёных коврах,
Солнца лучик сверкает в голубых небесах!
Воздух чист и прозрачен, и прохладой дыша,
Вспомнив юности годы – встрепенулась душа!


РОДНЫЕ КРАЯ

Огромный груз несу я за плечами,
В нём ноша непосильная моя.
И вспоминаю долгими ночами
Мои родные милые края?

Сюда всегда вернуться я стремилась,
Но выпал мне совсем нелёгкий путь.
И много я по свету колесила,
В родных краях хочу я отдохнуть.

Мне часто по ночам деревня снится
И маленький родительский наш дом.
Где мама спозаранку суетится,
Тепло, уют поддерживая в нём.

Где дарит нам любовь свою и ласку,
От бед и зла оберегает нас.
Рассказывает на ночь внукам сказку
И водит моих деток в первый класс.

Ах, как же быстро время пролетело,
Как не хватает, мама, мне тебя.
Сама, как ты, давно я поседела,
И есть теперь внучата у меня.


 Я РАДУЮСЬ ВЕСНЕ

Всегда я радуюсь весне,
Во мне всё пробуждается,
Я не уверена в себе,
Но кто не ошибается!

В душе эмоции бурлят,
Как ручейки весенние,
Мне о любви они твердят,
Весной-красой навеяны!

Как будто я опять во сне,
Проснуться мне не хочется.
Душа в небесной тишине,
А сердце так клокочится!

Ко мне, любимый, ты придёшь,
Обнимешь нежно, с ласкою,
Меня с собою позовёшь
В лесную даль за сказкою!



Анастасия САМБУЛ

Самбул Анастасия Даниловна родилась в  1953  году в  селе Чу-
маево Пензенской области. Образование высшее. С 1974 года про-
живаю в селе Ямкино Ногинского района. Тяга к поэзии появилась
с детства, однако стихи начала писать в зрелом возрасте. Для меня
поэзия– это постижение тайн мироздания. Принимаю участие
во  многих литературных вечерах и  творческих встречах Богород-
ского городского округа. Имею награды. Член литературного объе-
динения «Лира» в г. Ногинске.


О РОДИНЕ

В краю, там где я выросла,
Поля были бескрайние,
Там рожь качалась волнами,
И был волшебный лес,

И неба синь бездонная,
Светило солнце яркое,
И жаворонков трели
Летели в синь небес.

Ключи там родниковые,
Под склонами журчащие,
Что путнику уставшему
Давали силу, мощь.

И капельки хрустальные,
Набрав в ладошки чистые,
Лицо своё умывшее,
Усталость гнали прочь.

Теперь ночами длинными
Мне снится край родимый,
Тоску свою по Родине
Не в силах превозмочь!


РОДОМ ИЗ ДЕТСВА

Звонким колокольчиком детство отзвучало,
Жаворонки трелью время провожали,

Пробуждая память звуком отдалённым,
Защемило сердце, вспомнив всё былое.

Надышаться снова я хочу в приволье,
Побродив по детству насладиться вволю,

Возвращаясь, в детство память окунаю,
И людей мне близких снова вспоминаю.

Запахи медовые на лесной делянке,
Яркое цветение красок на полянке.

Вижу папу с мамой с дымарём у пчёлок,
Вот шалаш наш ветхий, что стоит у ёлок.

Прилипают соты к стенкам медогонки,
Что-то шепчет память, словно им вдогонку.

Пчёлы роем вьются, радуются лету,
Убегаю в чащу, потеряв штиблеты.

Прибегу в то место, где цветёт гвоздика,
Розовой каймою лепестки обвиты.

И наполнит снова аромат пьянящий,
Глубоко вздохну я с горечью щемящей.

И ещё вернусь я к месту среди кочек,
Где таится в чаще сказочный цветочек.

А тропинка вьётся к роднику с пригорка,
И бежит девчонка с маленьким ведёрком.

К той берёзке белой, с кружкой берестовой,
И прильну я снова к той воде студёной.

Как когда-то вместе пили летом знойным,
Звон хрустальных капель слышу отдалённый.

Наберу в ладошки чистую водицу,
Заиграют блики, пёстрые как птицы.

И скажу как прежде: «Ты моя водица,
Утоли мне жажду, милая сестрица».

Вот орешник пышный бархатной листвою
Ласково мне шепчет про любовь лесную.

Обнимая плечи, тихо наклоняясь,
Опускает ветви, будто извиняясь.

Запах земляники память опьяняет,
А воспоминанья – время отдаляют.

Возвратясь из детства, оживаю словно,
Раненную душу воскрешаю снова.


СНОВА ОСЕНЬ

Вновь царица осень, ко мне в сад пришла,
Золотой листвою под ноги легла.

Расписным багрянцем рдеет виноград,
До верхушки клёна тянет свой наряд.

Заиграло солнце лучиком в саду,
Осень золотая, я тебя люблю!

Речка смотрит в небо, небо всё её!
Сердце распахнулось – всё вокруг – моё.

Запрягу карету. И вплету в наряд
Разноцветных листьев пёстрый виноград.

И помчусь к тебе я в дальние края,
Ждёт и не дождётся, Родина моя.

Где поля родные тонут в синеве,
Вдаль за горизонтом льются в душу мне.

С лёгким ветерочком жизнь вдохнула я,
Добротой своею встретила земля.

С журавлиной стаей я вернусь назад
И скажу разлуке: «Отведи свой взгляд».

И украдкой слёзы я смахну рукой,
Надо мною небо, выгнуто дугой.


РАННЕЕ УТРО

Пройдусь по утренней росе,
Где солнце лучиком сверкает,
Сияньем тёплым, нежным мне,
Всю горечь с губ моих смывает.

Я вижу капельку росы,
В ней небо синее блеснуло,
И солнце радужной красы,
В бездонной капле утонуло.

Как каплю утренней росы,
В себя вселенную вмещу я,
К хрустальной чистоте красы,
С благоговением прильну я.


Анатолий СИДОРОВ
 
Сидоров Анатолий Васильевич родился в Сибири, в с. Никули-
но, Татарского района Новосибирской области. Окончил в  1963 г.
Сибирский автодорожный институт в  г. Омске. В  1972 г. окончил
Ленинградскую консерваторию по классу вокала.
С 1973 по 2003 гг.– артист Академического ансамбля песни и пля-
ски Российской армии им. А.В. Александрова. Заслуженный артист
России.
Член ЛИТО «Лира» г. Ногинска.
В 2015  году стал одним из  авторов сборника стихов «Родники
Подмосковья» серии «Золотое перо Московии», выпущенного из-
дательством «Ольга» совместно с Московской организации Союза
писателей России.
Награжден Дипломом Управления культуры Ногинского муни-
ципального района.


КОВРИГИНО

Деревня Ковригино – это судьба!
Шесть соток земли да из бруса изба.
Колодец под крышей, железный забор,
Ворота, калитка, надёжный запор.

В кустах за дорогой кукушка поёт,
Своею считалкой мне спать не даёт.
Совсем не заметно, как время прошло,
Друзья поредели, здоровье ушло.

Над гладью речною разлился туман,
Вверху надо мною гусей караван.
Летят они к югу, там будет тепло,
А я остаюсь, здесь – родное село.

Здесь Клязьма и Храм на том берегу.
Опять одинокий домой я бреду.
От берега к берегу тянется мост.
Прямая дорога ведёт на погост.

Деревня Ковригино – это судьба!
Шесть соток земли да из бруса изба.


ДАЧА

Целый день стучал, стучал,
Молоток мой не скучал.
И ножовка, что-то пела,
За живое вдруг задела,
И я песни замычал.
Песен много, песен разных
За карьеру я пропел.
Был заслуженным однажды,
Стать народным не успел.
От безделья и от скуки
Я стихи решил писать.
Знаний мало, книжек горы,
Надо всё перечитать.
Вот и еду я на дачу –
Посидеть в саду, в тиши.
Пред глазами строчки пляшут,
Бери ручку и пиши.
Под пером скрипит бумага,
Я пишу, мозги шумят.
Всё равно перед глазами
Лица всех моих ребят:
Иванов, Быстров, Васильев,
Ухов, Петя Богачёв.
Вспоминаешь, вспоминаешь…
Разве всех их перечтёшь?!
Вдалеке поёт кукушка,
Здравствуй, милая подружка!
Помоги мне посчитать.
Раз, два, три, четыре, пять.
Помолчала и опять!
Тридцать, сорок, сорок пять.
Хватит. Хватит, дай понять.
Неужели их так много?
Значит, я счастливей всех?
Знать, не в деньгах наше счастье
И удача, и успех?!
Я люблю, по ним скучаю,
Только слышу: «Пора к чаю»,
На обед жена зовёт.
Так проходят день за днём,
Скучно жить в глуши вдвоём.


ВЕТЕРАН

Порою мне снится, что снова в строю,
Любимые песни с друзьями пою

Со сцены Чайковского зала,
А это, поверьте, не мало,

Улыбки и радость я людям дарю
И искренне зрителя благодарю.

Звучит ли «Калинка», поём «Соловьи»,
Все песни ансамбля достойны любви.


ОСЕНЬ

Ну вот и осень наступила,
Вокруг темно, идут дожди.
И листья падают уныло
И словно шепчут: «Подожди».

Придёт весна с манящим светом,
Её мы ждём, зиме назло.
Она разбудит нас рассветом…
Подарит солнце и тепло.


ВЕСНА

Устала зима, уходят морозы,
Нас снова зовут весенние грозы.
Зовёт нас трава, подснежников всходы.
Я знаю, что будут и радость, и слёзы,

Те слёзы от яркого солнца на небе,
А радость, что снова приходит ВЕСНА,
С её голубыми, большими глазами,
С улыбкой друзей, после долгого сна.


ДЕТИ РОССИИ

Посвящается В.И. Старушкину

Дети войны, твои дети, Россия,
Попавшие в пекло военной стихии.
Хотели счастливыми, взрослыми стать,
Такими их видела Родина-мать!

Но им суждено было в жизни другое,
Стоять у станка. Не зная покоя.
Работал для фронта весь бывший Союз,
Несли твои дети родительский груз.

Дети войны, твои дети, Россия,
Познавшие тяжесть военной стихии.
Война их заставила взрослыми стать,
О детстве забыть, всем в беде помогать.

Всё было для фронта, далёкой победы,
Достались мальчишкам и голод, и беды.
Трудились на равных с сестрой, старшим братом.
И наша победа пришла в сорок пятом!

Теперь они сами отцы или деды,
Но помнят далёкие годы Победы.
Поклонимся детям той страшной войны
За подвиг во имя великой страны!


4. НОВЫЕ АВТОРЫ

Литературоведение

Сергей ДОВЖЕНКО
(г. Электроугли, Московской обл.)

ПОВЕСТЬ О НАДЕЖДЕ И ВЕРНОСТИ

«Смерть не конец, а как бы оправдание жизни». Надежда Мандельштам.

1

Твой зрачок в небесной корке,               
Обращенный вдаль и ниц,
Защищают оговорки
Слабых, чующих ресниц.

Будет он обожествленный
Долго жить в родной стране –
Омут ока удивленный –
Кинь его вдогонку мне!

Он глядит уже охотно
В мимолетные века –
Светлый, радужный, бесплотный,
Умоляющий пока.

     «Записав стихотворение “Твой зрачок в небесной корке”, – вспоминает Надежда Яковлевна Мандельштам во второй книге своей автобиографической прозы, – он <Осип Мандельштам. – С. Д.> удивленно сказал, что только Баратынский и он писали стихи женам». Даже ближайшая из немногих по-настоящему близких этой семье, Ахматова, как пишет Надежда Яковлевна, долго сомневалась в любви Мандельштама к жене: «так с мужчинами не бывает, тут что-то кроется». В той, богемной среде более обычной была смена «увлечений». И уж точно не способствовало созданию прочных человеческих связей то время – 1919-й год, двадцатые... Время русского окаянства...
 
     «Сегодня чем старше человек, – пишет Надежда Яковлевна под конец жизни (совсем недавно!), – тем прочнее в него въелись “родимые пятна” прошлой эпохи... Под нашим небом семья, дружба, товарищество – все, что могло бы объединиться словом “мы”, распалось на глазах и не существует».

     Следующие слова главки ее воспоминаний, так и названной: «Мы», – звучат как свидетельство:

     «Настоящее “мы” – незыблемо, непререкаемо и постоянно. Его нельзя разбить, растащить на части, уничтожить. Оно остается неприкосновенным и целостным, даже когда люди, называвшие себя этим словом, лежат в могилах».

2

О свободе небывалой
Сладко думать у свечи.
– Ты побудь со мной сначала, –               
Верность плакала в ночи, –

Только я мою корону
Возлагаю на тебя,
Чтоб свободе, как закону,
Подчинился ты, любя...

– Я свободе, как закону,
Обручен, и потому
Эту легкую корону
Никогда я не сниму.

Нам ли, брошенным в пространстве,
Обреченным умереть,
О прекрасном постоянстве
И о верности жалеть!

     Эти стихи двадцатичетырехлетний Мандельштам написал еще в той, предреволюционной России, – написал, видать, авансом. Сполна испытать «брошенность», а еще больше – постоянное чувство роковой неизвестности каждой судьбы, личной и семейной, русскому человеку придется чуть позже. «В середине двадцатых годов, – констатирует Надежда Яковлевна, – когда столб воздуха на плечах стал тяжелее – в роковые периоды он бывал тяжелее свинца, – люди вдруг начали избегать общения друг с другом... О чем разговаривать, когда все уже сказано, объяснено, припечатано? Только дети продолжали нести свой вполне человеческий вздор… Но матери, подготовляя к жизни своих детей, сами обучали младенцев священному языку взрослых. “Мои мальчики больше всех любят Сталина, а потом уже меня”... Другие так далеко не заходили, но своими сомнениями с детьми не делился никто: зачем обрекать их на гибель? А вдруг ребенок проболтается в школе и погубит всю семью?.. “Русский народ болен”, – сказала мне П<...> Болезнь стала особенно заметной сейчас, когда прошел кризис и начинают выявляться признаки выздоровления».

     Три тома мемуаров Н. Я. Мандельштам, материал к которым написан ею уже в спокойные 60-е – 70-е, – из числа мощных обличительных документов коммунистическому режиму. Это книги беспощадно правдивые и имеющие хорошее отрезвляющее действие. Но есть у них еще одно важное свойство. Эпоха там отражена в судьбе самого близкого человека. Больше того. «Жизнь моя, – пишет Надежда Яковлевна, – начинается со встречи с Мандельштамом»...

     2 мая смутного 1919-го, то есть уже после стихов о Верности, произошло это... – знакомство?.. признание?.. Да не из их лексикона были сии книжные слова. «Мы сошлись», – определяет Надежда Яковлевна. Как-то сниженно с самого начала... Но почитаем, что было дальше.

     «...Я совсем не отличалась ни кротостью, ни терпением, и мы ежеминутно сталкивались лбами, шумно ссорились, как все молодые пары, и тут же мирились. Он ловко перелавливал меня, когда я норовила сбежать – не навсегда, а немножко, и вдалбливал мне в голову, что пора крутни и развлечений кончилась. Я ему не верила – всюду девчонки-жены старались улизнуть и развлечься, а мальчишки-мужья скандалили, пока не находили и для себя какой-нибудь забавы... У Мандельштама было твердое ядро, глубокая основа, несвойственная людям ни его поколения, ни последующим. У него существовало понятие “жена”, и он утверждал, что жена должна быть одна».

     Кто, как и когда соединил их узами, что окажутся крепче самой смерти? Ведь они, Осип Мандельштам и Надежда Хазина, даже не «догадались» повенчаться – и в этом нет удивительного. Пронизанные христианской культурой, крещенные каждый в свое время несмотря на еврейское происхождение, они так и оставались вне видимой ограды Христовой Церкви... Гражданский союз был оформлен – правда, позднее. «Так начался наш брак или грех, – заключает Надежда Яковлевна, – и никому из нас не пришло в голову, что он будет длиться всю жизнь».

     «Мне все же хочется понять, – размышляет она через тридцать лет после гибели мужа, – что связывало нас с Мандельштамом. Быть может, это называется не любовью, а судьбой? Но какая же это судьба, если все могло разорваться в один миг?.. И встреча наша была случайной, а связь до ужаса неразрывной. Мы изредка против нее бунтовали, но ничего поделать не могли. Я как будто знаю, что нас связывало, и вместе с тем не понимаю. Одно ясно: расстаться нам было не дано. В дни, когда мы вместе уехали из Киева, я не представляла себе, во что все это обернется. Пока мы жили вместе, я думала, что все же наступит конец, потому что у любви есть начало и конец. Когда его увели, я поняла, что конца не будет, но еще не представляла себе, что пройдет полстолетия с нашей встречи, а наша связь не оборвется, хотя в какой-то момент все висело на ниточке. Я мучительно верю, что конца вообще не будет, но боюсь верить, пытаюсь разубедить себя, но вера не покидает меня. С ней я доживаю жизнь и никогда не узнаю, оправдались ли мои надежды и моя вера, потому что здесь об этом не дано знать, а можно только верить, а там, когда все станет ясно, все будет иначе – не так, как здесь...»

3

Как эту выпуклость и радость передать,
Когда сквозь слез нам слово улыбнется,
Но я забыл, что я хотел сказать,
И зрячих пальцев стыд не всякому дается...

     «Я знаю, – пишет Надежда Яковлевна, – что суть вещей непознаваема и иногда до нее можно дотянуться – чуть-чуть... Я всегда почему-то вспоминала “зрячие пальцы” рембрандтовского отца, протянутого к блудному сыну – это и есть радость узнавания. И меня поразило, что, встречаясь со мной после разлуки, О. М. почему-то, закрыв глаза, проводил по моему лицу рукой, трогал лоб, глаза, губы... А впервые встретившись со мной, он все твердил мне, что сразу узнал меня...» И в другом месте воспоминаний: «Разве не странно, что буквально после первой встречи со мной он назвал свадьбу (И холодком повеяло высоким / От выпукло девического лба...) <из стихотворения «Черепаха», созданного 2 мая 1919 года, в самый день их встречи. – С. Д.>, хотя обстоятельства были совсем неподходящими?»

Может быть, это точка безумия,
Может быть, это совесть твоя –
Узел жизни, в котором мы узнаны
И развязаны для бытия.

Так соборы кристаллов сверхжизненных
Добросовестный свет-паучок,
Распуская на ребра, их сызнова
Собирает в единый пучок.

Чистых линий пучки благодарные,
Направляемы тихим лучом,
Соберутся, сойдутся когда-нибудь,
Словно гости с открытым челом, –

Только здесь, на земле, а не на небе,
Как в наполненный музыкой дом, –
Только их не спугнуть, не изранить бы –
Хорошо, если мы доживем...

То, что я говорю, мне прости...
Тихо-тихо его мне прочти...

     Итак, значит, – они не знакомились, они – выросший в Петербурге 28-летний, уже известный поэт-акмеист и киевская девчонка 20-ти лет, родившаяся, правда, в Саратове в последний год пушкинского 19-го века, 18 (30) октября, – как будет утверждать она спустя десятки лет, просто «бездумно сошлись», а потом (и очень скоро) окажется, что расстаться – невозможно...

     Но мало ли крупных поэтов прошумело в те годы... Мандельштам, пишет Надежда Яковлевна, «принадлежал к антиблоковской породе. Высшая сторона любви была у него отнюдь не служением прекрасной даме, а чем-то совсем иным, что он выразил словами “мое ты”. Антиблоковская порода выразилась и в выборе жены: не “прекрасная дама” и даже не просто “дама”, а девчонка, сниженный вариант женщины, с которой все смешно, просто и глупо, но постепенно развивается предельная близость, когда можно сказать: “Я с тобой свободен”».

     «Мое ты»... Из «случайной» девчонки Мандельштам старательно лепил жену – такая память о начале их общей жизни останется с Надеждой Яковлевной до самого конца. Впрочем, конца-то ведь не будет... Не зря так запомнила она одну из его мыслей о смерти. «Удивляясь самому себе, он сказал, что в смерти есть особое торжество, которое он испытал, когда умерла его мать... У меня создалось впечатление, будто для него смерть не конец, а как бы оправдание жизни». А убивали в те годы на каждом шагу...

     «Говорил он со мной, – вспоминает Надежда Яковлевна, – очень осторожно – приоткрывал щелочку и тут же захлопывал, как будто оберегал от меня собственный мир, куда все же хотел, чтобы я заглянула. В этом было настоящее целомудрие, и я чувствовала его и в стихах, но люди вокруг нас о такой штуковине даже не подозревали».

     Целомудрие, неразорванность внутреннего мира – необходимы для Служения, к которому призван всяк получивший от Бога талант. Мандельштам был наделен таким, что прорывает все запруды. Многолетним свидетелем чуда – рождения из небытия стихов (многие из них станут важной частью современного христианского искусства) – была она. Подруга. Жена. Мое ты... Но только в 30-м году, по ее признанию, она «впервые поняла, как возникают стихи... До этого я только знала, – пишет она, – что совершилось чудо: чего-то не было и что-то появилось». И теперь она записывает за ним – строчку за строчкой, много, очень много... А когда в тридцать восьмом, второго мая (!), в их изоляцию в лесной подмосковной Саматихе пожалуют «гости» из органов и уведут его от нее навсегда, – она начнет эти строчки – запоминать. А потом прятать и перепрятывать автографы запрещенного поэта и любимого человека, а что не уцелело – сохранять в собственной памяти еще двадцать, тридцать лет – пока в стране не перестанут расстреливать за стихи...

     «Моя цель, – пишет Надежда Яковлевна, – была в оправдании жизни Мандельштама путем сохранения того, что было ее смыслом... На большее я способна не была, да ни на что и не претендовала: на цель ушло все. Мне повезло – могло бы быть гораздо хуже: я тоже едва не попала в яму с биркой на ноге, а бумажки бы истлели или были бы брошены в огонь. Слава Богу, этого не случилось. В этом я вижу Его руку и тихо шепчу слова любви и благодарности».

В черном бархате советской ночи,
В бархате всемирной пустоты
Все поют блаженных жен родные очи,
Все цветут бессмертные цветы...

4

     «Пусть только никто не думает, – предупреждает Надежда Яковлевна нас, потомков-читателей, – что у нас был культ стихов и работы. Ничего подобного и в помине не было: мы интенсивно и горячо жили, шумели, играли, забавлялись, пили водку и вино, гуляли, дружили с людьми, ссорились, издевались друг над другом, ловили один другого на глупостях, неоднократно пробовали разбежаться в разные стороны и почему-то не могли расстаться ни на один день... Это настоящая загадка: каким образом балованная и вздорная девчонка, какой я была в дни слепой юности, могла увидеть “свет, невидимый для нас” и спокойно пойти навстречу страшной судьбе... Мы хотели жить, а не погибать, но с самого начала всем было ясно, что ничего хорошего нас не ждет».

     По этой-то последней причине им, Осипу и Надежде, пришлось «вовремя» отказаться от мысли... когда-нибудь иметь детей. И нам сейчас, почти век спустя, прежде чем давать какую-то этому оценку, стоит спросить себя: а могли ли они вырастить воинов Христовых, неспособных к предательству ближнего и Бога? А плодить прикормленных и выросших павликов морозовых либо слепых и безвинных жертв государственной репрессивной машины – не хотели. И даже просто честно признавать это, согласимся, уже есть мужество...

     «...Любовь, – пишет Надежда Яковлевна, – не радость и не игра, а непрерывающаяся жизненная трагедия, извечное проклятие этой жизни и могучее ее содержание... Мне хотелось избежать общей участи, то есть отнестись ко всему этому приблизительно так, как молодые женщины второй половины двадцатого века. Отсюда теория двух месяцев “без переживаний”. Но на первой серьезной встрече – с О. М. – все сорвалось, и я попала в жены, а дальше все пошло как обычно плюс все трудности наших дней... У нас не было почти ни одного человеческого года... Что бы там ни было, я знала живую любовь, не ставшую, а всегда становящуюся, и чудо возникновения стихов, и раздоры, и неслыханную близость, отречения и бунт против слишком глубокой связи, и радость новой встречи и нового сближения. Я знаю, что такое буйство, неистовство и обузданное своеволие – мое и О. М. Что бы мне ни говорила А<нна> А<хматова>, я не верю, что такая дружба, любовь, союз, связь, как наша, могли бы распасться... Основная ее жизненная ошибка – она хотела, чтобы у нее было, как у людей, а этого не могло быть. А мы с ним понимали, что не надо, как у людей, а нам надо, как у нас, и благодаря этому мы прожили тот миг, который был нам отпущен на долю, в движении, в смятении, в любви и горе, в радости от жизни и в ожидании смерти».

     Вот одно из стихотворений 1930 года:

Куда как страшно нам с тобой,
Товарищ большеротый мой!

Ох, как крошится наш табак,
Щелкунчик, дружок, дурак!

А мог бы всю жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом –

Да, видно, нельзя никак...

     Удивительно, но эти строчки тоже обращены к жене. Засвидетельствовано ею же, как первым мандельштамоведом: «...Дура, обращенное к женщине, – грубое слово, а дурак явно ласковое... Это особенно верно для таких непышных отношений, как у меня с О. М.» А домашний ореховый торт действительно был – испеченный в том году к ее именинам в день памяти святых мучениц Веры, Надежды, Любови и Софии 30 сентября ее тифлисской теткой...

     И вот еще – из того времени, когда все только начиналось:

Ты будешь Лия – не Елена!
Не потому наречена,

Что царской крови тяжелее
Струиться в жилах, чем другой, –
Нет, ты полюбишь иудея,
Исчезнешь в нем – и Бог с тобой.

     Это – к тому же вопросу о «моем ты». Что ж, Мандельштам в своем единственном браке и впрямь был деспотом (напомним значение этого слова в греческом оригинале: господин). Мужу это как-то больше пристало, во всяком случае... И к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою (Быт 3, 16). «Он, – пишет Надежда Яковлевна, – всегда до мелочей ждал от меня того же, что от себя, и не мог отделить мою судьбу от своей: если меня пропишут в Москве, то и тебя, с тобой будет то же, что со мной, ты прочтешь эту книгу, если я буду ее читать... Он твердо верил, что я умру тогда же, когда он, а если случайно раньше, то он поспешит за мной... Мою любовь к живописи, очевидно неискоренимую, он сразу забрал себе и так же решил поступить и с Шекспиром. Ведь любить врозь означает отделиться друг от друга – это было ему не под силу... Отдельной Лии не было и быть не могло. С ним было трудно жить и легко. Трудно, потому что он жил с невероятной интенсивностью и я всегда бежала за ним... А легко, потому что это был он и мне ни разу в жизни не стало с ним скучно. Вероятно, и потому, что я его любила. Наверное не скажу... В годы воронежской ссылки, когда мне поневоле приходилось что-то для Мандельштама делать, он страшно этим тяготился. Зависеть в какой-либо степени от жены казалось ему невыносимым. Так я и просидела возле него всю нашу совместную жизнь и нисколько об этом не жалею. Был бы он жив, я бы и сейчас тихонько сидела рядышком, не вмешиваясь в разговоры. Ни к чему другому я бы не стремилась».

     Надежда Яковлевна поняла, как муж относится к ней, когда в Батуме им пришлось ночевать на какой-то террасе, полной москитов. «Всю ночь, – вспоминает она, – просыпаясь, я видела, как Мандельштам сидит на стуле, рядом с кроватью, и машет листом бумаги, отгоняя от меня москитов. Боже, как хорошо нам было вместе – почему нам не дали дожить нашу жизнь...»

     Еще один из поэтических сколков страшной яви – четыре строчки из стихов 1937 года:

Как по улицам Киева-Вия
Ищет мужа не знаю чья жинка,
И на щеки ее восковые
Ни одна не скатилась слезинка.

     «Пока по улицам Киева-Вия / ищет мужа не знаю чья жинка, в жизни еще сохраняется что-то человеческое. Когда “чья-то жинка”, подкрасив губы, идет на службу, жить уже нельзя», – подводит черту Надежда Яковлевна, и чувствуешь, что за ней – правда. А сколько стало в ту пору таких, как она, вдов, не похоронивших своих мужей, – вряд ли кому удалось сосчитать. Но ей случилось не только уцелеть, но и сохранить живую память и совесть и рассказать обо всем – нам...

     «Никто не видел его мертвым, – пишет она о своем Осипе. – Никто не обмыл его тело. Никто не положил его в гроб... Я знаю одно: человек, страдалец и мученик, где-то умер. Этим кончается всякая жизнь. Перед смертью он лежал на нарах, и вокруг него копошились другие смертники. Вероятно, он ждал посылки... Ее не доставили, или она не успела дойти... Посылку отправили обратно. Для нас это было вестью и признаком того, что О. М. погиб. Для него, ожидавшего посылку, ее отсутствие означало, что погибли мы. А все это произошло потому, что откормленный человек в военной форме, тренированный на уничтожении людей, которому надоело рыться в огромных, непрерывно меняющихся списках заключенных и искать какую-то непроизносимую фамилию, перечеркнул адрес, написал на сопроводительном бланке самое простое, что пришло ему в голову – “за смертью адресата”, – и отправил ящичек обратно, чтобы я, молившаяся о смерти друга <мы не можем даже отдаленно представить, чем был для Мандельштама, всегда слабого здоровьем и все последние годы задыхавшегося от сердечной болезни, советский дальневосточный концлагерь! – С. Д.>, пошатнулась перед окошком, узнав от почтовой чиновницы сию последнюю и неизбежную благую весть.

     А после его смерти – или до нее? – он жил в лагерных легендах как семидесятилетний безумный старик с котелком для каши, когда-то на воле писавший стихи и потому прозванный “Поэтом”. И какой-то другой старик – или это был О. М.? – жил в лагере на “Второй речке” и был зачислен в транспорт на Колыму, и многие считали его Осипом Мандельштамом, и я не знаю, кто он... Другие знают о гибели своих близких еще меньше».

     Мандельштам, по свидетельству жены, чувствовал приближающийся конец и, как вспоминает она, «готовился к уходу из жизни, прощаясь со всем, что любил: с Арменией, Крымом, с вещами и людьми. Он не простился только со мной, потому что не представлял себе, что я останусь жить без него... Поймет ли он, что я задержалась ради него?..»

5

     Священник Владимир Зелинский говорит о великой внутренней правде этой беседы с умершим супругом, когда «один, умолкший, начинает говорить устами другого и словно облекается в новый образ, который творится любовью. И потому, признаться, мы не знаем более мощной поэмы о браке, написанной в ХХ-ом столетии... Трехтомник этих воспоминаний останется не только необходимейшим введением в советскую жизнь “на воле”, но и одним из самых подлинных доказательств осуществившегося брака».

     Прожить в движении и становлении, не разлучаясь ни на один день, ссорясь и своевольничая и обуздывая страсти и при этом «всегда зная, что именно это счастье» (слова из того, последнего письма к О. М.), пусть всего девятнадцать лет, – а может, целых девятнадцать лет?.. – этого у них, Осипа и Надежды, теперь уже никто не отнимет. Это – действительно чудо состоявшегося союза двоих душ. И рос этот союз, как и все живое, по каким-то своим законам.

     «Первый этап, – проводит «периодизацию» Надежда Яковлевна, – это насильственно увезенная девчонка, с которой трудно возиться, но женолюб должен это терпеть. В те годы О. М. не подпускал меня к своей жизни, мало со мной разговаривал и в сущности только кормил и держал при себе... Настоящая близость началась только после “умыкания” (как ни смешно умыкать собственную жену) в Царское Село. Это письма в Ялту, где я лежала больная, это огромная воля, проявленная им для того, чтобы сохранить наш союз... Я перестала быть девчонкой, которую он таскал за собой, – нас стало двое. Третий период нашей жизни это тридцатые годы, когда он сделал меня полной соучастницей своей жизни... И каждый период отношений начинался с того, что он определял такой фразой: “Я опять в тебя влюбился”. Мне кажется, что к концу мы подошли еще к какому-то периоду, может, даже к разрыву, но мы этого не узнали, потому что нас насильственно разлучили».

     Здесь, не называемый, упоминается единственный серьезный кризис в отношениях, случившийся в 1925-м году, когда Осип Эмильевич случайно встретил давнюю знакомую Ольгу Ваксель, пригласил ее в гости, а в дни болезни жены стал «куда-то» уходить с Ольгой... «Однажды отец Мандельштама, – рассказывает Надежда Яковлевна о том тяжелом годе, – зашел навестить меня. Он с одобрением посмотрел на Ольгу и, когда они ушли (они всегда уходили), сказал: “Вот хорошо: если Надя умрет, у Оси будет Лютик...” Я не обидела старика, но вдруг вспомнила, что мать Мандельштама умерла, узнав, что ее муж завел себе любовницу. Мне стало страшно – я вдруг почувствовала, что в сыне есть что-то отцовское...» И вот ведь тоже чудо: Мандельштам все же победил возникший соблазн «новенького», и, как пишет Надежда Яковлевна, «меня и сейчас удивляет его жесткий выбор и твердая воля в этой истории». Так и не случилось (слава Богу!) того, что дается многим с такой легкостью – но оно легко, здесь-то, а что, бишь, нам сказано о блудниках и Царстве Небесном?..

     Видать, и вправду именно он, муж и господин, слепил свою Галатею. Она ведь сама пыталась, по ее выражению, «удрать», и не один раз. В том числе – и из богодарованного Бытия... «Мысль об этом последнем исходе, –вспоминает она, – всю нашу жизнь утешала и успокаивала меня, и я нередко – в разные невыносимые периоды нашей жизни – предлагала О. М. вместе покончить с собой. У О. М. мои слова всегда вызывали резкий отпор. Основной его довод: “Откуда ты знаешь, что будет потом… Жизнь – это дар, от которого никто не смеет отказываться...” И, наконец, последний и наиболее убедительный для меня довод: “Почему ты вбила себе в голову, что должна быть счастливой?”

Мы с тобой на кухне посидим,
Сладко пахнет белый керосин,

Острый нож да хлеба каравай...
Хочешь, примус туго накачай,

А не то веревок собери
Завязать корзину до зари,

Чтобы нам уехать на вокзал,
Где бы нас никто не отыскал.
 
     «В третьем и последнем периоде нашей жизни, – пишет Надежда Яковлевна, – мы были до такой степени вместе, как никогда. Разговаривая, мы даже не боялись ранить друг друга и почти не чувствовали, что есть в близости людей заветная черта <первая строка известного стихотворения А. А. Ахматовой. – С. Д.> Может, она есть только в тех случаях, кода живущие вместе смотрят в разные стороны. В какой-то степени люди всегда чуточку смотрят в разные стороны, весь вопрос в степени уклона. У нас он был минимальный... Так мы жили с Мандельштамом, и он дразнил меня, не “прекрасную даму”, и был до ужаса свободен и радостен до последнего дня».

Еще не умер ты, еще ты не один
Покуда с нищенкой-подругой
Ты наслаждаешься величием равнин
И мглой, и холодом, и вьюгой.

В роскошной бедности, в могучей нищете
Живи спокоен и утешен –
Благословенны дни и ночи те
И сладкогласный труд безгрешен.

Несчастлив тот, кого как тень его
Пугает лай и ветер косит
И беден тот, кто сам полуживой
У тени милостыни просит.

     «...Мне стало казаться, – как будто удивляется она, – что я делаюсь старше его, потому что его работа разворачивалась во всю ширь, а он, старея, молодел. Да можно ли говорить “старея”, раз ему не дали дожить даже до сорока восьми лет?.. Недосказанное слово. Если б не вера в будущую встречу, я бы не могла прожить эти десятки одиноких лет. Я смеюсь над собой, я не смею верить, но вера не покидает меня. Встреча будет, и разлуки нет. Так обещано, и в этом моя вера».

     ...Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды (1 Сол 4, 13)...

     И вот еще ее слова из второй книги воспоминаний о Мандельштаме: «Надо остерегаться такой близости, какая была у нас с ним, потому что один всегда умирает раньше...» Но она, Надежда, прожила эти сорок лет. Она выполнила его завещание, высказанное в стихах 1931 года:

Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда.
Как вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима,
Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда.

     А нас, живущих уже в следующем столетии, вместе с нею не покидает надежда на то, что легкая корона Верности, и только она – наследует жизнь будущего века...

ОТВЕТЫ КЛАССИКАМ
"Еще не умер ты, еще ты не один
Покуда с нищенкой-подругой
Ты наслаждаешься величием равнин
И мглой, и холодом, и вьюгой.

В роскошной бедности, в могучей нищете
Живи спокоен и утешен –
Благословенны дни и ночи те
И сладкогласный труд безгрешен.

Несчастлив тот, кого как тень его
Пугает лай и ветер косит
И беден тот, кто сам полуживой
У тени милостыни просит".
(О. Э. Мандельштам)
_______________________________________________

Владимир ОСТРИКОВ


ОТВЕТ ПОЭТУ

Гораздо тяжелее знать что ты всегда один.
Что те подруги нищенками быть не захотели,
И дни твои под вой и рев метели
Сплетают кружева узорчатой камели,
Которая тускнеет в седине равнин.

Кого винить? Да, только лишь себя,
За сердце глупое, раздаренное миру.
Оно искало в  гроте жизни Лиру
Терзаясь, обжигаясь и любя,
Да только зря. Дожди лились пунктиром.

Когда итожит совестливый век,
Того, иль этого актера и поэта,
Философа, аскета, линзой света,
Пусть прожигает дыры в сердце этом -
Оно родится вновь чрез сотни лет.


5. ДУША НЕ ПРИНИМАЛА ГРИМ

Людмила КУЗЬМИНА
(г.п. Вербилки, Талдомского г.о., Московской области)

С СОБОЙ НАЕДИНЕ

ВАРИАЦИИ ДЕКАДАНСА
                "Лёгкость повествований
обманчиво скрывало глубину мыслей"
                М. Булгаков
                "Мольер"

Ноябрь готов захлопнуть двери
В суровой пасмурности дней.
Предзимье справило потери:
Мороза нет -- лишь сырь дождей.

Не смел порадовать надолго,
Объять своею красотой
Летящих хлопьев снежный полог,
Отверженный сырой землёй.

Явленье пауз необычных
И под ферматой сырь и хмарь,
А в ожиданиях привычных:
Мороз и солнце, и хрусталь!

Как хочется зимы хрустящей,
Напитка спелых холодов,
Что воздух дарует бодрящий,
Природе насылая снов.

Дождемся ли картин привычных?
Иль -- ледоход под Новый Год?!!
Земная ось своеобычно
Пускает отклонений ход.

О, притяжение планеты,
Магнитных бурь и вспышек жар.
В "фаворе" солнечные ветры,
Прелюд -- фатальности удар!!!
28.11.2020 г.

НОЧНЫЕ БДЕНИЯ
               "Стаю волков было легче отогнать,
                чем воспоминания"
                Рей Брэдбери
                "Канун всех святых"

Средь ночи просыпаюсь
Порой с вопросом я:
Что за причина? СТАРОСТЬ
Мне просится в друзья!

Не уж-то отдохнула?
Тогда уж прямо в бой:
Устроить пир Лукуллов
Меж книжкой и собой.

А может лучше рифмы
На тему положить?
Вот только надо как-то
Подняться..., свет включить...

              Нет!
Сочинять же можно
Прямо в темноте.
И мысли осторожно
Крадутся в рифму мне.

Готово изложенье,
Положено на ум!
Наивно мое мненье
О памятности дум!

С надеждой засыпаю,
Что опусы мои,
Бдя на подушке с краю,
В тетрадь переползли.



СТИХИ

Сергей ПАСТУХОВ
(Московская область, г. Ногинск)



ЦЫГАНКА

Расскажи мне, Цыганка, судьбу,
Вот, возьми мою правую руку
И Господь пусть услышит мольбу,
Отодвинет с тобою разлуку.
Посмотри, томноокая ты,
Нет ли линии той продолжения,
В чем сумею твоей красоты,
Унести я с собой отраженье?
Покажи перекрёсток дорог,
Чтобы где–то, когда–то меж ними
Повстречаться с тобою бы смог,
Вновь шепнуть твоё чистое имя...


ПОРТРЕТ

Когда б я был Великим Леонардо,
То не Мадонну, Вас бы написал,
И жемчугом ночного звездопада
Ваш каждый локон ярко б воссиял.
В глазах паденье звёзд бы отражалось,
В улыбке – нежность полевых цветов,
И на лице покой, а не усталость
И явь моих далёких светлых снов
Себя бы ветром тихим на портрете,
От Вас прочь прогоняющим ненастье
Я б написал, соприкоснувшись с этим
Прекрасным ликом неземного счастья…

ПОЛНОЧНЫЙ ДОЖДЬ

Полночный дождь – бродяга молчаливый,
Давай с тобою вместе помолчим,
Лишь ты и я средь полночи сонливой
По лужам бродим, мокнем и грустим
В смятенье чувств и мыслей суматохе,
Единственный советчик мой и друг,
Тебя встречаю часто на дороге,
Когда не видно никого вокруг.
Молчим с тобой, меня ты понимаешь,
Нам тяжело уже не в первый раз
И слёзно капли мелкие бросаешь,
Безмолвный принимая мой рассказ.
Ну, ничего зажать в кулак сумеем
Кровоточащей раны красный сок
И не заметит, как с тобой болеем,
И даже не подумает ни кто.
И мы взорвём обет – наше молчанье,
Ты ливнем вешним весело прольёшь
И в реку тихую – мои воспоминанья
Потоком бурным новых чувств войдёшь.
Ну, а пока свет дальних милых окон
Не отгорит и в дом ни впустит тьму
С тобою мне не будет одиноко,
Тебе я всё доверю одному...

***
О, женщина, не верящая в чувства,
Не верящая песням и стихам,
Мне жаль тебя и вечно будет пусто
Душе твоей и мыслям и рукам
Лишь тёмным зимним вечером ты где–то
Когда ночь занесёт свое крыло,
Вновь вспомнишь про знакомого поэта,
Увы, но будет поздно, всё прошло.


***
Белый Ангел с плеча улетел,
Покружил надо мной, посмотрел
Что я стою на этой Земле
И не стал возвращаться ко мне.
Сколько раз он на помощь спешил,
Когда я безудержно грешил?
И его, уж, терпения нет,
Лишь растаял в дали чистый след….

Татьяна ХЛЕБЯНКИНА
( г. Талдом, Московской обл.)
Член Союза писателей России


ДОРОГА

Любоваться утром
И дышать прохладой...
Больше, друг хороший,
Ничего не надо...

Съесть ещё б яичко,
Не забыть просфору...
Так проходит день мой...
Встретимся нескоро...

Да и ночь не скоро...

В ней увижу сны я,
Всё, о чём мечтаю...
Видно, не напрасно
Мучаюсь, страдаю...

Нет, Вы не придёте
И не скрипнет дверь...
И не защитите
От тоски потерь...

Снова встанет Солнце,
К вечеру - Закат...
Кто-то улыбнётся...
Нет пути назад...

Под окном - Дорога,
Скорость, толчея...
Мчатся к цели люди,
Позабыв: всё - зря!!!

Впереди - лишь Саван,
И могил песок...
Не поможет Запад,
Не спасёт Восток...

Не спасёт и Север,
Не поможет Юг...
В наших Генах встроен
Замкнутый сей Круг...

15.10.20 г. 9.55

Я ОПЯТЬ ЧЕРЁМУХУ ЛОМАЮ...

Я опять Черёмуху ломаю
В знак Победы над "Ковидным" Маем!
Обнимаю прочие Цветы,
Что принёс мне в дар от Сердца Ты...

Вырос в плошке Клён и Первоцвет -
Это от Есенина - Привет!
И ковром струятся Незабудки...
К Дню Победы Вечные Минутки...

Белый пух Мать-Мачеха пустила -
Чем-то нежным Душу одарила...
Одуванчик жёлтый вышел в Свет...
Так и жить, и Жить бы много Лет!

Наконец-то к нам пришла Весна!
Радуются Солнце и Луна!
Зеленеют Поле, Дол и Луг.
Зеленеет ярко всё - вокруг!

И трава поспела мурава...
Просятся в Стихи, бегут Слова...
В Верколе сегодня - Воскресенье!-
Фёдора Абрамова - Рожденье!

Радуга раскинулась Окрест!
Вечный воссиял над миром Крест!

  14-19 мая 2020 год.
   
14 мая - День Памяти писателя Ф.Абрамова - "рождение в Вечность"





К 1 июня

Владимир ОСТРИКОВ

ЛЕТНИЕ КАНИКУЛЫ


Наконец-то дождик
К нам пришёл сегодня.
Он, конечно сможет
Землю напоить.
Шелестит листвою
Маленький наш город.
Детвора ликует, -
Весело ей жить!
В лужах отразились
Наши дни счастливые,
Летние каникулы
Только начались.
Из умытых окон
Взгляды любопытные,
Дождик скоро кончится. –
Вот тогда держись!
Впереди рыбалка,
И купанье в речке,
Впереди походы,
Ночи у костра.
И в лесу дремучем
Встретим мы конечно
Сказочных героев,
Вот где красота!
28.05.2014г.

6. НАША ПРОЗА

Литературное объединение "Клязьма"(г. Долгопрудный)

Зоя Карловна КРИМИНСКАЯ

ДОЧЕНЬКА

– Доченька,– сказала мать, и посмотрела на Нину глубоко запавшими от длительного недоедания, но ясными, осмысленными глазами. – Если со мной что-то случится, то для тебя в тумбочке конверт лежит.
Она остановила жестом попытавшуюся возражать Нину.
– Я большую слабость чувствую, не знаю, выкарабкаюсь ли…
 Она опять остановила Нину:
 – Подожди, дай же ты мне сказать: конверт только для тебя в прикроватной тумбочке. Возьмешь, когда вернетесь с кладбища, после похорон. Ты поняла меня? Только после того, как меня закопают, не раньше.
Мать замолчала, и Нина, молчала тоже. Нина не думала о том, что лежит в конверте, она была уверена, что эта какие-то скрупулезные указания о разделе имущества между ними, сестрами, и что мать письменно распорядилась, а нотариально она заверила только квартиру,  Нине и ее детям, а все остальное Галя, сестра, могла взять, если что-то захочет.
У Нины в голове острым гвоздем стояли слова врача:
– Вы должны быть готовы в любую минуту…
Мама закрыла глаза, и задышала тихо и ровно. Нина поняла, что мать спит, и вышла, села на диван.
Муж  смотрел телевизор в наушниках: люди на экране двигались, раскрывали рты, махали руками, но Нина сидела в оцепенении, смотрела тупо на пантомиму на экране, не шевельнулась и тогда, когда зазвонил телефон.
Телефон звонил и звонил, потом стал наигрывать сотовый, и Коля встал, взял в руки лежащий на столе сотовый жены и ответил.
– Да, Галя, нет, Галя, все как вчера.
– Спрашивает, не нужно ли чем помочь, не приехать ли вечером,– Коля вопросительно смотрел на Нину.
Нина жестом руки показала, что ничего не надо, встала, ушла в спальню, легла головой под подушкой и не заметила, как отключилась.
Мать умерла под утро.
В два часа Нина подходила к ней, она еще дышала, а в пять утра дыхания не было.
Во время поминок, когда разговоры с воспоминаний об умершей перешли на обычные, будничные дела, заплаканная Нина зашла в спальню, взяла незапечатанный конверт, на котором почерком мамы было написано: для Нины, вынула два исписанных листка, какую-то метрику и черно-белую фотографию женщины.
Нина смотрела на фотографию и не могла узнать изображенную на ней женщину. Как будто она ее видела когда-то, или была знакома, или она похожа была на кого-то из знакомых. Нина не могла уловить  сходства, воспоминание ускользало и ускользало, не давалось, и она минут пять сидела, держа фотокарточку в руках, мучаясь невозможностью вспомнить. Темноглазая и темноволосая женщина на фотокарточке чем-то ее  пугала, настораживала, и  она медлила, прежде чем взяться за письмо, как будто  боялась, и даже вдруг, совершенно неожиданная мелькнула мысль, может быть, не читать?
И это «не читать» заставляло ее тянуть и тянуть с прочтением письма, уже ясно она сознавала, по фотокарточке женщины, на кого-то похожей, что письмо это совсем не о том, кому какие сережки и кольца из маминых вещей  взять.
« Прости меня Нина», писала мать, «прости, что ни сказали тебе всей правды, когда ты выросла, прости и меня и отца.
Когда-то мы с твоим отцом решили, что ты никогда не узнаешь правду о себе, своей жизни, но вот нас обоих уже нет, а  мать твоя, настоящая твоя мать, Нина, которая тебя родила, она все еще жива, во всяком случае, была жива год назад, когда я звонила ее сестре.
Да, Ниночка, дочка моя, не я тебя родила, и было тебе чуть больше двух лет, когда я вышла замуж за твоего отца, и приняла тебя, как дочь, и родила еще девочку, и растила вас обеих так, как растила бы, если бы родила обеих.
А мать твоя жива. Много лет назад она  развелась с отцом и эмигрировала в Израиль, а он не захотел уезжать и остался с маленьким ребенком на руках, которого он не отдал жене, да она, как я поняла, и не очень настаивала, не знала, какая неизвестность ждет ее там. Да, ты не наполовину, но на четверть еврейка, твоя бабка, Рахиль Моисеевна, была из Винницы и вышла замуж за украинца против воли семьи.
А я всю жизнь боялась твоей матери, боялась как огня, просто ненавидела ее, хотя никогда не встречалась с ней, ненавидела ее за права на тебя, за то, что она уведет тебя от меня, отнимет твою любовь ко мне, и поэтому, Ниночка я молчала, и когда больше тридцати лет назад она приезжала сюда и звонила, хотела тебя видеть, плакала, умоляла меня, клялась, что ни слова не скажет, только одним глазком посмотрит на тебя, я ей отказала, и тебя мы, ты помнишь то лето? срочно отвезли к бабушке в Воронеж.
Но уйти с этой тайной я не могу, и оставляю тебе фотографию твоей матери, и твою метрику, твое настоящее свидетельство о рождении, где вписана твоя мать, Маргарита Петровна  Слипченко, и телефон ее сестры, твоей тетки Луизы. Она не иммигрировала, осталась в Москве, и ты через нее можешь связаться с матерью.
Нина держала листки в руках, не верила тому, что прочитала.
Рушились ее представления о самой себе. Спокойная ясная жизнь, которой она жила все эти годы вдруг рассыпалась,  разбилась о каменный утес невыносимой, отвратительной, не приемлемой правды о ней самой, о прожитой ею жизни, которая сейчас, после прочтения письма, обстоятельного, четкого, не оставляющего никакого сомнения письма, превращалась  в фальшивку.
В той, не реальной, как оказалось жизни, у нее были отец, мать, и сестра.
И родители ее, всю жизнь работающие, озабоченные проблемами хлеба насущного, казалось, не имели  и не могли иметь в прошлом никакой тайны, умолченных страстей, разводов, страхов, чего-то такого, что приходилось скрывать от них, детей.
Отец всегда хорошо зарабатывал, он работал в мастерских научно-исследовательского института, его ценили, мать была учительницей, и она, Нина, была обыкновенная русская девушка, красивая, москвичка, пошла учиться в иняз, закончила, вышла замуж, родила, как и мать, двух детей…
Все  события ее жизни лежали на плоскости и всегда просвечивались со всех сторон, и страхи и невзгоды детства казались во взрослые годы мизерными и недостойными внимания: обида на учительницу за поставленную несправедливо тройку, тяжелая скарлатина, которой она переболела, отказ матери отпустить ее в пионерский лагерь.
Галя поставила жирное пятно на скатерти, а, не разобравшись, наказали ее.
Нина  воссоздавала в памяти свою жизнь в родной семье с других, новых, открывшихся ей позиций, старалась выявить разницу в отношении матери к ней и сестре, скрупулезно, как под лупой рассматривала каждый конфликт, неосторожно брошенную фразу, нет, ничего серьезного, она, взрослая женщина, не могла поставить в упрек матери, и никогда ни тени сомнения не мелькнуло у Нины, что она не родная, менее любимая, чем  ее сестра Галя.
Все было обыденно,  просто,  устойчиво, предопределено,  весь этот мир, и все обернулось миражом.
Оказалась, что параллельно с ее существованием день за днем, год за годом, текла незримая, невидимая, не ощущаемая ее другая возможная жизнь, что мать ее не была ее матерью, что где-то далеко живет ее настоящая мать, что сестра ее Галя не родная ей сестра, а только единокровная, возможно, у нее есть еще братья и сестры, и что она вовсе и не русская даже, а на четверть еврейка.
Она тщетно пыталась представить себе свою другую жизнь с настоящей матерью, и душа ее сопротивлялась тому, что она пыталась себе представить, и горькая обида на женщину, которая совершила  невероятный,  страшный,  не прощаемый грех, оставила свое родное дитя, свою кровинку, пренебрегла им, бросила, уехала, скрылась из  Нининой жизни. Вот, она, Нина, мать двух детей, могла бы она это сделать?
И получалось, что нет, никак не смогла бы она, Нина расстаться со своими детьми.
И Нина делала мысленные попытки оправдать мать, которая не жила в благополучном браке с мужем, как Нина, а была разведенная, брошенная, кинулась эмигрировать, начала там, вдали новую жизнь, без нее, без Нины. Пыталась, но не получалось.
« О том, что ты не моя дочь, знали лишь твои бабки, и мы с отцом, и еще Луиза, но она поклялась молчать…
Вошел Коля, сел рядом с женой, погладил ее по голове. Нина молча протянула ему письмо, и пока он читал,  изумление обозначалось на него лице,  убеждая Нину, что она не ошиблась, и в письме именно то, что она прочитала, весь этот кошмар.
– Просто Санта-Барбара какая-то,– сказал Коля. – Ты-то обликом совсем русская, а я иногда смотрю на детей, вижу восток и думаю, откуда?
Он помолчал и добавил:
– Это их дела, и их решение, решение твоих отца и мачехи. Прошлое решение. А ты можешь все переиначить.
– Ты считаешь? – спросила Нина, думая, как все просто: в одночасье, мама умерла и стала мачехой, и что это плохое  несправедливое слово неприложимо к ее дорогой маме.
– Да. Я бы, во всяком случае, попытался разобраться во все. Но решать тебе и только тебе. Что и как и почему именно так  случилось.
И Нина на другой день позвонила тетке Луизе.

***
Летели долго, и Нина очень устала. Устала от гула мотора, болела спина от сидячего положения, болела душа в преддверии встречи.
Что я ей скажу? Она для меня чужой человек, моя мать другая женщина…
Страх перед встречей был так велик, что Нине хотелось малодушно не встретиться, а  сесть на обратный рейс и в Москву.
Но там, в Москве, муж с детьми, взрослыми детьми. Они смотрели на все с другой, своей, личной стороны и нежданно-негаданно обнаружившаяся вдруг бабушка была им интересна и любопытна, и случившееся казалось им приключением: вот была мама как мама и бабушка, как бабушка, и вдруг все поменялось…
А что поменялось? Что, спрашивала себя Нина и призрачная, не состоявшаяся, не примеренная ее жизнь начинала опять маячить рядом, как будто можно было что-то поменять в ее прошлом, как будто это вообще возможно, изменить что-то в чьем бы то ни было прошлом. Прожитая жизнь всегда с тобой, это то, что состоялось, а что могло бы да не осуществилось, того нет, и не будет.
Но  Нина, здесь в аэропорту, на улице солнце, кругом кондиционеры, она идет, входит в толпу, выбирается из нее, останавливается, озирается, кругом толкотня, шум, поцелуи, вскрики, объятия.
Нина отходит от людей, стоит. Из толпы выходит маленькая старушка, неуверенно, но быстро идет к ней, сзади ее поддерживает мужчина, в волосах у него проседь, а старушка вся белая.
Мать? Брат?
– Вы Нина?– спрашивает мужчина. Нина молчит, вглядывается.
–З-дравствуйте,– говорит она, и, не зная, что добавить, произносит обыденное.– Рейс задержали.
У старушки дрожат руки, все в темных пигментных пятнах старости.
– Вы в порядке,– спрашивает Нина, – вы устали? Устали ждать?
Старушка смотрит, напряженно вглядывается, в глазах ее слезы. Она надевает очки, линзы увеличивают глаза.
– Ты, говори мне ты, – просит она Нину.
Нина молчит, простые слова, здравствуй мама не идут из  нее, не выползают.
Да и какая она ей мать, эта кукушка?
– Я себя не могу простить, корю все эти годы, – говорит старушка– а ты, ты сможешь меня простить?
Старушка смотрит, обнимать не кидается, глаза увеличены. Кого она ей напоминает взглядом, кого? Ну конечно, такой взгляд у Димки,  сына, старшего. В детстве, обиженный и страдающий, он так глядел, когда его наказывали.
Нина делает то, что никак не ожидает от себя. Она обнимает старушку, чувствует под ладонями худые плечи, слышит запах духов и почему-то скошенной травы.
– Мама, – говорит она легко и просто, как будто не звала этим именем сорок пять лет другую женщину.– Мама, не кори себя. Все хорошо. Все эти годы я не была несчастной, меня любили и баловали. И мы встретились, чтобы я могла тебе это сказать.

7. ПАМЯТЬ


Евгений ЗУБОВ



ИЮНЬ

***

Спокойный ход полдневных облаков,
Движенье трав под свежей лаской ветра;
День, отражённый синью бочагов,
Весь в переливах солнечного света.
Цветов болотных тонкий аромат,
Свист соловья в густой листве ракиты.
Неужто здесь три месяца назад
Держался снег, всё было льдом покрыто?
Начало лета, жизнь бурлит везде.
И ты стоишь, в волненье замирая,
Следя, как солнце теребят в воде
Мальки рыбёшек, весело играя.


ОБЛАКО

Трётся о ноги котёнком
В белом пуху одуванчик.
За полем кукушка громко
От одиночества плачет.
В нитях седой паутины –
Звёздочки пустоцвета.
Белое облако мимо
Окон вплывает в лето.
Снежной сверкая прохладой,
Тает оно в отдаленье,
Майского белого сада
Напоминая цветенье.


ПРОСЕЛОК

Когда глядишь в просторы долго,
Тебя берут к себе в полон
В ромашках старая дорога,
Высокий летний небосклон.
Лишь только свет зари забрезжит,
Здесь можно увидать всегда
И местный люд, и люд приезжий, –
Идут просёлком кто куда.
За время летнего сезона
Кого не повстречаешь тут!
Мальчишки катят круг баллона
Гурьбой весёлою на пруд.
Пройдет пастух, жарой сморённый.
На «Волге» новенькой пыля,
Начальство едет из района
В колхоз — осматривать поля.
Подростки на велосипедах,
Рыбак — с мечтою о плотве.
…За долгий день идут и едут
Под звон кузнечиков в траве.


***

Как в синей речке рыбья молодь,
Меж облаков в разводьях чистых
В игре беспечной и весёлой
Стрижи проносятся со свистом.
В садах стихают птичьи песни,
На ветке лист не шелохнётся.
Садится день за тихим лесом
На парашюте красном солнца.


РОСИНКА

Зеркальный шарик утренней росинки,
Колеблемый на кончике листа…
В нём отразился поворот тропинки,
Густая зелень пышного куста,
Полёт пчелы, гудящей монотонно
Над красочным цветением гвоздик.
И синий взгляд крутого небосклона
В росинку эту трепетно проник.
Но дрогнула под ветром паутинка,
Ожили души дремлющих теней –
Качнулся лист, скатилась вниз росинка…
И целый мир упал на землю с ней.


***

Где-то кровельным железом
Покрывают крышу дома.
А вдали над синим лесом
Вновь слышны раскаты грома.
Молотки, громам переча,
Сыплют дробным перестуком.
Надвигаясь из заречья,
Туча край берёт испугом.
И летят на расстоянья,
Сотрясая сушу, воды, –
Гром людского созиданья
И стихийный гром природы.


ИЮЛЬ

***

Июльский зной в лощинах сушит
На травах скошенных росу.
Всё отдалённее и глуше
Кукушка голосит в лесу.
В лиловом мареве поляны.
Вдали раскаты буйных гроз.
В горячем воздухе мельканье
Звенящих мошек и стрекоз.
Хвостом стегая поминутно,
Пасётся лошадь в душный день.
Над крупом лошади, как спутник,
Висит назойливый слепень...
В листве ракит трепещет солнце,
Как рыба скользкая в сетях.
А за бугром бурлит и бьётся,
И детским смехом отдаётся
Вода в потёртых берегах.


ДОРОГОЙ ДЕТСТВА

На этом пути и в солнце, и в дождь
Не знают усталости резвые ноги.
Весь свет обойди, но нигде не найдёшь
Такой же весёлой и лёгкой дороги.
Секрет её нетрудно понять:
Дорогу окину задумчивым взглядом –
И вижу отца на дороге и мать.
И с ними себя, малолетнего, рядом.


***

Долго стою – очарован привольем.
В мареве синем густеют леса.
Ласточке, мчащейся низко над полем,
Грудку щекочут колосья овса...
Это и есть настоящее счастье:
Близкие люди, родительский дом.
Только беда, что не ведаем часто
Мы вот об этом о счастье своём.


***

Как мало беспокоит нас,
Что с каждым годом рвётся связь
Между природой и людьми
И что повинны в этом – мы…
Мы, люди гордых, дерзких лет
И покорители планет,
Живём, как спутники, вдали
От породившей нас земли!
Забыли в гаме городов
Язык полей, язык цветов.
И в окружении друзей
В лес выезжаем, как в музей...


***

Где та дорога, что в детстве вела
В пёстрые праздники, в будни?
Шли по дороге в село, из села
Самые разные люди.
Пыль приминая, брели с посошком,
Ехали на подводе.
Сколько прошло их? Кто знает о том?
Кто там еще на подходе?
Скоро ль появятся? Долго ли ждать?
Травы колышутся слитно.
В поле давно никого не видать.
Да и дороги не видно.
Мелкий осинник, тревожа покой,
Что-то лопочет несмело.
Может, дорогою ходят другой?
Или земля опустела?..


АВГУСТ

***
Звуки дня растаяли, умолкли.
Спала перед вечером жара.
В тёплых травах голос перепёлки
Призывает дали: «Спать пора».
Всё вокруг опутано дремотой.
Копны сена. Вётлы у пруда.
От поры весенней, беззаботной
Нынче не осталось и следа.
То, что видишь в жизни повседневной,
В этот час растрогает до слёз:
Окоём за тихою деревней,
Кладбище с процессией берёз...
Свет закатный тронул грустью сердце,
Лёг раздумьем на моём пути.
Никуда от этого не деться,
Никуда отсюда не уйти.


ГОЛУБИ

Притихло всё – ни всплеска ветра
В тугих колосьях спелой ржи.
Куда-то делись незаметно
Вороны, ласточки, стрижи.
Лишь там, где небо, полыхая,
Ворчит зловеще всё грозней,
Под чёрной тучей кружит стая
Беспечных белых голубей.
Они могучей страшной силой
На край небес привлечены.
Белее снега вспышки крыльев
На фоне чёрной пелены.


ПРОВОДЫ

День пролетел в хлопотливой подмоге,
Время с детьми расставаться пришло.
Вещи уложены. Перед дорогой
Молча присела, вздохнув тяжело.
Что остаётся? Внуков и дочку
Ей напоследок крепко обнять...
Вот обняла, помахала платочком.
Смогут ли свидеться снова? Как знать?
Страшно хозяйке старого дома:
Лето окончилось, снова одна…
Словно монета со дна водоёма,
С неба дневного белеет луна.


***

Я повторял с упрямой спесью,
Что сам я, дескать, по себе,
Что проживу без «вдруг» да «если»
Наперекор своей судьбе.
В своих сужденьях независим,
Быть независимым хотел
От чьих-то глаз, улыбок, писем,
От неудач, хулы и дел,
От серой пасмурной погоды,
От жарких солнечных лучей,
Я не хотел зависеть, гордый
От доброй милости ничьей…
В своих сужденьях независим,
Зависим я ото всего:
От слов людских, поступков, мыслей,
От звёзд дрожащих высоко.
Надеждой вытеснив усталость,
Смотрю в простор открытый дня…
Ах, если б кто-то, пусть хоть малость,
Зависим был и от меня.




Наталья ПРИСТУПА
Беларусь

ДУША ЗАЛЕЧИТСЯ УЧАСТЬЕМ

Душа залечится участьем.
Ещё поговори со мной.
Ассоциируется счастье
с залётом птицы голубой.

И сыплются на землю перья,
их обволакивает свет...
Я приношу к тебе доверье
упущенных моих побед.

Понятен, грешен, неподсуден...
и нет обратного пути.
Пусть даже ничего не будет,
не уходи.


ПОЗВОНИ. ПУСТЬ ПРЕРВЁТСЯ, ПУСТЬ НЕ СОСТОИТСЯ...

...Позвони. Пусть прервётся, пусть не состоится
Разговор по причине вмешательств извне.
Позвони, даже если подстреленной птицей
Чувство лучшее больно забьётся во мне.

Пусть обида дыханье надежды заглушит,
И ничто в разобщённости не изменить.
Позвони, ты не станешь от этого хуже.
...Может, я не успею тогда позвонить.


ВОКЗАЛЬНОЕ

                Маме

Знаю, "это только день непогожий",
Жизнь заверит возвращеньем! И всё же...
Слишком больно... Поезда прокричали
В самом безыммунитетном начале.

И сегодня дрожь осенних акаций
Лишь продлит цепочку ассоциаций.
Соглашаюсь. Провожу... И окликну.
Мне к разлукам никогда не привыкнуть.


А МНЕ О НЕЙ И ЗНАТЬ-ТО ВРЯД ЛИ НУЖНО

А мне о ней и знать-то вряд ли нужно.
Лишь заюлит в подробностях метель.
Полёты авансировались дружбой.
Падение ль не объяснить теперь?
Синхронно проводимое затишье
сквозит обледенелостью садов.
Чего уж проще... Третьей - значит лишней,
но с правом нестираемых следов.


Б. Л

Лучшей причастности не удостоены.
Каждый доверен печали своей.
Бледное небо в нечётких промоинах,
неуязвимый отлёт журавлей...

Всё уже было - с подачи прощения.
"Вид катастрофы сменить" - не спасти.
Пусть же бесспорным твоим утешением
станет моя неготовность простить.


НАЕДИНЕ С СОБОЙ

О тайне вдохновенной небо грезило,
ещё у красоты глаза богини...
Не истощился интерес к поэзии,
но сладок он заявками другими.

Препятствовали сны инстинктам низменным,
заветный свет усердием исполнен.
По вечерам зачитываюсь письмами
от тех, кто обо мне едва ли помнит.

Реванш уравновешен, запланирован...
Чужая пылкость анонимно рядом.
Ты в мой перенакал телефонируешь,
в ответ почти придумываю радость.

Вернёмся в поиск глубже, безутешнее,
жизнь экспериментально выясняя...
Да не померкнет высь. А мы, непрежние,
усугублённее себя роняем.


ПУСТЬ ЖЕСТ, НО БЫЛ КРАСИВ И АККУРАТЕН!

Пусть жест, но был красив и аккуратен!
уйдёшь, в нём ничего не изменив.
Нельзя придумать искренность во взгляде.
Я видела, как чист её разлив.
Прицениваться незачем и нечем.
Бесславен подвиг - обживать сердца.
А я молюсь обожествлённой встрече,
ничем не предвещающей конца.


БЕССОНИЦА

Бессонница в седой квадрат окна
холодная луна водружена.
Взгляд меркантильности и хитр, и прост,
как ветер в позднем переборе звёзд.
Высокомерно пыжится зима.
И так несложно сдвинуться с ума.
А в комнате на белизне стола
в семигранённой роскоши стекла
несоразмерьем детской  доброты
воссозданы весенние цветы!
И слышится - до срыва, хоть кричи,
как полем бродят важные грачи,
как час спустя, ткань ночи отбелив,
рассвет коснётся вздрогнувшей земли.
И, может, тем уже который год
любовь её убитая живёт.


ИРОНИЧНО

О женщинах умных: мол, гуще света,
о женщинах гордых - восторг поэтов.
-Сочнее радость, и чувства тоньше!
А сами чаще у тех, кто проще...


ЗАДУМЧИВО ЗАКАТ ЗАВИС НАД ЛЕСОМ

Задумчиво закат завис над лесом.
Духовных сотрясений не вместить.
Пути её высоких интересов
случилось на тебе перекрестить.
Сгущалась желтизна до позолоты.
Взлёт заверялся с лёгкостью пера,
чтобы затем блистательным расчётом
измена коронована была.


РАЗРЕШЕНИЕ

За свежестью...В поток из откровений.
Как было не прислушаться к словам?
Свет заливал и трепетали тени,
напуганно таясь по уголкам.
А миг претендовал на незабвенность,
не отказав ни пришлым, ни своим,
и примешал слащавую неверность
к достойнейшим страданиям твоим.
Доверчивость безмерная губила
и преславуто стойких иногда.
Я тоже защищаться торопилась,
но скорый суд себя не оправдал.
Проститься, не простив?...
Простить, не ранив...
случайность встречи не предотвратить
и хлынувшей зарёй воспоминаний
все разочарованья утолить.


ПУСТЬ В ФИНАЛЕ НИЧТО НЕ НАВЕЕТ О ГОРЕ

Пусть в финале ничто не навеет о горе,
хоть уже слишком явно наметилась прорезь...
Как в её не суметь провалиться страданью,
если движет полётом соблазн состязанья.
Ты молчишь...Я молчу...Глубока и упряма
неслагаемость слов, приближаемых драму.


ОГЛЯНУВШИСЬ...

То ли дождь, то ли плач - от избытка до промаха,
Редкий шанс воскресить тот рассвет, что угас...
Ароматно пролив пенность взбитой черёмухи,
Вероятность прощения выразит нас.

И тогда в никуда канет утро холодное.
Суть не в пробе вины... Луч не в том, что извне...
Наилучшая форма полёта свободного -
Я люблю! Вы ничем не обязаны мне.


К ЖЕНЩИНЕ

Будь всесильна обидой женской,
Невостребованность запала.
Тема вверенного блаженства
Очевиднейше иссякала.

Звук похмельного слова таял...
Ты не знала, что жить не просто?
И беспомощно ртом хватала
Ставший вдруг раскалённым воздух.

Тень молчанием не нарушишь.
Привыкала к теченьям ровным,
За улыбкой упрятав душу
От сочувствующих условно.

Допуская влиянье мрака,
Ты ответишь на боль любовью,
Но уже не сумеешь плакать
Даже наедине с собою.


ПРИРУЧЕННО ПРИМКНУТ ПРИЧИНЫ ВЕСКИЕ...

Приручено примкнут причины веские:
Не просто не оправдывать любимых.
Ты отступаешь, как снега апрельские,
Ежеминутно и неотвратимо.

Весну не измеряют безутешностью...
Пока сердца совсем не огрубели,
Торопимся сменить остаток нежности
На россыпь рассудительной капели.

Прислушайся, как звучно в жесте творчество
Перекрестит порок и совершенство.
Всё для любви, и даже одиночество
Осмыслится мучительным блаженством!


К ГУСТОЛИСТВЕННОЙ ПАМЯТИ ВЫЙДЕМ ВМЕСТЕ...

К густолиственной памяти выйдем вместе...
И совсем не с привычки кого-то ждать,
загрущу опять о твоём неприезде,
о мотивах весны захочу мечтать.

Это правда - на всех не хватило солнца.
Как украденный праздник вернуть назад?
А из сердца бессмертная нежность льётся,
музыкален прельстившийся снегопад.

Он о мае цветущем и непременном
напоёт - успокоит, обяжет жить.
Мне случалось запутываться в сомненьях,
но не так, чтобы меньше тебя любить.


СЧАСТЬЕ

Штрих таинства - простор воображению.
Власть искажений. Миг один всего
в пролившейся чернильности сомнений
полёт звезды. И все. И никого...

Но торжество над отступившей тенью-
как Продолженье, смысл и Красота!
Ты долго-долго оставайся ею,
пусть даже завтра так же, как всегда:

кричащая испуганность пионов,
разгул ветров, в осколках тишина...
Позволь, позволь отдать в твои ладони
всё то, в чём не защищена.




ИТОГИ ПЕРВОГО ГОДА

8 июня исполняется год со времени возобновления нашей работы над журналом. За это время составлены  пятнадцать очередных номеров, издано семь номеров.
Информация о журнале и теплые статьи прошли на страницах газет г. Видное и г. Ногинска, не единожды прозвучала радиопередача на Ногинском радио. Готовится очередная радиопередача об авторах, их творчестве и самобытном видении нашей современности. Все изданные номера расположены на интернет - ресурсах газеты "Заря"( Талдомский район, Московской области), 28-й номер на сайте Межпоселенческой региональной библиотеки г. Видное.
Без самоотверженного труда помощников: В.П. Иванова - организационные вопросы, и С.И. Калаленского - компьютерный набор и верстка, дело бы продвигалось гораздо медленнее.
Особая благодарность всем авторам журнала за замечательные стихи и искреннюю прозу: за статьи, очерки, рассказы.
За истекший год читатель увидел на наших страницах яркое творчество девяти литературных объединений России и Международного Фонда ВСМ.
Опубликованы в разделе "Память" стихи замечательного Поэта Видновского края Евгения Зубова, чье имя неповторимым штрихом обязательно войдёт в будущем в ряды классиков современной российской литературы.
 Публикуется и молодежь, и дети, кто в будущем обязательно ярко заявит о себе.
Особое место отведено авторам-инвалидам, ради которых и создавался журнал в 1994 году. Среди авторов-инвалидов много самобытных, талантливых имен, членов писательских союзов нашей страны.

Впереди новые рубежи, новые планы и интересные задумки. Пусть они пока останутся на бумаге и в файловых папках, но я знаю, что им обязательно придёт свое время.

                Владимир Остриков,
     Редактор-составитель литературно - художественного и публицистического журнала "Белые снегири".
Член Российского Союза писателей.
                8 июня 2021года.