беспамятный боров

разя перегаром, промурлыкать на ухо невнятно,
рухнуть на твои колени костлявые.
пустил слюну беспамятный боров
и бухого утырка выдворишь из дому
в зубастую пасть злому морозу.

да я выдержу,
мне бессмертие даровано,
пускай здоровья и не всегда хватает.
в лесу буду жить, как северный Маугли,
на углях жарить все, что добыл своими руками.

засыпать в хворосте, вновь представляя,
как носом зароюсь в твои волосы
полевой мышью, живущей в стоге сена.
сопеть и фыркать от твоих щекочущих прядей.
они у нас с тобой переплетутся между собой в косички, и,
боже, посмотри, как прекрасно, они тоже будут засыпать, обнимаясь,
а на утро проснусь снова вне себя от тоски и один ,
потому что в палату душевно любовью больных нельзя приводить посетителей.

из объятых пламенем землевладельцев угодий...
в твоих иссохших руках моего сердца поводья,
уводи меня подальше в места, что видел во сне,
обнимая тебя наяву, у фасадов домов, где копья льда падают
наземь, оставляя язвы в бетонной плите,
покрывающей платьем голую кормилицы плоть
и нашим телам ни по чем температур перепады,
ведь мы лишь два жалких огрызка из хрома,
скачанных в просторах торрентов металлоприема,
ворованного с замороженных строек.

где горизонт виден лишь из клетки окна
между шорами скал, где штакетами рыбаки молча удилища кидают в огромное море в мечтах не возвращаться домой,
где на люстре висит скучающий сын среди игрушек разбросанных.
где мать щеткой чистит полы, стоя на четвереньках, ведь прямо ходить она больше не в силах,
и сломанная дверца у шкафчика мерзко смеется гиеной с издевкой, что уже столько лет симфония скрипа не оставляет домочадцев в покое.

а, может, не стоило?
и в стойлах далее в ожидании чуда.
мы лошади, что загнаны в угол бескрайнего пастбища,
наш аквариум в чаше и нас, как кофе с утра,
выпивает незадачливый клерк,
а через час он заблудится в тропиках офисных перегородок
и захлебнется в отчетов болоте.