памяти юрия балабанова
Так, может быть, придёт ещё один поэт
и на заборе выспренно напишет,
что в жизни счастья нет,
немного предварительно напившись.
И это истина. Стакан-другой портвейна.
Поспорим? В подтвержденье – протокол.
Он в потолок смотрел благоговейно,
как в единенье философских школ.
Два ангела, с небес спускаясь к моргу,
сверяли списки у прозектора с лицом,
ещё недавно шедшим к курортторгу
с копейками за дрянненьким винцом.
Оставим тело здесь. Не в этом дело.
История его осудит.
Куда душа его, вы спросите, глядела,
когда мерцала, как огонь в сосуде?
Неужто в сих сияющих чертогах
поэт до смерти надираться обречён?
Что стоят все стихи его, ей Богу,
и чувственность его причём?
А сны его? Трамваи и гориллы,
невнятица обрывков слов.
Душа его задворками парила
высокое отринув ремесло.
Где подтверждение его предназначенья?
Неужто этот мусор под столом?
Каракули, лишённые значенья,
и «вечных перьев» металлолом.
Что скажет он, мечтающий воскреснуть,
ведь Божий Суд, конечно, – не профком.
Пообещать исправиться – и треснуть
сто граммов атлетическим рывком?
Но, Боже мой же жь, - кто ему поверит,
когда стихам не верили его?
На той планете, в душной атмосфере,
он не оставил ровно ничего.
И, словно уличённый первоклассник,
он снова будет нем.
А трезвенник, вверяясь Смерти власти,
свидетельствует перед Нем.
Тогда он снова будет за вратами
И, в пропасть пав,
узрит: несчастные хватают ртами
свинца расплав.
Как больно, милые, как вечно –
страдать он не хотел.
А на земле другой поэт беспечный
вторит его удел.
17 октября 2003 года
+
© Copyright: Август Май, 2014
Свидетельство о публикации №114122802201
Свидетельство о публикации №121060704597