Кто же не пил
The best of life is but intoxication:
Glory, the grape, love, gold in this are sunk
The hopes of all men, and of every nation;
Without their sup, how branchless were the trunk
Of life strange tree, so fruitful in occasion:
But to return, - Get very drunk; and when
You wake with headache, you shell see what then.
Byron DON JUAN Canto the second clxxix.
Разумный человек обычно пьёт, -
Что в нашей жизни лучше опьяненья?
Всечасно упивается народ
Любовью, славой, золотом и ленью.
Без опьяненья жизни сладкий плод
Казался б просто кислым, без сомненья.
Так пей же всласть на жизненном пиру,
Чтоб голова болела поутру.
Перевод Татьяны Гнедич,
в тюрьме, по памяти!
Пьяной горечью Фалерна
Чашу мне наполни, мальчик!
Так Постумпия велела,
Председательница оргий.
Вы ж, воды, прочь теките
И струей, вину враждебной,
Строгих постников поите:
Чистый нам любезен Бахус.
Катулл К ВИНОЧЕРПИЮ,
Перевод Пушкина.
Высока была его палатка,
Мулы были резвы и сильны,
Как вино, впивал он воздух сладкий,
Белому неведомой страны...
Н. Гумилёв ПАМЯТЬ
Водою выводят пятно на шелку,
Вином — тревогу из сердца.
И если владеешь ты лёгкой ладьёй,
Вином и женщиной милой,
Чего тебе надо ещё? Ты во всём
Подобен гениям неба.
СЧАСТЬЕ китайские стихи
A clever person sometimes has to drink
so that it was not so boring with fools.
Ernest Hamingway
Умному иной раз приходится выпить,
чтобы не так скучно было с дураками.
Из распадка тянет свежестью грибной,
Режем хлеб и мажем красною икрой,
Почему не тяпнуть вина триста грамм,
Гнус загнал в палатку, комары и там..
П. Дубинин РЕКА ВРЕМЁН
Кто же не пил и не хвалил вино —
Отраду в жизни нашей бренной:
Омар и Байрон, всех не перечесть,
Или неправда — истина в нём есть?
Я семи лет попробовал его, давно,
Часа два был, как окрылённый!
Бокал вина осушив первый свой,
Ты, помнишь что было с тобой?
Оно опять подняло настроенье в январе,
Но уж не так, как в том далёком сентябре,
На именинах, Верки Соколовой,
Увидеться бы просто, с нею снова,
Конечно, предпочтительно с живой,
Надеюсь, не рассталась с красотой.
Блистала уж в семь лет она какой,
Была соперница у ней но тип другой. *
Живая, стройная огонь-девчонка,
Густая тёмно-русая с бантом коса,
(Тогда не в моде ещё была чёлка)
И постоянно искорки в её глазах.
Шло от неё какое-то особое тепло,
Особенно же от улыбки на губах,
Уже тогда, кое-кого оно зажгло,
Как само имя — Вера на устах.
Десятки дочерей имел султан,
От жён, наложниц разрешал коран,
"Держать их взаперти, оно верней,
И в шелковые платья наряжали,
Пока от состоятельных пашей
С подарками послы не приезжали,
Которым разрешалось увезти,
Невесту лет шести иль девяти."
Я это вспомнил только потому,
Что девочка к семи годам иная,
Умеет возбудить шутя, играя,
Мальчишек не пригодных ни к чему,
Не говоря о тех, которые пригодны,
Старались их забрать пока свободны,
Поскольку было за что постараться,
Но в семь лет скучно запираться.
Тем более не Порта, а Россия,
Порядки нравы времена другие.
Чудесная была страна Советов,
Многое можно было похвалить,
Но было и что лучше бы забыть,
Поскольку мрачная страница эта.
Но фаза тёмная та завершалась,
Полгода ждать всего осталось.
Хорошо помню год полста второй:
Дощатый тротуар вёл над травой,
К их дому, в роще вековой берёзовой.
Давно нет дома того, рощу вырубили,
Хрущёвки, вместо тех берёз стоят,
Ни рощи нет давно, ни октябрят,
Как ими в октябре нас окрестили,
Считать читать писать пока учили.
Года прошли, название исчезло,
Района городского - Комплощадка,
Но в памяти сидит оно, железно.
Вобще, там строгие были порядки,
Зона была и Амурлаг располагался,
И Управление и Оперчек отдел,
Прямо Москве, не краю, подчинялся,
Заборы с вышками и там и тут имел.
В году том, из детсада пошли в школу,
"Отец народов" не сошёл ещё с престола,
В клубе кино, Шекспир 12-я ночь, Виола:
"Тише тише тише, чтоб никто не знал."
Комедии той смех, так в памяти запал,
Как там же утренник у новогодней ёлки,
И дед Мороза у ней, скромные подарки...
Мойка машин теперь, где был тот кинозал.
А вот Локомо уцелел, спортзал,
Хоть и впритык с клубом стоял,
Каток зимой с ним рядом заливали,
И мы плетёный мяч клюшкой гоняли.
Теперь, дома стоят где был каток,
Коробка для хоккея, где-то есть,
Но я, давно уже, живу не здесь,
А если бы и жил там, — не игрок...
ТВ вместо катка и клуба, из всего,
Смотрю Поле Чудес да о животных,
В остальном столько интересного,
Примерно, как в снадобьях рвотных:
Ведущих и гостей, натянутые лица,
Послушаешь, скрипя зубами говорящих,
О том, что там и тут творится,
Так диарею может вызвать зомбоящик.
Концертов посмотреть приличных нет,
Актрисы задницами лишь сверкают,
Раньше со сцены Маяковский выступал поэт, **
Теперь их тьма, но их никто не знает,
Кроме, таких же, то есть, конкурентов,
Писателе-читателей, одновременно,
В борьбе за звания, чины, медали,
Как гришковец, собаку не одну сожрали.
Дураков раньше в залах были единицы,
Теперь там могут поучить и материться,
Бабла накосят и рвут когти за бугор,
Не брезгуя вернуться, сделать сбор,
Как Игорь, дань повторно брал с древлян,
Берёзами, однако, никто не порван.
Ладно коллекция есть группы Queen,
Но их CD, глядишь и слушаешь один.
Теперь, хиты их стали ретро,
Фредди давно на свете нет,
Как нас Высоцкий, унесённый ветром,
Так, этот, перс покорил свет.
Неповторимы оба и недостижимы,
Кого на ГОЛОС и на ГРЭММИ ни тащи,
То были, видимо, сцены экстримы,
Кто может, как они, достать глубин души?
To love somebody, до слёз прошибает,
I want to break free до мозгов костей берёт, ***
I was born to love you, кто English понимает,
И потерпел фиаско, тот меня поймёт.
Теперь, свои Квины у молодёжи,
Мы плохо понимаем их, а они нас,
Дорого то, что было когда был моложе,
А что сейчас, не так, раз пыл угас.
А ещё помню, что в то лето,
Не умел плавать, чуть не утонул,
В Шараханде, воды уже хлебнул,
Ранний уход хорош с белого света,
Тем, что всю грязь, его, не знал,
И неизбежных зол его, не испытал,
Но, смерть в тот раз, я обманул,
Друг, Фелка Жуков, руку протянул.
А ныне, пить вино, не очень, тянет,
Поскольку знаешь — жизнь обманет.
Какое уж теперь, там, окрыленье?
Не вышло жёсткое бы приземленье.
Если уж, даже, "батюшку-царя",
С выводком всем, холопы застрелили,
"Отца народов всех", усатого вождя,
Подшефные, как крысу отравили.
Если уж основатель государства,
Ещё не старый, корчится от мук,
Тарелку супа съев из грязных рук,
В игре по крупному, где ставка царство, ****
Обманут был, мало того, — подвешен,
Меж небом и землёй, — не погребён,
И дух его, скоро сто лет, как леший,
В дебрях Москвы шататься обречён...
Therefore, "truth which hovers o'er my desk,
Turns what was once romantic to burlesque..." (L B)
* Другой красавицей нашего 1а класса, 25-той школы, была Люда Глущенко,
очень похожая на Софи Лорен. При должной раскрутке, та и другая
могли бы стать звёздами кино.
** Маяковский: Среди грузинов, я грузин, а среди русских - русский.
Голос из зала: А среди дураков?
Маяковский: Я впервые.
*** I want to break free - Я хочу вырваться на свободу.
**** Автор книги "Операция "Мавзолей", В. И. Соловьёв, в подтверждение версии, что Ленин был отравлен ссылается на то, что:
1. Личный врач Ленина Гуатьер отказался скрепить своей подписью бюллетень о смерти Ленина, сославшись на недостаточно добросовестное проведение медицинского расследования.
2. Среди врачей, проводивших вскрытие, не было ни одного специалиста-паталогоанатома. (Ещё вопрос: Остались ли они, в России, к 1924-му году, вообще, после красного террора, когда стреляли по классовому признаку, или, в лучшем случае, выгоняли за границу.)
3. Многие жизненно важные органы, такие, как лёгкие и сердце, оказались в хорошем состоянии, но стенки желудка были полностью разрушены.
4. Не был проведен тщательный токсиологический анализ желудка.
Соловьёв приводит также рассказ одного из врачей, лечивших Ленина Гавриила Волкова. Находясь в тюремном заключении, Волков рассказал как-то сидевшей в той же тюрьме Елезавете Лесото о том, что 21 января в 11 часов утра он принёс Ленину еду. Ленин лежал, кроме них двоих никого в комнате не было. Увидев врача, Ленин сделал попытку подняться и протянуть Волкову руку, но не смог. Он упал на подушку и из его руки выпал клочок бумаги. Как только Волков успел её спрятать вошёл врач Елистратов и сделал Ленину успокоительный укол. Ленин заснул. Вечером, когда стало известно, что Ленин умер, Волков прочитал ленинскую записку. В ней было обращение к нему: "Гаврилушка, я отравлен...вызови немедленно Надю... скажи Троцкому...скажи всем, кому можешь". Как считает Соловьёв, Ленина отравили грибным супом, в который был подмешан смертельно ядовитый гриб Cortinarius Closissmus. Если, даже, записка Гаврилы Волкова, это выдумка, то отказ лечащего врача Гуатьера подписывать акт вскрытия, своего, пациента, говорит о том, что дело не чисто.
3 июня 2021 г.
Свидетельство о публикации №121060307650