В феврале-марте 17-го

В тот год столицу захлестнуло половодье,
Такого многолюдства ещё не видел Петербург.
Там были люди разных положений и сословий,
Текли они по улицам бурлящею рекой,
Влекла их всех пьянящая, загадочная сила,
Общественный восторг в какой-то истерии,
О революции твердила шумная толпа.
Над ней витало лишь одно – «свобода»,
Хотя никто не знал, что делать с ней,
Околдовало это слово множество людей.
Не устояло перед потоком многовековое царство,
А начиналось всё незаметно, тихо так.
Сначала слух прошёл, что на исходе хлеб
И скоро голод начнётся в Петербурге,
Хоть уверяли власти, что достаточно припасов,
Их заверениям не верил, почему-то, никто.
Вставали к хлебным лавкам длинные хвосты,
А между ними люди шустрые шныряли,
Произносили речи, обличали все власти, без разбора,
Особенно Царя и всех чиновников его
И накалялись страсти день за днём, от часа к часу.
И вот уже на улицах возникли баррикады,
И первым делом лавки грабить принялись.
Этому правительство значения не придавало,
Пусть городские власти разберутся там!
А те на это тоже руки опустив смотрели.
Вдруг превратился в выступление стихийный бунт,
К мятежникам присоединялись части гарнизона.
А Дума власть не поддержала, предала,
Сама себя провозгласила новой властью.
Громила восставшая толпа участки и суды,
Летели на улицах в костры двуглавые орлы…
А Царь пытался в Петербург проехать,
Но опоздал, дороги-магистрали перекрыли все,
По сути, оказался в западне монарх.
Все, кто вокруг, стремились к перевороту,
Царя просили, умоляли, заклинали,
Во имя мира и России от власти отказаться.
Царю твердили, что «весь народ» к нему взывает,
«Для окончательной победы над врагом»,
Он должен принести России жертву.
И Царь её принес, корону снял с себя,
И не было препятствий больше на дороге в бездну.