Медитация на славянскую руну Перун

Ты - Волхв Правдислав, живущий в Священной Дубовой Роще, на берегу озера. Среди вековых дубов - твой дом - старая, покрытая дерном лесная избушка. Рядом с нею - Перуново Капище, в центре которого - помеченный молнией-Перуницей пятисотлетний обугленный на сломе Священный Дуб.
Там, куда ударила когда-то молния, дерево почернело. А это - верный признак того, что Древо сие - отмечено самим Перуном-Батюшкой. На месте, где била Перуница, - вырезан Лик Громовержца.
Во время Радений Перуновых собираются здесь Ратники и Оратаи, славят Перуна, закалывают быка, варят в больших котлах мясо, ратаи - силою меряются. Tак - было, так - есть... Да будет ли дальше?
К тебе, Правдиславу, Светломысл недавно захаживал, - волхв из-под Киева, что в лесах приднепровских Капище Перуново хранит. Сказывал про то, как злые черные ветры подули с Византии и про то, как нынешний князь - предал Веру Славянскую, да принял веру чужеземную. А следом - повелел истребить Богов Славянских на Капищах, а Перуна, как важнейшего из Богов, приказал тащить по всему граду до реки. Да не просто тащить, а заставил двенадцать гридней, что от Веры Предков
своих отреклись, на византийское злато позарившись, бить Перуна палками, а затем в реку сбросить...
Да вот ведь еще что - когда Перуна с моста в реку низвергли, - не мог он удержаться: поплыл против течения, бросил от себя палицу и вскричал громогласно: "Это оставляю вам в память мою!"
Люди со стенаниями, слезами, с плачем великим следовали тогда за Идолом Перуновым. Я - впереди был, пытался образумить... Тогда один из князевых гридней меня наотмашь по лицу со всей силы ударил. Упал я тогда в беспамятстве... А как очнулся - возле меня Овсена хлопотала... Семья Радомысла меня тогда тайно подобрала, и если бы не они - в живых бы не было меня. Много крови во имя их "кроткого" бога пролилось из славянских сердец... - так закончил свой рассказ Светломысл, оперся на посох руками, низко голову опустил.
- Пока Капище мое не тронули, чужеземные супостаты. Днесь оставил я на нем помощника своего... Да знамения тревожные мне все чаще видятся. Видно, по Воле Рода-Вседержителя, Ночь Перуна-Сварога-Велеса наступает на нашей земле. Ведаю - быть великим бедам на Руси...
После этих слов Светломысл поднялся, руки к Отцу-Свет-Небу вскинул, волховским посохом потрясая, и рек громогласно:
-Перуне, Отче Грозне! Низвергни проклинающих тя!! Славен и триславен буди! Карай неправых по справедливости, смерти лютой - выродкам дажди, громотворение яви, прави всеми нами - тще изродно! Истинно вовек!
Сказав тако, Богов родных прославимши, - удалился Светломысл.
Долго смотрел ты на высокую сухощавую фигуру Волхва, на его прихрамывающую походку. Не мог ты сложить в сознании своем: как же так? Сотни, тысячи лет Вера-Ведание Предков назыблема была, язык наш славянский сплошь именами Родных Богов "прошит", и вдруг - после смерти Хороброго - так все отречь в одночасье! Духов Родов своих родных - в одночасье продать, от Веры Предков, - мудрой, как сама
Жизнь, - легкомысленно отвернуться?
...
Вот уж сорок дней прошло, как Светломысл был у тебя. И ночью прошлой было тебе видение вещее - будто нет уже Капища, что Светломысл всю жизнь свою хранил, будто спилили под корень могучую Дубовую Рощу, где Капище много сотен лет стояло, а самого Светломысла со товарищи, Веру Предков на сем Капище защищавшего,
убили-иссекли плетьми и мечами, да во славу нового чужеземного кроткого бога... Тяжко, беспокойно на душе твоей стало, и решил ты уж сам к Светломыслу днесь идти, не мешкая. Рано поднявшись, по привычке взял сухие поленья белодубовы, дабы Костер пред Ликом Перуновым разгорелся подобающе, как вдруг - зарычали-залаяли твои верные псы-охранители, морды повернули в ту сторону, где лес с поляной смыкается. Ты чутко прислушался - чутье лесного жителя не обмануло тебя : к твоему Капищу едет конный отряд...
-Значит, не зря бунтует Русь, - подумалось тебе, - добрались все же и до окраинных Святынь... Вдруг - совсем рядом - зашевелились кусты и прямо пред тобою - отрок, запыхавшийся и дрожащий от нетерпения сказать новости. "Это ты, Пермята?" - ты узнал подростка из соседней деревни.
-Дед Правдислав! Плохие вести... К нам днесь в деревню-то целый конный отряд прибыл! Хулу на Богов наших сотворили! Которые сильные, да несогласные, - те за Богов Родных встали. Их посекли да покалечили, дабы другим не повадно было. Тут уж про тебя спрашивать зачали - как добраться-то до тебя путем кратким. Мы - не сказали, за что двоих на месте и порешили гридни те, супостаты. Да один-то, вишь, знал тебя допрежь. А меня наши к тебе послали, схорониться надобно тебе. Да никак - нашли они тебя? - с этими словами Пермята как будто бы слился воедино с окрестными деревьями и кустами. Ты напрягся...
Собаки уже истошно лаяли, и вдруг - послышался свирепый рык старшОго пса, вожака, по кличке Громило: ехавший впереди всех рослый гридень со всего маху ударил пса-охранника своим мечом... Почуяв смертельную рану, пес взвыл и напоследок - намертво сомкнул свои челюсти на шее коня этого гридня... Конь в ужасе заржал,
поднялся на дыбы, сбросил седока и, стараясь освободиться от повисшего на нем пса, - рванул назад, через конников, в глубь леса.
Упавший с коня гридень в бешенстве поднялся. Это был гридень князя - Боривой, принявший совсем недавно чужую веру и новое заморское, чуждое славянским ушам имя - Онуфрий...
Ты все понял сразу... Понял до мельчайших деталей цель, с которой конники, оплачиваемые княжеской и византийской казной, прибыли теперь и по твою душу. Необычайное спокойствие и твердость духа овладели вдруг тобою: ты будешь защищать Святыню Пращуров - до конца... Мельком взглянув на небо, ты замечаешь, как оно неожиданно потемнело: черные грозовые, набрякшие ливнями тучи, клубясь, нависают над лесом и капищем. Ты видишь, как рыча от боли, хрипя от ярости к непрошеным чужакам, один за другим под ударами оружия гридней гибнут, обливаясь кровью, твои верные псы. И чем дольше ты видишь мучения верных друзей своих, тем - непреклоннее и тверже воля твоя. Ты готов сейчас отдать жизнь - за Веру Великих Славянских Предков, за Родных Богов, что держат Небо над Русколанью, за свой народ, за всех, кого силой заставили принять волю мертвого бога...
Онуфрий вскочил, и лицо его перекосилось от ярости...
- Что, Боривой, не помнишь, как пред Перуном клятву давал - верою-правдой Русколань защищать? - голос твой тверд и спокоен: ни единый мускул не дрогнет на лице твоем.
- Не Боривой я тебе, и ты мне впредь - не указ! Онуфрий я, и веру твою бесовскую огнем и мечом сечь буду - вот как этого сатанинского идола твоего днесь в тонкую щепу изрублю! - голос Онуфрия потонул в мощных раскатах грома, а небо задернулось черными тучами...
- Эк заговорил ты про "веру сатанинскую"! Про "сатану", да про "бесов" у византийских приспешников наслушался. Не было у нас слов таких! Как День - Ночь почитает, так и мы Светлых Богов славим и особливые Колославы своим Кощным Богам воздаем. А ныне - за твоим левым плечом Лик Темяной Матери зрю!
Онуфрий зло засмеялся:
- Отговорился ты, старик! Отныне новая вера воцаряется здесь и мы - рабы ее божьи! И отродье твое сатанинское так же, как и иные идолы поганьские, изрубим в мелкую щепу: иные - в реки поскидываем, иные - сожжем и расщепим, а коли надобно - закопаем во славу нашего господа!"
Последние слова Онуфрия потонули в оглушительном грохоте нависших над Капищем свинцовых туч, воздух уплотнился до неимоверной духоты и стало темным-темно на поляне.
И вдруг, - словно с треском
разорвали над головами крепкое холщовое полотно, и после секундной паузы, показавшейся вечностью. Небо раскололось на две части зигзагообразным росчерком яркой Молнии-Перуницы, осветившей весь лес, словно тысячи тысяч ярких солнц. Наэлектризованное грозою небо глухо ворчит и, словно дикая волчица, защищающая своих волчат, угрожающе подбирается к Капищу.
- Ведай, Онуфрий, без веры чужеземной византийской, без ее жадных до золота прислужников стояла, стоит и будет стоять Земля Русколань... Но как ты выстоишь, как выживешь без Солнца, без Дождя, без Леса, без Родной Земли, кою на византийские побрякушки поменял? Нет жизни без Родных Богов наших, поменял ты Их Силу велимощную на ошейник раба. И Пращуры наши отвернулись от тебя, ждет тебя великая Недоля за твои дела и поступки!
Онуфрий на секунду вздрагивает, неумело шепчет про себя слова недавно разученной молитвы новой... В руках у него - меч. Взбешенный твоими словами, он уже не видит ничего, кроме высокого деревянного изваяния Перуна-Громовержца, что стоит рядом с вырезанным, помеченным молнией Перуновым ликом на самом Дубе.
Ты обращаешь внимание на глаза Громовержца. Глаза Бога Ратаев и Оратаев строги и смотрят в упор на обезумевшего гридня. И будто предупреждают его о чем-то... Ты - опережаешь его и всем своим телом стараешься закрыть святыню. Онуфрий на секунду останавливается, смачно сплевывает на Священную Землю Капища.
- Свяжите его! Как порубим Идола сатанинского в щепу, так на нее же его и положим, - не привыкать-стать! Но пускай опрежь - разгорится хорошенько! А пока вяжете, - я первый рубить стану!
Ты чувствуешь, как твои руки заламывают назад и, несмотря на твое отчаянное сопротивление, тебя связывают и оттаскивают в сторону...
Слезы ужаса от увиденного и содеянного невольно бегут по лицу твоему, которое само словно бы окаменело от увиденного святотатства...
Онуфрий, совсем обезумев от злобы и фанатизма новообращенного, на глазах у всех - сначала мечом, а потом и топором рубит Перунов Лик - древнее наследие Пращуров своих... При каждом ударе он фанатично извергает из себя проклятья древнему Божеству, коему испокон веков поклонялись его Предки...
Из глубин твоего истекающего кровью Сердца вырываются слова, которые - словно набат - грозным эхом проносятся меж небом и землей:
- Перуне! Отче Грозне! Низвергни проклинающих тя! Славен и триславен буди! Карай неправых по справедливости! Смерти лютой выродкам дажди, Громотворенье яви! Прави нами всеми тще изродно!
- Отче Перуне! Прииде до ны! - голос твой - словно гром в Поднебесье.
И тут - словно в продолжение - гигантская Молния, осветившая мир тысячами тысяч ярчайших Солнц, неисчислимыми ветками-молниями, родившимися из ее мощного ствола, - отделилась в долю секунды от породивших ее грозовых туч и  со страшным треском и грохотом обрушилась на маленького человечка, стоящего рядом с Изваянием Перуна.
Синим скоропалительным зигзагом осветила она и занесенный над ним меч, и самого человечка, вмиг превратив его в потрескивающий от мощного заряда энергии труп. Запахло горелым мясом. В диком ужасе от увиденного застыли всадники , не в силах шевельнуться. Их лошади, наоборот, взвились на дыбы и пронзительно заржали от страха, и было их ржание - словно плач беспомощного младенца.
- Се есть месть Перунова! - дикий ужас отразился на лицах всадников. Онуфрий лежал мертв, сраженный Молнией, у подножья пылающего ярым Огнем Изваяния. Сквозь языки мерцающего пламени видны были суровые, насквозь пронизывающие глаза Древнего Славянского Бога, смотрящие прямо на предателей и, казалось, - куда ни посмотри, - нет от них ни укрытия, ни спасения.
На небе одна за другою вспыхивали грозовые зарницы-всполохи.
- Едем отсюда, пока Громовержец и нас не покарал! - молодой гридень смотрел испуганно и нервно дергал поводья. И все остальные, словно сговорившись, в страхе и смятении повернули коней назад, оставляя окровавленные трупы собак, мертвого, сгоревшего заживо Онуфрия и пылающее, словно неугасимый факел, - Изваяние Бога-Громовержца.
Ты остаешься один на оскверненном Капище. Вдруг за собой ты слышишь чей-то шорох.
- Кто здесь?!
- Это я, Пермята, дедушка! Я все видел! Не бойся. у меня вот нож-то за поясом! Всегда при себе ношу. Дай-кось, развяжу я тебя.
Через пару мгновений твои затекшие от пут кисти ощутили долгожданную свободу... Пермята перед тобою - весь в слезах. Они размазываются по веснушчатому лицу причудливыми полосками.
- Дедушка! Что же будет-то?! Да как же это?! Надо же пожар-от загасить непременно! - он глотает слезы и говорит урывками...
- Нет, Перямята. Не можно гасить. То - Перунов Огонь, Священный Гнев Громовержца явивший. А нынче, пока не поздно и не прибыли в твою деревню безумцы, прах наших Отцов предавшие, - нужно уходить, дабы в Ночь Сварога сохранить Веру Богов и Предков наших... Ибо - Ночь Сварога-Перуна-Велеса - не вечна! И мы вернемся сюда. Непременно вернемся! Снова воздвигнем в честь Богов и Предков наших Кумиры, которые будут еще краше и выше, и - сильнее! А сейчас давай с тобою Земле-матери предадим тела верных друзей моих, Громило и его братья службу всегда исправно несли...
Похоронив собак своих, ты подходишь к Дубу, прижимаешься к его могучему стволу крепко-крепко, гладишь запекшимися от кровавых ран руками шероховатую кору его. - Се есть слава Перунова! - вдруг ложатся на сердце слова твои. Ты чувствуешь, как Силы Древа Всемирья входят в тебя и наполняют до отказа неимоверной Живой, Силой Жизни.
- Дождись меня. Я - обязательно вернусь! - и, посмотрев на Отрока, ты добавляешь:
- Мы непременно вернемся!
...
В нависшем над лесом Небе - словно бы ответом - новые раскаты грома. И вот уж мощный очистительный ливень в одночасье обрушивается на оскверненное Древнее Капище. Ты поднимаешь лицо к небу, а потоки свежей небесной воды постепенно смывают следы слез из твоих глаз, проясняют ослепшие было от увиденного очи...
- Мы еще вернемся! - громогласно речешь ты Небесам, сжимая своею израненной ладонью руку идущего рядом отрока...

Ведающему - достаточно.