Вышла книжка стихов в Москве в издательстве СТиХИ
Огромная благодарность и низкий поклон - Юрию Викторовичу Казарину (редчайшему поэту и человеку), издательству "СТиХИ", Алле Поспеловой, Арсению Ли, Кире Османовой, Ирине Александровне Евсе, Владимиру Безденежных и всей литстудии журнала "Нижний Новгород" (за то, что приняли год назад, обогрели и вернули к стихам)
ЧЕТЫРЕ СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ (ПО ОБЪЕМУ) В СБОРНИК
***
КАФЕ «СТЕКЛЯШКА»
... Дешевый ужин. Выбивает пар
из двери. И уборщицы с посудой,
подвыпившие, девочке разутой
лодыжки согревают. Занят бар
бутылками с портвейном, коньяком,
вчерашним сыром, хлебом, шоколадом.
И барменша, невыразимым взглядом
соотносима с богом, под хмельком
вливает хмель в подставленный стакан.
И на подносе замер таракан.
Ночной старик в углу напился. Дал
напиться и случайному соседу.
Мороз. Метель. И сбился гость со следу.
И помутнел потресканный кристалл.
Пантера, волк, сова... Нет, не сова.
Образованье тщетное. Да ладно!
Машина полицейская надсадно
Ревет, буксуя. Девочка, едва
дыша от холода, от дома к дому
плывет, не замечая, что за ней
в сиянье безнадежном все быстрей
бежит пантера по двору пустому.
...Впечатывая лапы в след ступней.
***
Дождь любит сказки про Верлена,
от них бедняга без ума.
И капли светлые и пена,
парижские бульвары, тьма.
В кафе дешевом он бормочет
бессмысленную вязь имен.
Вина возьмет. Чего он хочет,
наверно, сам не знает он.
Бежавший из людского плена,
на крышах мокрых спит, ворча –
и шепчет сказки про Верлена,
по водостокам клокоча.
Она пройдет по переулку –
в слезах иль в каплях – босиком,
одна, в сиянье грома гулком,
танцующая под дождем.
И раскрывая тьму как свиток,
блеснет виденьем у бистро –
чужая радость и избыток,
случайный ангел беглых строк.
И дождь за столиком продрогший
строчит и плачет, как Верлен –
о локонах ее промокших
и сладости ее колен.
***
Вечер полон, моя фея,
небылицами Пьеро
да печалью Апулея,
в книжку спрятанной хитро.
Не ходи таким котенком,
стань к окну – там ливень льет,
и горит во мраке тонком,
как свеча в руке ребенка,
отражение твое.
Вечер полон тем, что будет.
Ты сопьешься, я уйду –
по чужим скитаться людям
да читать Сковороду.
Станут дни подобны листьям.
и зубов не полон рот.
Что забудем, что очистим,
что само собой пройдет.
Только солнце, в небе рея,
все гогочет: - Смерти нет.
...Вечер полон, моя фея...
Ты прекрасна. Дальше – бред.
***
Кому же ты сказал об этом,
что было грустно и туманно?
что листья в воздухе раздетом
шуршали в черном свете странном?
Кому шептал: послушай, помни –
шелк утра, морось, ветра всхлипы?
Кому твердил, что все нескромней
в продрогший пруд глядятся липы?
Но прозябали дни, как птицы,
и музыки в зобах не грели.
И сад перебирал на спицах
летящих паутин кудели.
И что за блажь – кричать в окошко
"Прости. Вернись. Живи" и плакать?
Сгорел костер берез роскошный.
И в поле пусто, дождь и слякоть.
И тот, кого искал ты слепо,
прошел по рынкам с тихим взглядом,
набрал морошки, яблок, хлеба
и черных гроздьев винограда,
и, побродив по дальним склонам,
исчез в тумане длиннополом.
…И церковь на горе поклоны
отвешивала рощам голым.
Свидетельство о публикации №121060203873