Операция Урин-гой

 Начальник полигона имел кредо, суть которого в литературной обработке выглядела следующим образом: «Куда солдата не целуй – везде жопа.»  Говорят, что не он , а начальник северного комплекса является автором этого перла.  Но авторство не важно, важно, что есть кредо.  Без кредо беда. Без кредо офицеры не знают на чём сконцентрировать свое внимание.  А с наличием приведённого вше кредо становится ясно, что солдат не следует «целовать», а нужно  максимально загружать  любой работой,  даже бессмысленной и бесполезной.  И это правильно потому  что  если оставить рядовой и сержантский состав без дела, то жди самоволки, пьянки и других неприятных для командования части явлений.
 
       И солдат загружали. В части постоянно что-то сооружалось, что-то строилось. И никого не колебало то , что  результаты этой строительной деятельности,  как правило, были нулевыми.  Так за городком долго создавали пляж на берегу реки. А река возьми и высохни. Вот и стоят среди песков нелепым памятником  бесполезной деятельности  цветные грибки  от солнца, лавочки, кабинки. А ещё возникла идея обеспечения личного состава молоком. Долго строили коровник. Закупили в Голландии племенных коров. Но пустыня это же не Новгородчина  с обилием трав. Вскоре кормить коров стало нечем. Они бродили по городку и подъедались на помойках старыми газетами. Понятно, что такую диету благородные голландки вынести не смогли.

      Подобных неудачных проектов было несколько. Вот и сейчас развернулась бурная деятельность по созданию оазиса в пустыне. Проводились земляные работы, бурились скважины, завозилась земля. Доставлялись саженцы саксаула, пустынной акации и других засушливо стойких растения.

        Жора Коган не находил себе места. Он. как потерянный, слонялся по части и со всеми обсуждал ситуацию. Ну не со всеми, конечно, а с корешами. Ситуация же была такая, что  ему следовало срочно оказаться в Ленинграде. В общем-то банальная ситуация. Его любовь собралась брачеваться.  Действительно, сколько можно ждать когда же наконец этот старший лейтенант соизволит предложить ей руку и сердце.  Он поставила условие: или мы сейчас же расписываемся, или она выйдет за муж за своего школьного приятеля.  Беда была в том, что  Коган не мог  покинуть полигон.  Предстояли капитальные испытания нового комплекса и все офицеры должны были быть на своих постах.

       Жора не находил себе места и рвался к возлюбленной не потому что изголодался в скудной на сексуальные утехи полигонной действительности. Отнюдь, нет. Этот черноволосый, статный красавец всегда имел успех у женщин и даже при полигонном женском дефиците имел двух любовниц. А рвался он потому, что его любовь была  редкой женщиной.  Зрелые мужчины в курсе ситуации, когда на одну даму стоит сразу же, а на другую – только под пистолетом.  В этом отношении Жорина пассия была уником: на неё вставало немедленно! Разве можно было потерять такую драгоценность.

         Жора Коган – это не чистокровный  еврей, а полукровка. Мама у него  -- русская. Но всё равно. Хоть и полукровка. Что делать даже плоуеврейской крови в азиатской  пустынности? Зачем менять Невский, «Метрополь», Мариинку на унылые барханы?

       Жора не хотел, чтобы его считали евреем.  И комплексовал.  И совершал вызывающие поступки с тем чтобы показать, что он вовсе не еврей, а такой же русский как и все.  Это проявлялось и в выпивке, и в конфликтах, и с девушками, и в музыкальных пристрастиях. И в вуз он поступил не в торговый, как настаивал папа, а в Военную академию им. Можайского, полагая, что профессия инженера-ракетчика – престижная профессия, а звание офицера достойнее звания завмага.
       
  Лента асфальтобетона, положенная толстым слекм прямо на песок пустыни, тянулась ровно на север на пятнадцать километров.  Достигнув этой отметки,  она огибала громадный каменный клык, непонятно зачем выросший в центре пустыни, после чего снова брала курс на север и делала ещё пятнадцать километров. Вот на этой магистрали , которая соединяла два испытательных комплекса, вот этот самый клык являлся форменным камнем преткновения для военных  водителей. Вернее не клык, а поворот.

     Убаюканные ровностью и прямолинейностью дороги, водилы не чтобы засыпали, а слегка заморачивались, чего было достаточно, чтобы забыть о повороте и вспомнить  о нём  лишь тогда, когда машина, соскочив с трассы, зарывалась передними колёсами в песок. При этом кузов  приподнимался и машина переворачивалась через кабину. Понятно, что при таком положении и водителю,  и пассажиру приходилось несладко.

      Не сладко пришлось и старшему лейтенанту Жаре Когану, когда машина, на которой он ехал в качестве пассажира, совершила кувырок через кабину. Грузовик был старый, раздрызганный, в кабине отсутствовало штатное сидение. Шофёр сидел в кресле, упёртом из клуба, а пассажир довольствовался табуреткой.  Оба путешественника получили значительные травмы головы. Старший лейтенант отлежался в госпитале и снова в строй, а водила был демобилизован по состоянию здоровья.
        Машины по магистрали проезжали редко. И долго бы пришлось  и Когану и
водиле, капитально поломанным и побитым, вялится под белым солнцем пустыни, но рядом с местом аварии были люди. Не только каменный клык являлся достопримечательностью проблемного поворота, но и большой саксаул  (единственный на всю округу). Его корявые сучья поднимались на высоту до десяти метров.  Именно возле этого саксаула и вознамерились начальники создать оазис. Поэтому у клыка часто бывало довольно людно.  Бы  людно и сейчас.  Бурили очередную скважины. Пострадавших погрузили в машину и оперативно доставили в госпиталь.

        Валяясь в госпитале, Жора встретил своего однокашника Генку Барилова.  Тот лежал с гепатитом. Эта встреча породили в травмированной голове Когана довольно гадкую идею, которую он назвал про себя  «Операция Урин-гой»  Перед выпиской из госпиталя он попросил Барилова отпустить ему чекушку своей мочи. Тот удивился:

      -- Зачем тебе?
 
      -- Там у нас собака приблудная. Хочу её отравить. На всех бросается.

     --  Что-то я никогда не слышал,  чтобы собаки гепатитом  болели

     -- Теперь услышишь..

     Жара стояла несусветная. На улицу никто не выходил. Простая вода уже не утоляла жажду. Медики предложили добавлять в питьевую воду отвар побегов  саксаула.  Якобы,  он способствует подавлению жажды.  Графины с этой светло-коричневой жидкостью стояли на всех столах в офицерской столовой. Вот  Жора и подлил во все эти графины по чуточке бариловской мочи. Видать урина была крепкой. Все офицеры комплекса, один за другим, загремели на госпитальные койки.  Капитальные испытания были отменены и Когану было разрешено убыть в отпуск.

       Уладив свои брачные дела, Жора прибыл в часть, но без жены.  Та не захотела вселяться в офицерское общежитие и заявила, что поедет  в казахскую тьмутаракань только после того как он выбьет квартиру. В общем какую-то ненадёжную боевую подругу обрёл старший лейтенант Коган.  Прибыв в часть, Жора первым делом обнёс всех офицеров доброй бутылью  этилового спирта. Канистра со спиртом хранилась у него в сейфе. Именно ему, как непьющему, было доверено хранение  этой жидкой валюты. Офицеры и так подозревали, что эпидемия гепатита, их поразившая. – это рукотворная операция, а со спиртовым  подарком  подозрение обрело убедительные черты. Но  люди были не в претензии к Когану. Во-первых, отдохнули в госпитале от службы.   Во-вторых, испытания были перенесены на январь. Ну и бутыль спирта в измученной сухим законом  офицерской среде  что-то значила.