Чистый понедельник О любви, вере и русской душе
1.
Кончался серый зимний день
В московской вечной суете,
И ночи новая ступень
Вставала в павшей темноте...
Качался по ветру фонарь,
Даря бездумно свет и тень..
Спешил на колокол звонарь -
Кончался зимний день.
И весь бесчисленный народ
Бежал от рабства и забот,
Несясь потоком кто куда...
И ярко вспыхивала вновь
Другого толка суета -
Надежда, жажда на Любовь...
На нежность от неё в глазах,
На крыльев долгожданный взмах...
А полный доверху трамвай
Отчаянно то визг, то лай
На мёрзлых рельсах издавал
И ловко под гору нырял...
А звёзды в белых проводах,
Зелёный испуская свет,
Шипели, таяли в снегах,
Теряя свой безумный след...
Однако, должен здесь сказать,
Что в мире шёл двадцатый век
И невозможно было знать,
Как страшен был его разбег...
Про лютый голод и войну,
Про боль и страх людей:
Делили все судьбу одну,
Смиряясь дружно с ней...
.......................
Безумных бед пришло начало,
Нас по ветру несло, качало:
Жизнь брошена была на кон,
Где долгий колокольный звон...
Тогда же и пришло кино!
Ах, можно ль было без него?!
Хотя совсем и не цветное, -
Бесценным стало нам оно-
Великое для всех - "немое"...
Мы благодарны были Богу -
И за железную - дорогу!...
О, как была она важна!
И каждому из нас нужна...
2.
И каждый вечер в этот час
По зову сердца шёл приказ:
Я мчал на сером рысаке
Скорее к ней, к её руке...
Других не ведая забот -
От Красных памятных ворот
До Храма на Москва-реке,
В тумане зимнем вдалеке...
Она жила напротив там
И глядя часто из окна,
Молилась на любимый Храм,
Когда была совсем одна...
Была загадочна, странна
И даже не понятна мне...
И не была мне, как жена,
Доступною вполне...
Но всё одно - я счастлив был
И каждый час боготворил,
Что вместе с нею проводил
И память ту хранил...
Богат, известен был отец...
Довольно знатен, как купец.
К тому же был весьма умён -
И дочь отправил, наконец,
В Москву,где явь - не сон ...
.................
Она читала много книг,
Пометки часто ставя в них...
Сонату Лунную, как надо,
Брала без лишнего надсада...
Всегда старательно играла
Той чудной музыки начало:
Оно не рвало, не кричало -
Сомнамбулически звучало...
В гостиной у неё стояли
В гранёных вазах иммортели
И по субботам их меняли,
Держа не более недели...
Там много места занимал -
Диван турецкий, пианино...
Паркет, как зеркало сиял -
Всё было стильно и едино...
Меня там только удивлял
Портрет писателя Толстого...
Зачем-то здесь его босого
Известный мастер написал...
...........................
Вот помню, как-то раз, в субботу,
С мороза к ней вбежал с цветами...
Прильнула, вдруг обняв руками
Ещё в дверях, тая заботу...
Лицом с улыбкой окунулась
В бобровый модный воротник...
(Мне не забыть тот славный миг)
И, вдруг, очнувшись, отвернулась...
.............................
Старалась в университете:
Всегда историю учила...
Зачем? - Просил её ответить...
«Зачем всё делается в свете?»,-
Смеясь, мне мудро говорила...
........................
Я лучший вёз ей шоколад,
Подборки интересных книг
О жизни многих стран других,
Узнавших войн безумный ад...
И видел, что азарт возник,
Но тут же, ровно через миг -
Просила сесть удобно в кресле,
Притом, не сняв пальто и, если
Вдруг что-то до меня читала,
То так же дальше продолжала...
......................
Так были ль ей, однако, нУжны
Те книги или те же страны?..
Изысканные наши ужины,
Цветы, концерты, рестораны?..
Меж тем, она могла одна,-
В том слабость ей была дана,
Чтоб вкусно, с аппетитом съесть
Пирог, состряпанный, как надо...
Ухе отдать знатнейшей честь
И фунту тёмного шоколада...
Сметанных рябчиков любила!...
Безмерно к ним благоволила...
Смеясь их ела и говорила:
«Как людям есть не надоело?»
И после - так же вкусно ела,
По-русски, с пониманием дела...
Любила в золоте чёрный агат,
Пушистый мех и разные ткани:
Атлас расписной, как цветущий сад
И бархат, купленный в Туркестане...
3.
Я был простой и сердечный...
Любил пошутить, поболтать...
Она же задумчива бесконечно -
О чём? - Я не мог разгадать...
Мы молоды были, богаты,
Заметны и ярки собой..
Красив и я был когда-то
Той южной своей красотой...
Бурлила в ней - знаю точно,
Востока часть древней крови:
Губы её ярки и сочны,
Как мех соболиный - брови...
Глаза словно уголь- черные...
И будто совсем бездонные….
.....................
Бывало, в большом ресторане,
В дыму табачном хмелея,
Хотела, чтоб пели цыгане
И, как бы с того смелея,
С усмешкой их слушала томно...
И так же хотела чувственно петь,
И в души других открыто смотреть -
Желанье то было - огромно!..
......................
И было мне это вполне довольно,
Что запросто езжу я с той,
Что тянет легко так к себе невольно
Своей сногсшибательной красотой...
Что в санках я глажу мягкую шубку...
Под ней дыхание теплое слышу...
А, коли ходит, то сладко так вижу
Её шуршащую нижнюю юбку...
Смотрю на губы розово-нежные,
Которые только что целовал,
И вижу счастье в том неизбежное,
Которого раньше и не знавал...
Бывало, встречала меня на диване,
В атласном иль шёлковом одеянии...
Садился возле, не зажигая огня...
Она... не отталкивала меня….
Искал её губы, она их давала...
Дышала порывисто и молчала...
Не отвечала ни "да", ни "нет" -
Но тут же резко и быстро вставала,
Просила зажечь модной люстры свет...
4.
А как-то собрались мы в ресторан...
То был наш обычный при встрече план...
Сперва в Метрополь, а после и в Прагу,
Где нежную нам подавали навагу,
Икорку, «сёмушку», знатный балык...
И Херес развязывал милой язык!..
Известный и вам, конечно, проказник -
Какой же то был расчудесный праздник!...
"О, как же люблю я наше,- русское...
До самого тёмного, тёмного дна"-
Красиво держа свою рюмочку узкую, -
Взволнованно мне признавалась она...
И свет вдруг чудесный в тёмных глазах,
Рождался при этом в нежданных слезах...
А после, так медленно всё продолжала,
Как будто старинную песнь напевала:
«В той очень далёкой от нас старине
Был город с названием Муром...
Как важен, как нужен сегодня он мне,
Заветным и тайным тем думам…
А в городе князь жил по имени Павел,
И славно, и мудро в народе он правил...
Как Были люблю я о той старине!
О подвигах тех и о тяжкой вине...
Как дорог ты мне, Свято-Славный Князь!
И древней кольчуги той прочная вязь!..
И память о том вся во мне, не во мгле,
Что жил и страдал ты на Русской земле...
Как Храмы люблю я, а в них иконы
И с их колоколен призывные звоны..
И Пасху и светлые в ней разговоры
И клироса слёзные дивные хоры...
О вечной борьбе и о вечной Победе
Добра, а не Зла на всём белом свете...»
А после, глазами блестя, говорила:
«А знаешь, ещё я недавно ходила
В Зачатьевский наш монастырь...
Представить не можешь, как радостно было!
Как дивно там пели стихирь!
А в Чудовом лучше того ещё было!...
Я прошлой весною (на самой Страстной),
Туда очень часто всегда приходила…
Душа будто знала, что он мне родной...
5.
Моё удивление сменилось тревогой,
Что ж это с ней нынче? Постой...
И нежной была необычно дорогой,
Как будто прощалась со мной?...
Уже подъезжая, она мне сказала:
"Жду завтра вас вечером, к десяти...
Ведь будет капустник в театре... Качалов
Просил непременно придти...
Постойте, вчера вы меня уверяли :
Пошлее капустников нет ничего?…»
-"Нет, надо.. С такою надеждою звали -
Нельзя так обидеть его…"
.......................
Желанье той встречи с ней было огромно,
На лестнице десять часы били ровно.
Я дверь отворил - у неё всё сияло,
И громко соната в зале звучала.
Высокая лампа под абажуром
Её освещала в платье ажурном...
Томительно звуки сонаты лились...
Дверь хлопнула... Звуки - оборвались...
В театре всё было как будто обычно…
Актёры Париж представляли привычно…
Качалов с вином в хрустальном бокале,
Серьёзно канкан с Москвиным танцевали…
И глядя сквозь дым папиросы на лица,
Качалов кричал: «Где она, - Царь-девица?»
Она улыбалась и чокалась с ним,
Как с близким знакомым или родным...
Тут вдруг Сулержицкий к ней подскочил
И ловко на польку её пригласил...
Она засветилась: в глазах будто пламя,
Сверкая сережками и рукавами,
И платьем роскошным, и кружевами,
Пошла в своём танце меж стихшими нами,
Ловя на ходу восхищённые взгляды,
Не зная, не требуя большей награды...
Свой взгляд оторвав от хрустального дна
Мне крикнул Качалов: « Эй ты, - Сатана!
Кто будешь, красавец? Всё с ней тебя вижу?
Уж больно прекрасен, ты змей... Ненавижу»!
6.
Дорогой молчала под светлой луною,
Склоняясь от лёгкой метели...
И вечные звёзды над нею и мною
На пару влюблённых глядели...
Ямщик осадил у подъезда коней...
Она вдруг мне тихо сказала:
«Его отпусти: мороз всё сильней...»
А после... вдвоём поднимаемся к ней -
Такого ещё не бывало!..
Я снял с неё скользкую шубку от снега,
Она с волос сбросила мокрую шаль...
И вот - поцелуев желанная нега!..
Того, кто не ведал те чувства, мне жаль...
И смуглые руки тянулись к объятью,
И падало на пол прекрасное платье,
И то, что луна в окошко смотрела -
Нам с милою не было дела...
Наутро, склонившись, она мне сказала:
-"Я вечером нынче уеду домой...
Не провожай - довезут до вокзала,
И мокрой от слёз прислонилась щекой...
Теперь же прости... Я очень устала...
Я всё напишу, только ты не грусти
О нашей с тобой дальнейшей судьбе...
Как только приеду - я тут же тебе
Отправлю письмо - лишь неделя в пути..."
Я встал, осторожно оделся и нежно
Волос лишь коснулся немыми губами...
И мысленно сна пожелав безмятежно,
На улицу вышел и шёл всё дворами...
Шёл долго я свежим и липнущим снегом:
Всё было спокойно, метель прекратилась...
С пекарен несло новой выпечкой, хлебом -
Я сердца не слышал... Оно и не билось...
Дошёл я до Иверской... В ней, как знамение,
Пылали костры от зажжённых свечей...
И там, на растоптанный снег на колени
Упал средь убогих и нищих людей...
Не помню, как долго я плакал сквозь ладан,
Не зная ещё, как жесток будет век...
И, вдруг, мне старушка с несчастнейшим взглядом,
Сказала: «Не плачь же ты так - это грех!..»
.................................
Письмо получил я спустя две недели...
На улицах март и звенели капели…
«В Москву не вернусь: есть иная дорога...
Ты больше меня не ищи и не жди:
Я выбрала путь не для жизни - для Бога...
Сам видишь ведь: разные наши пути...
Сперва - послушанье, а постриг потом...
Волнуюсь, но рада всё думать о том...
Ответ не пиши - боль сильна от разлуки,
Не продлевай нам сердечные муки».
7.
Я выполнил просьбу и начал спиваться
По всем кабакам, опускаясь безбожно...
А после, помалу всё ж стал оправляться,
Но жил так безрадостно и безнадёжно...
Спустя года два, перед самой войной,
Я помню, был солнечный вечер...
Такой же, как тот, столь памятный мой, -
Счастливейшей нашей с ней встречи...
Извозчика взял и поехал в Собор...
Красиво и нежно пел девичий хор...
Я долго стоял, не прося ни о чём,
Лишь глядя на золото старых икон...
И даже вздохнуть было боязно мне
В пустой русской церкви, в её тишине...
Потом по Ордынке всё ездил я шагом,
По улицам тёмным в сиреневом снеге...
И плакал, и плакал, но в сладостной неге
И больше печаль не казалась мне адом…
И вот, у ворот Мариинской обители
Вдруг вижу - выносят хоругви, иконы...
За ними - монахини, Бога служители,
Хранящие истово божьи законы…
На них белый плат... Свечи держат в огне..
Я зорко глядел - то не чудилось мне:
Одна из них пламя зачем-то закрыла
Рукою у ясно горящей свечи,
И темный свой взгляд на меня устремила...
Что видеть могла она в зимней ночи?...
Ужели узнала, ужель разглядела?...
И только окликнуть меня не посмела..?
Я вышел тихонько за церкви ограду -
Вдруг сердце забилось и будто бы радо!..
И колокол пел, громким эхом звеня:
Знать помнит! Знать любит с того ещё дня!...
И молится свято, крест Божий творя,
За русскую душу, а с ней за меня...
Свидетельство о публикации №121052805036
Игорь Сычев 3 20.03.2024 17:13 Заявить о нарушении
Ольга Аннина 21.03.2024 09:47 Заявить о нарушении