Грезы
- А ведь главное - это грёзы, - сказал Иванов и отхлебнул пива.
Петров посмотрел на Иванова, подхватил с тарелки хамсичку и аккуратно обгрыз хребет. Ещё вчера Петров грезил о Греции. Он хорошо помнил как в доковидное время он летал на Родос, где катался с женой на осликах, валялся на белом песке и купался в прозрачном Средиземном море.
- Только не те грёзы, которые приобретают, - продолжил Иванов, - а которые дают соприкоснуться.
- С чем, - удивлённо спросил Петров и взял ещё одну хамсичку. Петров любил соприкасаться. Вот утром он гладил кота, а вечером был намерен соприкоснуться с диваном.
Если честно в последнее время Иванов страшил Петрова. Он мог идти по улице и вдруг остановиться у платана, ткнуть рукой куда-то в толщу листвы и долго вглядываться, думая о чем-то своем.
- С тем, что даст если не смысл, то примирение.
- Я ни с кем не ссорился, - Петров съел вторую хамсичку и тоже отхлебнул пива.
- Мы должны улететь, - Иванов блистал, - вот птицы всегда знают когда летать, сидели сидели и вдруг улетели.
- А человек?
- А человек не знает когда улетать, то билет не купит, то границы закроют, - Иванов посмотрел за окно.
- Так вроде открыли границы, - Петров ещё отхлебнул немного пива.
- Границы всегда закрыты, потому что их нет, - Иванов застучал пальцами по столу.
Петров уловил мелодию и запел:
- Тра-та-та-та.
«но это приличествует лишь критикам из, слава богу, вымерших «толстых журналов».
(Илья Эренбург «Портреты русских поэтов, Б.Л. Пастернак» 1921 г.
Читаю Эренбурга, смотрю футбол Палмейрос-Сан-Пауло, листаю Фейсбук, переписываюсь по вотсапу с женой и братом, глажу кота. Цезарь.
Оказывается, в человеке живет полтора килограмма бактерий. Вас могут посадить на диету (ни есть копченого, ни есть соленого, ни есть жареного), а злобные бактерии шепчут вам в ушко: хотим копченого, хотим соленого, хотим помидор маринованный, вина хотим красного, женщин доступных, зефир хотим шоколадный, и вы никак отказать им не можете. Это выше ваших сил. Сегодня вставал ночью к холодильнику два раза и ел сало. Проклятые, проклятые бактерии.
Сижу на веранде Южного города и пью кофе, запивая Новотерской водой. Подлетает воробей, в клюве у него огромный черный Южный таракан.
- Чик-чирик, - говорит воробей, - у меня таракан.
- Спаси меня, - говорит огромный черный Южный таракан.
- Ага, - а кто по ночам мою жену пугает
- Я больше не буду, - говорит таракан.
- Будешь.
- Не буду.
- Ты ещё и по хлебу бегаешь.
- А зачем ты его оставляешь на столе.
- Я стар, все забываю.
- И жадный.
- Сам ты жадный, - сказал я таракану.
- Чирик-чик-чик, - сказал воробей и съел таракана.
Спит корректор, спит редактор, и издатель спит.
Только пишет ночью темной пламенный пиит.
На столе огарок свечки, примус и Мерло.
Пишет, пишет, чувство к чуду в нем не умерло.
Спят собаки, кошки, птицы и бурундуки,
Спят правители России, мэры, бандюки.
Среднерусская равнина спит уже давно.
Спит Вселенная, поэту спать не суждено.
Только, только на рассвете заалеет даль
Схлынут чувства, схлынут страсти, отойдет печаль
И уснет поэт усталый, надкусив морковь,
Написав в ночи поэму про любовь и кровь.
А на смену тут же встанут слуги Вечной Тьмы
И редактор, и корректор, и конечно мы.
На столе на кухне стоит три двухлитровых пластиковых бутылки воды «Крымская минеральная с газами». Каждая из них не допита на палец. В руках у меня полная двухлитровая пластиковая бутылка воды «Крымская минеральная с газами». Зачем я три раза покупал полную бутылку воды, не допив предыдущую? В чем смысл?
Сигареты находятся на втором этаже арендуемой квартиры-дачи, а зажигалка – на первом. Можно взять сигареты и спуститься к зажигалке, но тогда придется все время спускаться, чтобы курить. А можно спуститься за зажигалкой, потом с ней подняться на второй этаж, чтобы курить сигареты наверху на балконе и больше не спускаться. Тяжелые, тяжелые мысли, как же от них болит голова.
Когда моя жена вышла за меня замуж, то приготовила самый лучший обед: бараньи ребра с гречневой кашей, царскую уху с форелью, утиный паштет и салат из корейской моркови с баклажанами. Я в тот день пришел с работы, зашёл на кухню, достал обед и в одиночестве ложкой съел бараньи ребра, царскую уху, утиный паштет и баклажаны. Когда жена зашла на кухню, увидела все это, то разрыдалась, убежала в спальню и заперлась там на целую ночь. Наладить контакт удалось только утром. Оказывается в ее прошлой жизни все приходили с работы, рассаживались всей семьёй за столом, а она в белом чепчике подавала им уху, бараньи ребра и серебряные приборы. Потом все вместе ели и все вместе говорили: "Спасибо". Потом жена рыдала ещё не раз, но видимо привыкла. Бедная.
Однажды ко мне пришли фольклористы и спросили:
- Вячеслав Анатольевич, сколько вы живёте в этом районе Москвы?
- Пятьдесят, - соврал я, хотя жил всего 20.
- О, - закричали радостные фольклористы, - вы-то нам и нужны! Вы наверняка знаете легенды и сказки вашего района!
- Знаю, - соврал я.
- Ой, - опять закричали фольклористы, - а расскажите нам, мы так любим легенды и сказки.
- Однажды, - начал я, - я пошел в темный-претемный Кузьминский парк ночью без оружия совершенно один и без собаки.
- Да, да, - кивали фольклористы и все записывали на диктофон.
- Я шел час, два, три, полночи и вдруг заметил тень!
- Тень, - испугались фольклористы.
- Да тень, она летела у меня над головой, прыгала с ветку на ветку.
- Это была птица?
- Нет.
- Самолёт?
- Нет.
- Кошка?
- Это была знаменитая кузьминская ведьма. Вы слышали у знаменитой Кузьминский ведьме?
- Нет, - ошарашенно вздрогнули фольклористы.
- Так вот она есть. Это было она.
- И что вы сделали, - спросили меня фольклористы.
- Ща, - сказал я и глотнул пива.
Фольклористы нехорошо посмотрели на мою бутылку пива.
Я глотнул ещё пива и продолжил.
- Ведьма летела надо мной, от нее неслись мириады лучей, она летела над домиком Пришвина, где работала Голованова, над детским зоопарком, потом летела над кинотеатром Высота.
- А вы что? - перебили меня фольклористы.
- Ща, - сказал я, - и ещё глотнул пива.
- А я пел, - сказал я.
- Что пели, - удивились фольклористы.
- Ща, - сказал я, но пиво закончилось.
Я посмотрел на фольклористов и сказал:
- Пиво есть.
- Нет, - удивились фольклористы, - но мы сходим, - и ушли за пивом.
А я вспоминал ведьму, вспоминал и уснул, а фольклористы с пивом не пришли, наверное я спал, а они стучались и не смогли войти.
Так я подвёл науку фольклористику, хотя мог много чего рассказать о районе Кузьминки города Москвы и знаменитой Кузьминский ведьме.
У меня на брюхе лежит кот, лежит уже два часа. Выражение морды - счастье и самодовольство. Я не знаю, что движет этим существом. Я не могу представить, чтобы я залез кому-то на брюхо и лежал бы счастливый 2 часа, выпуская ногти. Что им движет. Мистика, туман.
Я ещё доживу до времени, когда с придыханием будут говорить:"У него советское образование", так же как в моем детстве говорили: " У него дореволюционное образование".
Верх доверия - пролайкать фотографии друзей, которые не подгрузил Вконтакт.
Ночной дожор.
Дневной дожор.
Сумеречный дожор.
Опадал на землю последний лист.
О зачем Иванова включили в шорт лист.
Лучше б в лонг, лучше б просто не принимал
А теперь Иванов не спит, пострадал
Он собрал друзей, он позвал врагов
На шорт лист не для дураков
Шорт листу даже мертвый будет не рад
Потому что шорт лист - это маленький ад.
Спят собаки, кошки, бурундуки
Постепенно движутся материки
Осы жалят, ослы вопят, трясогузки жрут
Кузнецы оградки кладбищенские куют
Умирают горы, звучат псалмы
Шортлистеров тыщи – их тьмы и тьмы.
Иванов подносит к нагану висок
Нажимает курок, пиф-паф, чпок-чпок.
Победитель конкурса в махинации "Поэзия"
Свидетельство о публикации №121052506429