Бурление

Бурлит, кишит, трещит, стараясь,
Отчаянно забытая в лету.
Я прошлое забыть настойчиво пытаюсь,
Железа вкус давно осел во рту.

Бить до крови, сжигать до пепла,
Перелопатить "от" и "до".
До дна добраться, там ослепнуть,
Но рвать зубами чью-то плоть.

Кричать, пока не будут порваны
Натянутые, будто струны, связки.
Убить в себе то тошное, покорное,
Дробить в себе ножом ту ласку.

Греметь раскатом траурного грома,
Таранить пальцем пленку тонкой лжи.
Мне потолок знаком, и так знакомы
Проклятья угасающей во ржи.

Мне ветер греет голый позвоночник,
И грудь дырявит ливень из костей.
Я добреду в бреду. Я знаю точно:
Нет слова "боль", зато есть слово "бей".

Отвратно понимать, что тело твое бренно,
А изо рта летит опасный яд.
Как ни хотел бы в ток ты равномерный,
Ловушка смерти тянет все назад.

Стереть тот шанс, но продолжать скрестись
О рамки угловатой половицы.
Здесь скручивает, рвет, здесь не спастись
От Тошноты и дочерей Страницы.

Напильником стесать зубов оковы,
Открыть ладонью рот, но не кричать.
Сторонникам летать за подоконник
Сжечь нить последнего восхода вспять.

Стянуть надменности блестящее покрытие,
Разбить ту хрупкую надежду на любовь.
Ты - жалкое отребье, очень прыткое,
Да тварь дрожащая, но ждущая тех снов.

Сквозь призму ярких нот, войдет страдалец
Несущий бред, весь призрачно дрожащий
Страх круто повернет к тебе, и скажет
Поднять мечту его последнюю, что краше.

Пробел во взгляде. Точка крутится
На кончике танцующего пляску языка.
- Ты точно хочешь здесь и дальше мучиться?
С небес услышать голос. Так близка

Роса звезды, слеза погибшей в лете,
Поход гиганта сквозь года ночей.
Я помню рев, я помню лязги плетью,
Я не забуду след от тех цепей.

Скомкать свидетельство о смерти,
Скурить бумагу, брошенную в воду.
Пускай душа моя среди огней померкнет,
Я так хочу. Никто и не поспорит.

Игра в одни ворота раскачалась,
Я буду забивать себе голы.
Мне просто наплевать на ног усталость,
Я не слабак, чтоб умер от иглы.

Я исчерпаю слов своих терпение,
Я сброшусь в море из своих идей.
Пусть каждый верит в божье исцеление,
Я буду строить склеп себе из дней.

Свобода вырезала имя на ступне,
Триумф окольцевал мои запястья.
Успех в делах не дал мне посмотреть
На то, что было так опасно.

Истерика. Депрессия. Восторг.
Метался я в страстях своих, кидался в омут.
Принятие, опустошение, торг,
День-ночь, все изменялось горном.

Я беспороден, беспричинен, как леса.
Я не хочу рабом быть карты масти.
Я независим, будто верил сам,
Что Рубикона переход подвластен.

Семь дней. Семь громких заявлений.
Семь я из сумасшедших грез.
В них лик мой был глубок и не потерян,
А сердце было полным разных слез.

Они вертелись, хитро вились, дрались,
Игриво хлопали хвостами по стеклу.
Их струи терпеливо собирали,
Чтобы заполнить тела пустоту.

Прекрасное видение из чуда.
Я понял, где я был так не прав.
Без внутренних страданий лик Иуды
Никак не мог внушить нам бога страх.

От головы пошел горячий пар.
Хлопок! И только зуб по стенке.
Я знал, я все прекрасно понимал,
Я просто не садился на коленки.

Я не сдавал оружие, не плакал,
Я был силен для испытаний Темноты.
Меня сгубил тот облик, что я прятал,
Меня сгубил слабак без пустоты.

Ну вот, опять тело поникло,
Давая мудрости безучастной поклон.
Рука моя была до смеху хлипкой,
Я ведь творил! Я лез ей на рожон!

Упал. Привычка. Извиняюсь.
Пыл потихоньку истощился.
Запечатлеть тот миг желаю,
Где наконец с мечтой простился.