Баллада об альпиниаде

   Высоко в небе пики серебрились,
   Вокруг лежали вечные снега,
   В ущельях узких грозно реки бились.
   Людская редко проходила здесь нога.
   Здесь Адыл Су к Баксану с шумом мчалась.
   Шумели сосны мирно вдоль неё.
   Черёмуха цвела и распускалась.
   И Шхельда с грохотом рвалась через каньон.
   Вот в этот мир нетронутой природы.
   Под сень лесов, нагроможденье скал
   Явились, вдруг, какие-то "народы".
   И мир спокойный швами затрещал.
   Они явились, вдруг, во все, внося смятенье:
   Как в шум ущелья, так и в населенье лагерей.
   Взялись за топоры с огромным вдохновеньем,
   И песни зазвучали там всё громче и звучней.
   Кто это? Жители другой планеты?
   Иль чудо звери вышли из глухих лесов?
   В одних трусах, лишь солнышком пригреты,
   Они работали с восьми до двадцати часов.
   Стонали сосны, плакала природа.
   Но даже грохот бурной Адыл-Су
   Не мог остановить стремление "народа"
   Построить городок палаточный в лесу.
   Сначала лес рубили, ставили палатки.
   И прямо на земле прикидывали план,
   И хоть хотелось есть, и ноги были шатки.
   Но за баллонами ходили в Джан-Туган.
   Как для людей давным-давно водопровод
   Новинкой был и, вдруг, обыденностью стал,
   Так этот молодой и сметливый народ
   Зажег в горах Мосгаз, который вспыхнул и уже не угасал.
   Народ упорный эти альпинисты,
   Хотя сачки встречаются меж них,
   Коль захотят, в работе, как артисты,
   Работают с душой, едят за семерых.
   Но чтобы всё дело исправно вершилось,
   И все занимались полезным трудом,
   Начальство на крайние меры решилось:
   Нам "перья" вставлять, чтоб порхали потом.
   Нам "перья" вставляли и мы улетали,
   В полёте ведь легче вину осознать,
   Внизу ж кто остался, напрасно гадали:
   Куда полетели и где нас искать.
   Над Шхельдой ракетой взовьешься азартно,
   С пером на земле, как на шиле сидишь,
   Так вот и летаешь туда и обратно,
   И сверху на землю с надеждой глядишь.
   Вдруг, выпадет скоро "пёрышко" это,
   И ты приземлишься в палатку свою.
   Но. Нет, коли вставят, так держится крепко.
   И только судьба тут поможет тебе.
   Ерохин - вождь. Душа всего и сердце.
   Ты только гадай: полюбит или нет?
   Не подберёшь ключа к его заветной дверце,
   Гляди тогда - не оберёшься бед.
   Ведь всякий знает - коль начальник любит,
   Живёшь себе без горестей и бед.
   Он о тебе, как о других, не позабудет.
   Ты будешь сыт, обут и обогрет.
   Боб Волков стал у нас завхозом ярым,
   Хотя не он по штату им стоял.
   Борис нас одевал всегда, но чаще старым,
   А Скрипченко едою всех снабжал.
   Кузьмин следил за общими делами:
   Он строгие порядки наводил,
   А Адик Белопухов лишь руками
   И к месту, и ни к месту разводил.
   Туманов "Кот" занялся новичками:
   Следил за ними, нянчил и холил,
   А Иванов Вадим таскал носилки и, гремя бачками
   Для факелов спас-фондовских, форсил.
   Вот лагерь построен. Все думали - Баста!
   Теперь бы пожрать, да в поход уходить.
   Но есть же на свете чиновничья каста -
   Фролов тут явился, чтоб планы разбить.
   Начальник района на то и поставлен,
   За тем и назначен, чтоб всюду мешать:
   Живу, как задумаю, хочется - сделаю,
   Скажу - сразу станете скалы ломать.
   Линейку расширить, спецфонд обеспечить.
   Булыжник с дороги в сторонку убрать.
   Коль вздумает кто-то, хоть как-то перечить.
   Всю эту контору велю закрывать.
   И вот, обливаясь стами потами,
   Весь сбор под дубинушку камень катил:
   Две тонны свернули своими руками,
   Фролов же в сторонке за всеми следил.
   Так сбор был спасён, хоть потели немало.
   Спасфонд обеспечен, и начальство ушло.
   А время тем временем быстро бежало:
   В муках таких две недели прошло.
   Казалось, всё кончилось, впереди восхожденья.
   Так нет же, и тут стерегла нас беда:
   Жратвы не хватило - ведь вот наважденье,
   А с брюхом пустым не уйдёшь никуда.
   Ведь если б кормили обычных людишек,
   То им бы хватило с избытком всего,
   И даже остался б, наверно, излишек,
   А тут доходило вот до чего...
   Привозят три тонны продуктов отличных,
   Заложат в кладовку и только вздохнут,
   Как снова машина запасов различных
   Должна привозить. А иначе капут.
   И Женя Кудрявцев - наш повар бессменный,
   И Лёвушкин Юра - его консультант,
   Как утро - готовят нам завтрак отменный,
   Такой, что и сотни людей не съедят.
   А тут набегает всего лишь десяток,
   Минута, другая и варева нет.
   И можно сказать, коли хочешь быть краток,
   Что так же бывает и каждый обед.
   Как утро настанет - в палатках движенье.
   Дежурный гоняет людей из мешков.
   Как только утихнет сопротивление
   Весь лагерь , "почти", на зарядку готов.
   Всегда и повсюду есть люди на свете,
   Законы которым не пишут вовек.
   Инструктор в горах словно солнышко светит,
   Не бог он ещё, но и не человек.
   Но даже на солнце бывает затменье.
   Кузьмин то затменье у нас совершил.
   И в лагере вывешено постановленье:
   Зарядка для всех. Кем бы ты здесь ни был.
   Теперь и инструктор - гроза отделений
   По утру в палатке листочком дрожит.
   Его отучили от утренней лени,
   Он так же, как все, на зарядку бежит.
   Начальник инструктора лает, инструктор - стажера.
   Стажер же отводит всю душу в низах.
   Таков уж порядок спортивного сбора,
   Особенно если идёт он в горах.
   Коль нет дисциплины, спасаловка будет.
   Быть может, не станет кого-то из нас.
   Так пусть же никто никогда не забудет,
   Коль видел всё это хотя бы и раз!
   Альпинист, как минёр, ошибаться не может.
   Ошибка в горах часто к смерти ведёт.
   И если тебе только друг не поможет,
   Слететь можно так, что никто не найдёт.
   Поэтому Игорь "пропеллеры" ставил,
   "Фитиль" заправляли нам всем, и тогда
   Он нас по серьезному думать заставил,
   О том. Как ходить безопасно всегда.
   И вот, наконец, начались восхожденья.
   Бывали тут дни, что все группы в горах.
   Тогда у начспаса начинались волненья.
   Но это забота была, а не страх.
   На "двойки", на "тройки" уходят ребята.
   Одни уж вернулись, других ещё нет.
   У новичков же великая дата-
   На Гумачи все уходят в обед.
   Вот группа с "пятёрки" вернулась удачно,
   Пожила денёк, да и снова ушла.
   Те весело смотрят, другие же мрачно:
   Идти, видно, очередь их не пришла.
   Лагерь пустой, лишь десяток оставлен:
   Они в спасотряде.... Да кухня дымит.
   Здесь каждый к делам непременно приставлен,
   Кто чистит картошку, кто посудой гремит.
   Вот день весь прошел, скоро вечер настанет,
   Ну, чем тут заняться, чтобы скуку прогнать?
   И выход один: в Джан-Туган подаваться
   На танцы. В кино иль в пинг-понг поиграть.
   Пусть тут не Москва, всё же все приодеты.
   Хоть эти наряды не наших веков:
   Ковбойка, штормовка или свитер помятый,
   В штанах ли, в тирольках - почти без штанов.
   Фонарика луч, да голос соседа.
   Тропинка таится там где-то средь скал.
   Высоко в горах след от лунного света -
   Таким этот путь в мою память запал.
   Да, лагерь не сбор наш всегда молчаливый.
   Здесь свет электрический ярко горит,
   Гремит радиола, движок говорливый
   Там где-то внизу монотонно стучит.
   Придёшь и танцуешь, иль смотришь на танцы,
   Покличешь ребят, чтоб идти по домам.
   Ведь если проспишь, не избегнуть тут кары:
   Работать на кухне достанется вам.
   А эта работа совсем неприятна:
   Картошку ли чистить, иль воду таскать.
   Так вот и спешили мы дружно обратно,
   Чтоб лишний часок этой ночью поспать.
   Так смена прошла, а за нею вторая.
   Уже сделана Ушба прямо в лоб по стене.
   И вот уж последний костёр, догорая,
   Нас сразу приблизил к родимой Москве.
   Прощайте же горы, мы уезжаем
   Штаны протирать и науки учить.
   Но вас ненадолго мы все покидаем.
   Никто нас не сможет совсем разлучить.
   Вы будете сниться нам часто ночами.
   О вас разговоры пойдут каждый час.
   И это продлится, скажу между нами,
   Пока не сойдёмся мы все среди вас.