Венок Памяти Жертвам Бабьего Яра-1941

ВЕНОК ПАМЯТИ ЖЕРТВАМ БАБЬЕГО ЯРА-1941.


                Б А Б И Й  Я Р .

                Памяти каждого из 35000 первых жертв Бабьего Яра,
                среди которых была и моя 72-летняя прабабушка
                Фейга-Лея РУТГАЙЗЕР .

                " 29 сентября 1941 года на окраине Киева
                в Бабьем Яру на Сырце зондеркомандой 4-ой айнзатцгруппы
                "С" и подразделениями полка полицейской охраны "Юг"
                расстреляны 35 тысяч* евреев .

                У некоторых молодых эсесовцев помутился
                разум. - Они не выдержали такого  массового истребления
                людей.
                Пришлось поместить их в психиатрическую
                лечебницу. Кое-кто испытывал недомогание.               
                Приходилось на месте лечить их водкой".

               
                (Из секретного отчёта майора Ганса Коха
                председателю имперского министерства
                оккупированных восточных после проведения
                акции "Бабий Яр").


                Сентябрь,Киев,сорок первый год.
                Слетает ржавая листва с каштанов.
                Через Лукьяновку к Сырцу толпа бредёт
                И нет толпе той ни конца,ни края.
               
                Ползёт слушок,мол,в Палестину отправляют. -
                Недаром приказали ценности лишь взять
                Да вещи зимние,- всё лишнее оставить ...
               
                Как стадо на убой вели людей, -
                Евреев,- женщин,стариков,юнцов и деток малых.
                На фронте молодёжь,а семьи их
                У Яра Бабьего смерть,скалясь,поджидала ...
               
                Чем дальше путь, - плотней конвоя цепь,
                Охрана злей и ярость псов страшнее.
                Натасканные на живых людей,
                По-волчьи рвут живую плоть овчарки.-
                В пыль придорожную вдоль смертной трассы
                Летят куски парного человеческого мяса.
               
                Вот и Сырец.Желтеет редколесье.
                Лязг пулемётов,хриплый крик команд.
                Последний крик, летящий в поднебесье.
                Конец. - "Налево вещи! Ценности - направо!".
                Не знал пощады палачей ни млад,ни стар.-
                Год сорок первый, Киев, Бабий Яр ...
                Последний всхлип и выстрела хлопок - и всё ...
               
                А после
                В штабеля стащили трупы жертв своих фашисты,
                Облили их бензином и сожгли.
                А ветер пепел по миру развеял.
 
                Слова бессильны боль души излить,
                Бессильны передать,как жгёт нам душу память
                О близких и родных и о совсем чужих,
                Чья жизнь оборвалась в проклятом Бабьем Яре.
 
                Полвека нас не отпускает боль,
                Проросшая из крови и из горя.
                Не дай нам Бог забыть про Бабий Яр.
                Ведь позабудем,- нам его повторят.

               
                P.S.:
               
                О кусках человеческого мяса,исходивших парком
                в придорожной пыли, вырванных овчарками из тел
                ведомых на смерть людей,рассказала мне  в 1991 году
                пожилая киевлянка,которой довелось десятилетней
                девочкой видеть 29 сентября 1941 года из окна своей
                квартиры,расположе ной на первом этаже дома по
                улице Дорогожицкой,как вели киевских  евреев по
                напоравлению к Бабьему Яру,чтобы ,предварительно
                по-бандитски ограбив,зверски истребить лишь
                потому,что они евреи.

                2001 год.


                1.

Людмила ТИТОВА.

      ПО КРОВАВЫМ СЛЕДАМ ТРАГЕДИИ...

     Они, как дети Гамельна, ушли,
     Ушли под землю, канули, как в воду,
     Исчезли навсегда в глухой дали
     С глухим и страшным сорок первым
     годом.
 
      Глазами обреченными глядят,
      Убогие котомки за плечами…
      И длится это шествие в молчаньи
      Под лающие окрики солдат.

      Никто не верил слухам о беде,
      Всю ночь кошмарил город,
      и в кошмаре
      Рождался новый трудный, трудный
      день
      И задыхался в копоти и гари.

      Над городом стояла тишина,
      Стеной стояли серые солдаты,
      И чья-то участь в этот день
      проклятый
      Была бесповоротно решена.

                * * *
      Приказ был подкреплён угрозою
      расстрела,
      Они покорились, но их расстреляли,
      В те ночи свеча ни одна не горела,
      Кто мог, уходил и таился в подвале.
      И спрятались тучи, и звезды, и солнце
      От нашего слишком жестокого мира,

      Покуда баварцы, покуда саксонцы,
      Стреляя по окнам,
      врывались в квартиры.
      Стучали прикладами в двери
      и стены,
      Ломились в театры, дома и музеи,
      Смеялись как лошади и неизменно
      Горланили хором не в лад
      «Лорелею»… -

      Ее утащили у Генриха Гейна,
      Как брали хорошую вещь у еврея,
      Ее утащили у синего Рейна,
      И пели, от водки и крови зверея.

 
                Киев, 1941-1942.


               2.

Ольга АНАСТЕЙ,
поэтесса, «непечатная»
с "до войны". 

           КИРИЛЛОВСКИЕ ЯРЫ.

      (Из рукотворного совместного сборничка
       стихов Ольги Анстей и Ивана Елагина,
       «изданного» дома в оккупированном Киеве
       в одном экземпляре, куда вошли стихи разных лет).
       в 1941-ом, -(по другой датировке, в 1943-ом)году., -

               
                I.

Были дождинки в безветренный день.
Юностью терпкой колол терновник.
Сумерки и ковылящий пень,
Сбитые памятники, часовни…
Влажной тропинкой в вечерний лог!

Тоненькой девочкой, смуглой
дриадой
В теплые заросли дикого сада,
Где нелюбимый и верный – у ног!..
В глушь, по откосам – до первых
звезд!
В привольное – из привольных мест!

                II.

Ближе к полудню. Он ясен был.
Юная терпкость в мерном разливе
Стала плавнее, стала счастливей.
Умной головкою стриж водил
На меловом горячем обрыве.
Вянула между ладоней полынь.

Чебрик дрожал на уступе горбатом.
Шмель был желанным крохотным
братом!
Синяя в яр наплывала теплынь…
Пригоршнями стекала окрест
В душистое из душистых мест.

                III.

Дальше…
Покорствуя зову глухому,
На перекресток меж давних могил
Прочь из притихшего милого дома,
Где у порога стоит Азраил
Крест уношу, – слезами не сытый,
Смертные три возносивший свечи,
Заупокойным воском облитый,
Саван и венчик видавший в ночи…

Будет он врыт, подарок постылый,
Там, в головах безымянной
могилы…
Страшное место из страшных мест!

                IV.

Чаша последняя. Те же места,
Где ликовала дремотно природа
Странному и роковому народу
Стали Голгофой, подножьем креста.

Слушайте! Их поставили в строй,
В кучках пожитки сложили на плитах,
Полузадохшихся, полудобитых
Полузаваливали землей…

Видите этих старух в платках,
Старцев, как Авраам, величавых,
И вифлеемских младенцев курчавых
У матерей на руках?

Я не найду для этого слов:
Видите – вот на дороге посуда,
Продранный талес, обрывки
Талмуда,
Клочья размытых дождем
паспортов!

Черный – лобный – запекшийся
крест!
Страшное место из страшных мест!


                Киев, 1941.


               3.

Илья ЭРЕНБУРГ

        БАБИЙ ЯР.
 
(Это стихотворение было опубликовано
 в журнале «Новый мир» в январе 1945-го года).


К чему слова и что перо,
Когда на сердце этот камень,
Когда, как каторжник ядро,
Я волочу чужую память?

Я жил когда-то в городах,
И были мне живые милы,
Теперь на тусклых пустырях
Я должен разрывать могилы,

Теперь мне каждый яр знаком,
И каждый яр теперь мне дом, -
Я этой женщины любимой
Когда-то руки целовал,
Хотя, когда я был с живыми,
Я этой женщины не знал.

Мое дитя! Мои румяна!
Моя несметная родня!
Я слышу, как из каждой ямы
Вы окликаете меня.

Мы понатужимся и встанем,
Костями застучим – туда,
Где дышат хлебом и духами
Еще живые города.

Задуйте свет.
Спустите флаги.
Мы к вам пришли.
Не мы – овраги».

                Киев,1944 год.


                4.
Мыкола БАЖАН.

               ЯР.
(Перевод с украинского М. Лозинского).

Трава да глина, рыжие провалы,
Замусоренный жуткой гнилью ров.
Порывисто несется одичалый,
Зловещий ветер выжженных холмов.

Не побледнеть, не дрогнуть, не проникнуть, —
Стоять, как суд! Как ратный муж стоять!
Бедны все клятвы , чтобы клятву крикнуть,
Недостает проклятий — проклинать.

Простой овраг, захламленый и пыльный.
Две бедные осины, старый клен.
Нет, то не тишь! Неугасимый стон,
Ста тысяч уст предсмертный стон бессильный.

Сребристый пепел множества костей,
Осколки лбов, обломки челюстей.
Раздвинулись песчаные откосы.
Ползут из ямы золотые косы.

Тлен не разрушил, ветер не унес
Мерцающее золото волос.

В густой грязи поблескивают блекло
Очков разбитых стариковских стекла
И дотлевает, втоптанный в песок,
Окровавленный детский башмачок.

Над глиной и песком лежит, как пена,
Ужасный след стотысячного тлена.
Замешан склизкий и тягучий клей
Убогими останками людей.

Здесь, что ни шаг, ревел костер багровый,
Шипели нефтью жирные ключи
И в трупах жадно рылись палачи,
Чтоб поживиться с мертвецов обновой.

Гнетущий, тяжкий, нестерпимый дым
Вставал и нависал над страшным яром.
Он веял смертью, он душил кошмаром,
Вползал в дома страшилищем глухим.

Сполохи рдяно-черные витали
Над онемевшей в ужасе землей,
Злым отблеском пути окровляли,
Окутывали Киев грязной мглой.

Смотрели люди, схоронясь в жилища,
Как за венцом кирилловских домов,
За тополями дальнего кладбища
Их плоть и кровь горит в дыму костров.

Дыханьем смерти самый воздух выев,
Плыл смрадный чад, тяжелый трупный жар,
И видел Киев, гневнолицый Киев,
Как в пламени метался Бабий Яр.

Мы этот пламень помнить вечно будем,
И этот пепел — он неискупим.
Будь проклят тот, кто скажет нам: "Забудем".
Будь проклят тот, кто скажет нам: "Простим"!
 
                Киев,1945 год.
 
               5.               

Евгений ЕВТУШЕНКО.

              БАБИЙ ЯР.

Над Бабьим Яром памятников нет. -
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.

Мне кажется сейчас –
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне – следы гвоздей.

Мне кажется, что Дрейфус –
это я.
Мещанство –
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.

Мне кажется –
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
"Бей жидов, спасай Россию!"-
насилует лабазник мать мою.

О, русский мой народ! -
Я знаю –
ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя "Союзом русского народа"!

Мне кажется –
я – это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.

Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много –
это нежно
друг друга в темной комнате обнять.

Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны –
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет – это ледоход...

Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.

И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я –
каждый здесь расстрелянный старик.
Я –
каждый здесь расстрелянный ребенок.

Ничто во мне
про это не забудет!
"Интернационал"
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.

Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому –
я настоящий русский!
   
                Киев, 1961 год.

             6.

Савва ГОЛОВАНIВСЬКИЙ.               Савва ГОЛОВАНЕВСКИЙ.

       ВУЛИЦЯ МЕЛЬНИКОВА.              УЛИЦА МЕЛЬНИКОВА.

    (Вдоль Бабьего Яра асфальтом покрыли страданий дорогу...).

На вулиці, що йде повз Бабин Яр,      На улице вдоль Бабьего Яра
кладуть асфальт.                ложат асфальт.

В повільній круговерті                В неторопливой круговерти
кипить смола, і роздимають жар        кипит смола и раздувают жар
робітники замурзані й уперті.         угрюмые смолою перепачканные работяги.

Вiд нинi й присно внаслідок старань   Отныне присно вследствие трудов
батьків цього уславленого міста       отцов прославленного града Киева
проляже тут без ям або ковбань,       проляжет здесь без ям и колдобоин
дорога стріловидна й урочиста.        стрелой торжественной дорога.

Адже не віз чи древній тарантас      Ведь не теленам или древним тарантасам
тут нині їздить поспіхом мушиним,    здесь нынче ездить в мельтешении мушином
– у вік ракет і міжпланетних трас    - в ракетный век междупланетных трасс
потрібно мчати – людям і машинам.    мчать здесь и людям и машинам.

Ну що ж, гаразд. Подяка і хвала    Ну что же,хорошо. И благодарность, и хвала
всім за старання пильне і велике,  всем за старание похвальное большое,
хто дбає вчасно і не спроквола     тем, кто заботится о шина
про дефіцитні шини й черевики.     о дефицитных шинах и подОшвах пешеходов.

Шкода лише, що той, хто тут пройшов  Жаль только, что прошедший здесь
колись на смерть у натопі німому,    когда-то нА смерть в оцепенении немом
збивав об груддя шкіру підошов,      сбивал стирал подошвы о булыжник
і спотикався в розпачі на ньому…     и спотыкался в трансе обречённо об него.

Можливо, легше біль було б терпіть   Возможно, легче было б боль терпеть
йому, ті кроки роблячи останні,      ему, шаги в отчаянье последние считая
якби могильним сном заздалегідь      если б могильноым сном смертельным
не дихали ці ямита ковбані.          колдобины дороги не дышали.

О, краще блиск асфальтових покрить   О, лучше б блеск асфальтной глади
ровів не затуляв би та вибоїв        не засдонял бы тех выбОин
– не тамував того, що ще болить,     - не утолял бы не утихшей боли
і ран на скорбній вулиці не гоїв!    и ран бы скорбных улицы не заживлял!

Нехай би йшли тим шляхом молоді      Пусть шла б дорогой этой молодёжь
і спотикались іноді в баюрах,        и спотыкалась о неровности дороги,
щоб не забути жах, яким тоді         чтоб память страха не порастерять
жили колони смертників похмурих!     в котором шли здесь смертников колонны!

…Я сам люблю цю вулицю нову,         ...Сам люблю я обновлённой эту улицу,
каштанами засіяну під осінь,         всю усеянную осенью каштанами
у скверах свіжоскошену траву,        со свежескошенной в скверах травой   
красу тополь і вишуканість сосон.    и стройность тополей, и запах сосен.

Та раптом давня вигулькне стіна,     Да вдруг та снесенная померешится стена
і жадібно читаєш, як на шпальті,     и с жадностью прочтешь, будто на свитке
на ній оті трагічні письмена,        на ней в трагические письмена,
яких не прочитаєш на асфальті…       которых в Аспиде асфальта не увидеть...
 
                (Перевод с украИнского Льва  ПОСТОЛОВА).

     Киев, 1968 год.                20 мая 2021-го года.


                7.

Леонид ПЕРВОМАЙСКИЙ.

 
   "СО МНОЮ РЯДОМ ВСТАНЬ, МОЙ СЫН...".
(Перевод с украинского Любови Хазан).

Со мною рядом встань,
мой сын,
Ладонью я глаза тебе
прикрою,
Чтоб не увидел смерти ты
своей,
А только кровь мою на солнце, -
Ту кровь ,
что и твоею стала кровью
И вылиться
сейчас должна на землю…



      ЧЕРЕЗ ЯР - НА ГОЛГОФУ...

( В 2008-м, в год 100-летия Леонида Первомайского,
 внук поэта, - Сергей Пархомовсиё, -
 опубликовал это его стихотворение
 в своем переводе).

…На такую я взошел Голгофу
Через Яр до ближнего шоссе,
Что сочатся кровью эти строфы,
Стигмы не срастаются в душе…

стоял с толпою обреченных
Голый посреди могильных плит,
Представляя в мыслях воспаленных
Мир без крови, боли и обид.

И когда упал я мертвый в яму,
Месиво кровавое обняв,
В ту минуту верил я упрямо
– Ты придешь, чтоб воскресить меня!

Воскреси меня не в лихолетье,
Посмотри в глаза мне без стыда:
Для тебя я жил в таком столетье,
Что таких не будет никогда.

Воскреси в той жизни, где невинных
Печи не испепеляют в прах,
Где не перемешивают с глиной
Наши кости в городских ярах.

 Вместо послесловия:

             «ЕСЛИ СМОЛКНЕТ ЭХО ИХ ГОЛОСОВ, -
              МЫ ПОГИБЛИ...".               
               
                Поль ЭЛЮАР.

* - По сей день не известно точное число жертв Бабьего Яра. И никогда
  известно не будет.
   
    Одни полагают, речь может идти о 100 тысячах убитых. Другие – о 200 тысячах.

    Некоторые исследователи опираются на гроссбухи пунктуальных немцев. По ним только в первые два дня – только в первые два! – здесь погибли, по неполным данным, около 34 тысяч человек.

    Немцы были даже так точны, что сообщили в Берлин: 29–30 сентября уничтожили 33 771 еврея. Последняя единица подчеркивает, что сосчитали всех до единого. Однако очень сомнительно, чтобы такое было возможно в том столпотворении и адовом ужасе.

    Илья Михайлович Левитас, бывший до последних своих дней (он скончался в 2014 году) председателем фонда «Память Бабьего Яра», подробно разобрал ситуацию с немецким «гроссбухом» И и пришел к выводу, что то была лукавая цифра.

    В числе многих аргументов Илья Левитас привел рассказ Саши Бихеля, фольксдойче, служившего переводчиком при коменданте Киева оберфюрере СС Курте Эберхарде.

    Саша рассказал своему бывшему школьному учителю Дмитрию Пасечному (а он пересказал Левитасу), что 29 сентября 1941 года сидел в машине то ли у места сбора киевских евреев, то ли у места их пропуска непосредственно к месту экзекуции и считал приходивших.

    Задача, поставленная комендантом, была не из легких: к назначенным восьми часам утра людские ручейки слились на углу улиц Мельникова и Дегтяревской в сплошной поток.

    Саша упорно записывал каждую сотню в блокноте. Наверное, кого-то пропустил, не записал. Ведь и сотню хаотично передвигающихся людей сосчитать непросто.

    В конце дня у него получилось 95 тысяч человек. Подсчеты делали и другие сотрудники комендатуры.

    Саша видел на столе Эберхарда документ, в котором стояла цифра, близкая к той, которую назвал он, – 98 тысяч.

    Неизвесьно, считал ли Саша и шедших на расстрел детей. А вот немцы детей до семи лет не считали. И это тоже перечеркивает все их лукавые «гроссбухи».

    Почему в Берлин ушел явно сфальсифицированный отчет? Может быть, исполнители и сами испугались результата?

                (Любовь Хазан "Рыцари Бабьего Яра",
).
               

                20 мая 2021-го года.