Так уже сложилось на Руси

Так  уже  сложилось  на  Руси, вдруг  случись  коллапс  иль  балаган,
Скажут  все,  кого  ты  не  спроси, виноват  здесь  стрелочник  Иван.
Вот  пенсионеры  хором  в  раз,  заживо  сгорели  в  старом  доме,
Сверху  сразу  запустили  им  приказ, наказать  всех,  кто  стоял  на  стрёме.
Сторож,  няня  или   комендант,  все  виновны  в  этом  преступлении,
Тут  поймёт,  конечно  и  педант,  кто  виновен – он  в  недостижении.
А  виновен  дядя  из   «Верхов», тот,  кто   устно,  где – то  сверху  правил,
Клизьму  он   всем  ставил – сто  пудов  и  народ  из  вторсырья  дом  ставил.
Ни  тебе  удобств,  ни  красоты, на  блиндаж  вообще  сей  дом  похожий,
Ведь  ему  виднее  с  высоты, он  по  жизни  знает  всё  и  может.
В  деле,  что  есть  главное – начать,  всё  потом  покатится,  как  с  горки,
И  начальство  может  накричать  и  вам  сделать,  что – то  вроде  порки.
Сколотили,  смазали  наспех,  вроде,  кое – как  и  запустили,
А  ведь  зданье  курам – то  на  смех, его  даже  и  не  заземлили.
Нет  воды  и  вёдер – будь  здоров,  всё,  как  и  сто  лет  назад  похоже,
Нету  топора  и  нет  багров,  да  и  телефона  нету  тоже.      
Нет  в  нём   дУша,  чтобы  нам  помыться, освежиться,  простирнуть  бельё,
Да  и  чтобы,  как – то  просушиться  иль  прогладить,  что – то   ё – моё.
Мы  в  деревне  точно  так  и  жили, туалет  имели  во  дворе,
Слава  Богу,  что  нас  приютили, а  то  так  и  жили   б, как  в  норе.
Мы  ведь даже  малому  и  рады, ведь  под  крышей  мы  живём,  в  дому,
А  то  пели   б  дружно  мы  рулады,  на  морозе  жутком,  как  в  хлеву.
Ну,  а  то,  что  в  доме  нет  проводки, сети  электрической  у  нас,
Мы  электрику  плеснули  водки  и  электрик  всё  слепил  нам  в  раз.
Пусть  она  быть  может  и  искрится  и  резиной   пахнет – ерунда,
Всё  ж  в  тепле  конечно,  лучше  спится,  мы  ведь  тоже  люди,  господа.
А  когда  мы   спим,  то  нам  всё  по  фиг, всё   прекрасно  в  жизни, всё – лады,   
И  судьба,  как  будто  не   дистрофик  и  богаты  вроде  сразу  мы.
В  нашей  жизни  вроде  всё  в  достатке, мы  одеты  всё  же,  вымытЫ,
И  одежда  наша  не  в  заплатках,  мы  теплом  согреты  и  сытЫ.
А  глаза  откроешь  сразу – чудо,  чудо – юдо,  это  жизнь  твоя,
И  ты  жив  дружок,  ещё  покуда,  а  судьба  твоя, ну,  как  змея.
Так  и  норовит  тебя  ужалить  или  хочет, вовсе  проглотить.
Вверх  ногами  может  вдруг  поставить  или  может  вовсе   удавить.
Вид  у  дома,  прямо  первобытный,  запах  плесени   и  грязного  белья,
Да  и  супчик,  так  себе,  не  сытный,  на  обед,  как  будто  из  гнилья.
Молоко  бы  нашим  старым  надо,  мясо,  правда,  только  без  мослов,
Но  в  деревне,  прямо,  как  в  блокаду,  перерезали,  продали  всех  коров.
А  ведь  нужно  молока – то,  кружку,  для  поддержки  сил,  да  и  штанов,
Да  забили,  уж  давно  Пеструшку,  на  деревне  больше  нет  коров.
Коз  и  тех  совсем  не  задержали,  всё  угнали  быстро  на  базар,
Будто  Орды  с  гиком  пробежали,  хоть  в  деревне,  не  было  татар.
Нет  гусей,  в  селе  и  нету  уток, нет  в  селе,  задрыпаной  козы,
Нет  курей  и  петуха – без  шуток,  не  растут  здесь  даже  арбузЫ.
А  полынь  растёт  здесь  в  огороде,  да  растёт  ещё  чертополох,
И  деревня  вымерла, как  вроде,  будто  исчезает – не  дай  Бог.
А  ведь  нам  всегда  в  пример  долбили,  про  тринадцатый  богатый  год,
Что  в  тот  год,  мы  всех  тогда  кормили  и  весь  мир  обслуживал  наш  флот.
Всех  и  вся  кормили  красной  рыбой,  хлебом  чёрным  с  маслом  и  икрой,
А  своё  крестьянство  будто – „Дыбой“,  так  давили,  что  было,  ой – ёй.
Не  за  то  мы  вовсе,  чтобы  снова,  нас  в  ярмо  опять,  как  будто  скот,
Да  еду,  нам – чёрный  хлеб  с  половой,  чтобы  нам  заткнуть  беззубый  рот.
Розги,  батога,  кнуты,  нагайки,  да  ещё,  по  морде – кулаком,
И  покрепче  закрутить  нам  гайки,  да  держать  всех  нас,  под  колпаком.
Нам  пожить  чуть – чуть,  по – человечьи,  по – людски  нам,  как  и  все  живут,
Да,  чтоб  слышать,  чаще  сладки  речи,  птичек  слышать,  что  в  саду  поют.
Мы   по   жизни,  тихо  разобрались,  так  сказать  прикинули   в  уме,
В  чём  мы  были – в  том  мы  и  остались,  если  прямо – то  мы  все  в  «дерьме».
Да  и  жизнь  наша,  так – убога,  некудышна,  что  тут  и  сказать,
Знать  придётся  нам  опять  у Бога,  бедным,  общежитие  искать.
Что  наш  дом,  теперь  он – пепелище,   знайте,  здесь  кремировали  нас,
Нас  теперь  никто  уж  не  разыщет,  к  нам  и  интерес  потерян  в  раз.
Ну,  конечно,  справят  нам  поминки,  зачитают  наши  имена,
В  памяти  сметут  нас  до  пылинки  и  не  вспомнят  больше,  нихрена.
Да  и  где  лекарство  неимущим,  где  же  та  корзинка – минимал,
Всё  лекарство  видимо – „Могущим“,  под  названьем  страшным - «Криминал».
Это  им  и  так  уже  доступно,  просто  по  карману,  так  сказать,
Ну,  а  деньги,  что  добыв  преступно,  их  не  жалко  вовсе   прожигать.
Их  не  жалко  выкинуть  на  водку  иль  потратить  вовсе  на  пустяк,
Выкинуть  на  Яхту,  «супер  Лодку»,  как  чукотский  видный  холостяк.
У таких – счета  на   миллионы,  миллиарды,  скажем  поточней,
И  живут  они,  как  фараоны,  а  ведь  им  бы  надо,  поскромней.
Они  строят  чудо – пирамиды,  на  больших  финансовых  полях,
Лихо  покупают  честь  «Фемиды»,  забывая  всё  таки  про  страх.
Неужели  вся  казна  пропала,  постарались  видно  ухарИ,
Надо,  чтобы  времечко  настало,  что  б  они  сушили  сухари.
Олигархи  обожают  Кипр,  там  царит  финансовый  простор,
Они  денежки  из  сложных  цифр,  гонят  на  любимый,  на  офшор.   
Их бы  всех  погнать  да  по  этапу  иль  сослать  на  каторгу  в  цепях,
Кто  в  стране  попользовался  «Лапой»,  пробивая  тракт  свой  или  шлях.   
У военных  тоже  всё  в  загоне,  то  расформировка, то  набор,
Хочешь  звёздочку  иметь  в  погоне,  заплати  и  ты  уже  майор.
Позабыт  уж  лозунг  «честь  мундира»,  слово  офицера  не  в  ходу,
Нет  авторитета  командира,  потому  что  продал  честь  за  мзду.
Глянешь  в  ящик,  всюду  криминал,  оборотни  шастают  в  погонах.
Кто  большой  наглец,  а  кто – то   мал,  да  все  при  оружье  и  патронах.
Они   с  детства   полюбили  власть,  форму  полюбили  и  погоны,
И,  что  б  есть  и  пить  немного  всласть,  они  стали  шевелить  законом.
Им  бы  честно  жить,  да  по – людски  и  с  людьми  шагать  одной  дорогой,
Но  поверьте  мне  вы  мужики, честно  жить  они  уже  не  смогут.         
Украина  гляньте   газ   ворует,  нагло  прямо,  что  ни  говори,
И  на  «Мове»  тихо  так  толкует:  «Что  вам  братцы,  жалко  для  родни?»
Она  кран  в  Европу  перекрыла,  что  Европа  поперхнулась  в  раз,
Говорит:  «Россия  учудила»,  договорный  недодав  нам  газ.
Как  же  братцы,  вы  уж  нам  позвольте,  это  Украина  держит  газ,
Вы  её,  как  раз  и  урезоньте,  она  к  вам  в  Европу  собралась.
Грузия  к  вам  тоже  устремилась,  говорит,  с  Европой  хочет  жить,
В  августе  сама  так  отличилась,  стала  своих  родственников  бить.
Осетины,  по  соседству  жили,  хлебом  с  ней  делились  и  вином,
А  грузины  в  ночь  их  пробомбили  и  сказали:  «Мы  здесь  не  причём».
Вот  и  всё,  хорош – накуралесил,  может  быть,  сказал  я  не  про  всех,
Может  не  на   всех – собак  навесил,  но  сказать  я  думаю  не  грех.
А  вот  сделать  порчу  или  гадость  иль  наговорить  чего  ещё,
И  испытывать  при  этом  радость,  когда  у  других  вдруг  горячо.
Иль  несчастье  или  заковыка,  как  удар  пониже  пУпа – в  пах,
Когда  обдерут  кого, как  лыко  или  жизнь  завертит  в  жерновах.
Надо  жить  в  любви  и  по  закону,  надо  верить  в  доброе  всегда,
И  тогда,  всё  будет  по  фасону,  будет  всё  прекрасно  господа.         

Виктор  Кригер. 
Февраль  2009 г.