Берггольц Ольга
Русская советская поэтесса, прозаик и драматург, писательница и военный журналист.
Автор крылатой строки, ставшей лозунгом, высеченным на Мемориальной стене Пискарёвского кладбища, где похоронены многие жертвы Ленинградской блокады: «Никто не забыт, ничто не забыто». Почётный гражданин Санкт-Петербурга (1994, посмертно).
Была замужем за Борисом Корниловым, талантливым поэтом-песенником. Впрочем недолго - всего два года. Не ужились два талантливых поэта?
Борис Корнилов был расстрелян 21 февраля 1938 года в Ленинграде.
Перенесла две ужасные потери: умерла первая дочь Ирина, а затем вторая - Майя.
В 1934 году принята в Союз писателей СССР, откуда была исключена 16 мая 1937 года. Вновь восстановлена в июле 1938 года, а затем, в связи с арестом снова исключена.
Пытки НКВД подорвали здоровье женщины: в камере она снова теряет ребёнка. Но виновной Берггольц себя так и не признала.
Ольга Берггольц была освобождена 3 июля 1939 года и впоследствии полностью реабилитирована. Вскоре после освобождения она вспоминала: «Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в неё, гадили, потом сунули обратно и говорят: живи!»
В годы Великой Отечественной войны Ольга Берггольц оставалась в осаждённом Ленинграде. С августа 1941 года работала на радио, читала стихи, выступала перед публикой в театрах, почти ежедневно обращалась к мужеству жителей города.
Во время и после войны Ольгу Берггольц называли голосом блокадного Ленинграда и блокадной Мадонной.
Во время блокады Берггольц создала свои лучшие поэмы, посвящённые защитникам Ленинграда: «Февральский дневник» (1942), «Ленинградскую поэму» (1942).
Несмотря на все заслуги, в конце мая 1945 года на Х пленуме Союза писателей СССР была подвергнута критике. А. Прокофьев тогда заявил: «Я хочу сказать, что Берггольц, как и некоторые другие поэты, заставила звучать в стихах исключительно тему страдания, связанную с бесчисленными бедствиями граждан осаждённого города»
На критику Берггольц ответила стихом:
И даже тем, кто всё хотел бы сгладить
в зеркальной робкой памяти людей,
не дам забыть, как падал ленинградец
на жёлтый снег пустынных площадей.
В 1950 году в журнале «Знамя» было опубликовано главное стихотворное произведение Ольги Берггольц — поэма «Первороссийск», через год отмеченная Сталинской премией.
В 1952 году — цикл стихов о Сталинграде. После командировки в Севастополь создала трагедию «Верность» (1954). Вершиной творчества Берггольц считается[18] прозаическая книга «Дневные звёзды» (1959), позволяющая понять и почувствовать «биографию века», судьбу поколения.
Потеря детей, неоправданная критика, пытки и лагеря негативно сказались на психике Ольги Берггольц. В 1952 году она лечилась от алкогольной зависимости в психиатрической больнице.
Умерла в Ленинграде 13 ноября 1975 года. Похоронена на Литераторских мостках Волковского кладбища. Памятник на могиле поэтессы появился в 2005 году.
После войны на гранитной стеле Пискарёвского мемориального кладбища, где покоятся 470 000 ленинградцев, умерших во время Блокады и в боях при защите города, были высечены слова Ольги Берггольц:
Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имён благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто.
Стихи Ольги Берггольц резкие, точные, мускулистые, что ли?.. Таковы даже стихотворения о любви:
* * *
Я сердце свое никогда не щадила:
ни в песне, ни в дружбе, ни в горе, ни в страсти…
Прости меня, милый. Что было, то было
Мне горько.
И все-таки всё это — счастье.
И то, что я страстно, горюче тоскую,
и то, что, страшась небывалой напасти,
на призрак, на малую тень негодую.
Мне страшно…
И все-таки всё это — счастье.
Пускай эти слезы и это удушье,
пусть хлещут упреки, как ветки в ненастье.
Страшней — всепрощенье. Страшней — равнодушье.
Любовь не прощает. И всё это — счастье.
Я знаю теперь, что она убивает,
не ждет состраданья, не делится властью.
Покуда прекрасна, покуда живая,
покуда она не утеха, а — счастье.
* * *
Взял неласковую, угрюмую,
с бредом каторжным, с темной думою,
с незажившей тоскою вдовьей,
с непрошедшей старой любовью,
не на радость взял за себя,
не по воле взял, а любя.
ПРЕДЧУВСТВИЕ
Взял неласковую, угрюмую,
с бредом каторжным, с темной думою,
с незажившей тоскою вдовьей,
с непрошедшей старой любовью,
не на радость взял за себя,
не по воле взял, а любя.
ЛАСТОЧКИ НАД ОБРЫВОМ
Пришла к тому обрыву
судьбе взглянуть в глаза.
Вот здесь была счастливой
я много лет назад…
Морская даль синела,
и бронзов был закат.
Трава чуть-чуть свистела,
как много лет назад.
И так же пахло мятой,
и плакали стрижи…
Но чем свои утраты,
чем выкуплю — скажи?
Не выкупить, не вымолить
и снова не начать.
Проклятия не вымолвить.
Припомнить и — молчать.
Так тихо я сидела,
закрыв лицо платком,
что ласточка задела
плечо мое — крылом…
Свидетельство о публикации №121051703059