Посвящается Победе

Ниже - несколько моих стихотворений разных лет, в которых так или иначе затрагивается тема Великой Отечественной.

Семья

Иногда
раздвигаются времена,
эта плотная тёмная пелена,
и тогда
та изба мне видна,
где сидит за столом большая семья:
Пётр, Мария, шестеро их детей –
сын (в сорок первом погибнет)
и пятеро дочерей
(там и девочка Таня,
мама моя, –
что пока для неё тайна...)

Семья,
восемь судеб,
слившиеся в одну
(недолго так оно будет:
вини войну...),
семья, средоточье тепла...

Дед мой Пётр – во главе стола.

Казак уральский,
лесник, воин,
как он торжественно,
неколебимо спокоен!
Ест не спеша. Тишина.
Ужин похож на обряд.
И дети, покуда едят,
ни слова не говорят.

Мирные скоро кончатся времена,
сгубит деда
третья его война,
почему же спокоен он так?

Потому что – хозяин
в людном своём дому,
а этого не дано отнять никому;
потому что верит в бессмертье
большой семьи,
самой надёжной опоры на свете.
(И впрямь ведь – выживут
пятеро из восьми:
девочки его, дети...)

...И смыкается вдруг
времён пелена,
и от этой избы отсекает меня.
Дед мой, прощай!
Ты далеко-далече,
но оттого, что спокоен ты,
жить мне легче...


На море
               
И.Х. Кирилову


В море вбегаем,
плывём, обжигаясь водою;
слышу, как он мне кричит:
- Хороша вода!


Мелькает неподалеку тело его худое,
концлагерями иссушенное навсегда.

Он ныряет,
уменьшаясь под толщей прозрачной,
в голубизне скользя.
Номер его освенцимский пятизначный
на левом предплечье
сейчас различить нельзя.

... Мне тяжело от скорбных его сказаний;
кажется, что становится частью моей
всё, что своими запавшими видел глазами
рабство познавший, и голод,
и гибель друзей.

Даже беда предстанет мелкой обидой
рядом со всем, что судьба ему принесла...

Вот он плывет,
живою водой омытый,
выплывший чудом
из смрадной трясины зла...


То, что вместить не может разум


                Узникам нацистских концлагерей посвящается

1.
 
Не верилось, что это не во сне...
Почти без слез непрошенных и мата
о всех кругах концлагерного ада
те, что спаслись, рассказывали мне.

Как тяжело слова сходили с губ...
И над собою делали усилье
те, что не стали лагерною пылью,
не стали дымом крематорских труб.

В их облике, душе, повадках - след
той пропасти, той бездны без просвета,
в которой и намека даже нету
на то, что в мире есть добро и свет.

Я не был там - ну разве что во сне,
но и во мне их тягостные были
бесповоротно что-то изменили.

Как мало все же знал я о войне...


2.

За внешней сдержанностью их –
давнишней ненависти сила,
но не дано за всё, что было,
отмстить, за мертвых и живых.

Лишь сердце облегчат рассказом,
пытаясь в звук живой облечь
то, что вместить не может разум
и выразить не в силах речь.