Крокодил, часть 4, эпизод 3

С тех пор я ходила пешком. И в тот день не попала в автобус, где к кондуктору подошел лысый приземистый тип, одетый не по погоде, и щелкнул чем-то вроде ножниц над ее головой. Лена тихо уснула, отвернувшись к окну, перенесясь легко в детство, когда она была здорова, а мама и папа были живы.

Эта вторая была омерзительна. Высокая худая брюнетка. Не давала себя в обиду. И защищала братьев с сестрами, которых, кроме нее, было четверо в семье. Любила петь и мечтала выйти на большую сцену. Он ожидал ее на той же остановке - это было место пересечения, как говорила Мать за лиловой дверью. После первой расправы над одной из маленьких мерзавок, которые пересекли его путь самым незримым и неисправимым в обыденной жизни способом, он стал называть ее Мать. Кем она была на самом деле? Сущностью за лиловой дверью? Неважно. Он видел только четыре нити, которые сплелись с его поблекшей с первых дней Десятой судьбой.
Итак, вторая. Все оказалось просто. Приспособление, которое всучила ему старуха в первый же день, напоминало старые портняжные ножницы. Проржавевшие и тугие, они почти не открывались, может только на сантиметр, но щёлкали, закрываясь, с такой силой, что нагревались в руке.
- Не щёлкай, - вздрогнула и пробормотала Мать, когда он попробовал разрезать воздух рядом с собой. - только там, в месте, где Выход, воспользуйся строго по необходимости.
- Выход? - в голове поплыли какие-то картинки, старомодное платье невесты, лиловая дверь за спиной старой женщины в фате, звук щёлкающих ножниц над головами четырёх девчонок.
- Ты знаешь, что делают оболочки, пока мы путешествуем? - неожиданно раздался голос за его левым ухом.
- Что?
- Живут. Ты уже вышел из больницы со шрамом на лбу, женился, обзавёлся дочкой, развёлся и женился второй раз.
Десятый не поверил, а Крокодил ухмыльнулся внутри него. Ухмылка была такой широкой и обжигающей, что Десятый в ней полностью растворялся, как сахар в чае.
- Зачем мне быть здесь? Могу я вернуться? - таким был последний вопрос Десятого. Потом Крокодил внутри заглотил его.
- Знаешь, что делает нас Первыми? Немыслимое и необходимое. Неотвратимость и логика судеб. Сделать логичное неотвратимым - миссия твоей великолепной сущности внутри.
Оля замёрзла в тонкой куртке и короткой юбке. На остановке было мало народа. Холодно. Вдалеке примёрз к стоянке сломанный автобус.

- Parles-tu fran;ais? - услышала вдруг она за плечом. Обернулась. Лицо Староватого мужчины, большеголового, приземистого и лысого, с массивной нижней челюстью и толстыми бёдрами, резко контрастировало с утонченной красотой французской речи. Он вдруг задвигал челюстью из стороны в сторону, широко ухмыляясь, и щёлкнул каким-то предметом в руке, чуть протянув ладонь в ее сторону. А потом вдруг резко толкнул ее в грудь. Оля отлетела в сторону и всем телом врезалась в стоящего неподалёку от неё худощавого блондина.
- Ах ты.... Сейчас я тебя научу вежливости, - блондин оказался пьян и очень зол. На глазах у немногочисленной застывшей в сером ожидании публики он потащил Олю в сторону больницы, за которой располагалась небольшая лесополоса. Ее собственный крик и попытки сопротивляться она видела как бы со стороны, вокруг клубился лиловатый туман, ни один человек не заметил нападения. Как и тела Оли, которое пролежало в кустах небольшой больничной рощицы до весны.