Нечто о ТВ и о рекламе на ТВ

Борис Ильютик

НЕЧТО О ТВ И О РЕКЛАМЕ НА ТВ



Телевиденье родное,
беспокойство мне прости,
мы общаемся с тобою,
начиная аж с шести.
День встречаем чуть не вместе:
встал и клавишу нажал,
бреюсь я – и тут же вести,
словно лезвие ножа.

Только чайничек включил я,
чтоб он, значит, закипел,
тут же вижу – «замочили»:
где-то жуткий беспредел.
Дальше – больше, вот надули:
дядям выдали аванс,
деньги взяли – не вернули,
и ищите в поле нас.
Там вообще развал творится –
люди мёрзнут, люди мрут
и начальник из столицы
критикует скверный труд.
Там стреляют хулиганы,
там провозят вредный спирт,
там балдеют наркоманы,
там у девок ночью флирт.
Там взорвали, там прорвало,
там угнали самолёт.
Я смотрю – мне страшно стало,
бедный, думаю, народ.
От увиденного жутко:
ну, зачем меня стращать?
То ли правда, то ли утка –
многих будут сокращать.
Я и так всю ночь был в страхе:
под окном выл чей-то пёс.
Успевал менять рубахи,
три молитвы произнёс.

Увидав дурные вести,
заблажил я: «Боже мой»,
чуть не помер я на месте,
вот что делают со мной.
Неужели это было?
Неужели не из книг?
И пяти минут хватило,
чтоб ударил нервный тик.
Но как мудро поступает,
тот, кто новости даёт:
телеужас отключает
и за ним реклама прёт.

С первым кадром понимаю,
телевести – это бред,
вот рекламочка о чае –
это вещь, и лучше нет..
Или кадры про другое,
где ни выстрелов, ни драк,
а девичье тело – стоя,               
лёжа, боком, и – нагое,
откровенное такое,
в общем девка – самый смак.

Посудите, люди, сами –
ни пальбы, ни подлецов,
а с заморскими краями –
телесвязи налицо –
море, пальмы и девицы,
только это я узрел,
про кошмары из столицы
будто я и не смотрел.
Лепота в душе такая,
И блаженство разлилось,
разом девка молодая
всю во мне убила злость.

После девки – вести снова,
и опять такая жуть,
что душа моя готова
без раздумий упорхнуть,
улететь в такие дали,
где и тишь, и благодать,
где её бы не пугали,
не пытались доставать.

А ТВ, видать врубилось:
так нельзя в начале дня,
и сменило гнев на милость,
 успокоило меня.
Сердце чтоб не прихватило,
чтобы «дуба я не дал»,
тут же следом запустила
развлекательный скандал.
 
Значит, с Моникой Левински
есть у Клинтона дела.
Я от Моникина свинства
раскалился добела:
Что ж ты, Моня, натворила?
Ты ж сама легла под Билла,
ну, а после на века
осрамила мужика.
Моня, видно, ты забыла
как ты Клинтона любила.
И зачем, едрёна мать
было это вспоминать?
Моня, может подзудили,
чтоб убрать с престола Билли
и тебя уговорили,
чтоб подляну кинуть Билли.
И хотя порой на Штаты
мы косимся свысока,
как мужик, скажу, ребята,
просто жалко мужика:
в мире он один из первых,
про такого песни петь,
а вот с этакою стервой
умудрился «залететь».
Может, в Штатах и прилично
так с другими поступать,
только я, с такою, лично,
ни за что не лег бы спать.
Наши бабы не такие,
Моня, ты им не чета,               
не используют в России
их, чтоб сбрасывать с поста.
Пусть трудна у нас их доля,
далеко, порой, не мёд,
только наши не позволят
вот такой вот сделать ход.
Моня, ты нам всё сказала?
Не темни и отвечай,
а покруче не бывало
Между вами невзначай?

Но сменили вновь пластинку,
тонко чувствуют, видать,
где какую нам картинку
за какою следом дать.
И пошли такие виды:
иноземные края,
что чуть было от обиды
не заплакал горько я:
это ж надо – негры где-то,
не вложив нелёгкий труд,
в самой чёрной части света
лучше белых нас живут:
там у них сплошная нега –
Солнце, воздух – красота,
ни морозов нет, ни снега,
просто райские места.

Заменив рекламный ролик,
возвращают нас домой,
где знакомый мне до боли
бардачок российский мой.
Выступает дядя тучный
и, на первый взгляд, не врёт,
говорит, что будет лучше,
даже года не пройдёт

На экран, вникая, глядя,
умиляюсь я до слёз,
как чужой дородный дядя
разрешает мой вопрос.
Мыслит он других активней
аж до третьих петухов,
чтоб исполнить продуктивней
указания верхов.

От моих проблем и прочих,
от работы – аж вспотел,
мне в нужде помочь охочий,
бедный дядя растолстел.
Из-за тех переживаний;
что от жизни я устал,
от бессчётных заседаний
красномордым дядя стал.
На экран с печалью глядя,
начинаю понимать –
нелегко такому дяде
боль чужую принимать
на себя. Непросто это
тяжкий воз проблем везти,
начиная аж с рассвета,
начиная аж с шести.

Вот глава собрал министров,
с ними час поговорил
и, решив проблему быстро,
нам надежду подарил.               
Заживём, наверно, вскоре,
с места двинутся дела:
монитор на мониторе
у министров на столах.
Это, милые, не счёты,
не костяшками стучать.
Тут серьёзная работа,
с нею некогда скучать.

Монитор, когда он пашет,
дело двигает вперёд,
чтоб решить проблемы наши,
чтобы лучше жил народ.
И министры – в напряженье:
сам глава их попросил,
и форсируют движенье,
не щадя ни дней, ни сил.

И опять пошла реклама.
И вещает неспроста
мне сияющая дама
про интимные места.
Говорит: «У наших женщин
есть критические дни.»
Говорит: «Намного легче
переносятся они,
если есть у них прокладки,
можно тот же «Тампакс» взять,
зарядила – и в порядке»
Что про «Тампаксы» сказать?
И хотя я понимаю –
дни такие не пустяк,
дама попкою виляет
на экране так и сяк.

Только это посмотрели,
следом «Орбит», «Блэнд а Мед».
Поразмыслить, в самом деле
ото всех спасают бед:
если зубы потемнели,
если кариес у вас,
если вы котлетку съели,
«Орбит» снимет всё зараз.
И, признаться, я не ведал –
жвачка мне всего нужней,
после завтрака, обеда
я быть должен только с ней.
Без неё вперёд – ни шагу,
без неё мне – никуда.
На зубах бацилл ватагу
убивает без труда.

Дальше «Сникерсы» и «Бланка» –
макароны, гель и крем,
«Нескафе» крутая банка,
успевай следить за всем.
Перхоть есть, так с нею сразу
мы управимся, в момент,
мигом выведем заразу,
в пять секунд эксперимент.
На глазах легчает прямо,
Видит Господи – не вру,
вот что значится реклама
человеку поутру.
               
Враз усвоил я рекламку,
даже начал песни петь,
вот что значит спозаранку
блок рекламный посмотреть.
А в рекламе, что ни слово –
мощный нравственный заряд,
так и хочется всё снова
видеть мно-о-о-ого раз подряд.

Всё прекрасно понимая,
дел рекламных мастера
целый день меня долбают
начиная аж с утра.
И хожу я вдохновлённый
по квартире не спеша,
окрылённый, просветлённый
и поёт моя душа:
я искусство так не знаю,
как любой рекламный блок.
Потому и повторяют,
чтоб его запомнить мог.

Мне сам чёрт теперь не страшен –
дяди помнят обо мне.
Мы с рекламой сварим кашу:
сколько нас таких в стране.
Я смотрю, смеётесь вы вот –
вы с рекламою в ладу,
я ж однажды сделал вывод:
без рекламы пропаду.

Телевиденье родное,
что ты делаешь со мной?
Я «заряженный» тобою
буду словно чумовой.
Всюду будут мне казаться
эти телечудеса,
всюду будут раздаваться
эти телеголоса.
Только стоит дом покинуть
и на улицу пойти,
понесутся следом, в спину,
будут подгонять в пути...

Посмотрел всего лишь малость –
дыбом встали волоса,
мне попробовать осталось
по рекламе той – «УПСА.»


Январь 2001 – апрель 2007  – май 2021