О любви. Неофициальное

                Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
                ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
                но забыть одну жизнь — человеку нужна, как минимум,
                еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
                И.Бродский

     Сложнее всего заканчивать последние письма, потому что после них не остается ничего. С каждым днем мы все больше теряем друг друга. Не так это просто - соскребать остатки чувств с душевного сосуда. В нашей книге любви страницы почти исписаны. И скоро не останется совсем ни одного листочка.
     Наверное, это письмо должно быть написано по-другому. В каком-нибудь уютном, но не слишком популярном кафе, где на стенах висят работы местных фотографов. На столе – чашка эспрессо, за окном – вид на море. Немногочисленные посетители и я, записывающая свои мысли на листе бумаги. Как в фильмах про писателей, которые я смотрела в большом количестве и с большим удовольствием. Много лет назад, в самом начале, я представляла свое последнее письмо к тебе именно так.
     Но я пишу его скомкано и спонтанно – в четыре тридцать утра, вернувшись домой. Каждому любителю ночного образа жизни знакома эта временная прослойка – между радостью бурного веселья и сном. Когда участники вечеринки начинают лихорадочно рыться в телефонах, определяясь, с кем они проведут остаток ночи.
     Сейчас как раз один из таких моментов: алкоголь уже выветрился, веселиться дальше нет желания, а ехать продолжать вечер – вернее, утро, ни с кем из нынешних ухажеров как-то не хочется.
     По ночам мысли особенно четкие: жизнь, оставляя на заднем плане все лишнее, предстает такой, какая она есть. Поэтому я вернулась к себе, открыла ноутбук – хотя на нем чертовски неудобно печатать – и пишу это письмо. Последние дни все больше похожи на времена написания диплома в Пятигорске. Это совпало с периодом бурного творчества. Помню, тогда я неделю не выходила из квартиры. Еда закончилась, оставался только чай - Greenfield “Spring melody”, и штукатурка падала с потолка… но я была очень счастлива, потому что через поглотившее меня вдохновение ощущала, как никогда, свою связь с искусством. И мне безумно хочется рассказать тебе об этом. О том, что на новом ноуте неудобно печатать, и что никто из новых пассий не вызывает у меня желания дальше продолжать вечер.
     Мой любимец, Чарльз Буковски, писал: «Чувства сгорают с первым же лучом реальности». Все было сном – иллюзиями, мечтами, но они были более реальны, чем обыденность с её серостью и пустотой. И ты был более реальным, чем другие – чем все они, вместе взятые.
     Кого ты теперь вспоминаешь, проезжая реку Кубань? С кем говоришь ночами, кому шепчешь слова любви, с кем делишься своими мыслями? Обмениваешься частицами души.
     Что вспоминают они, когда вы расстаетесь? Глаза? Губы? Руки? Я вспоминаю твой голос. Голос, который будил меня по утрам. Голос, под звуки которого я засыпала ночью.
     Завтра я встану, заварю кофе, сяду за комп… только телефон будет предательски молчать. Из трубки не раздастся ни: «Я скучал по тебе», ни: «Что делаешь?», ни даже: «Привет, как дела?» А если раздастся, это будет совсем не твой голос. Сейчас мне пришло в голову, что последний из четырех моих телефонов никогда не слышал звуков твоего голоса. И, наверное, уже не услышит.
     Знаешь, когда я осознала, что тебя больше не будет? Совсем недавно. Когда сломался будильник. Точнее, настройки телефона слетели, и привычные "повторить сигнал через 10 минут" перестали будить меня каждое утро. Робко и деликатно - в 08.00, настойчиво и уверенно - в 08.10, отчаянно и бесцеремонно - в 08.20.
     Так я просыпалась последние несколько лет. Без тебя. Помнишь, я часто просила позвонить мне утром, особенно в дни важных событий, чтобы я уж точно не проспала. И ты будил меня: и в 7, и в 6, и в 5 утра... Всегда вовремя. А теперь я предпочитаю будильник, поэтому завтра попрошу кого-нибудь покопаться в настройках. И дело не в том, что никто не станет будить меня телефонным звонком. Всегда есть кто-то, кто сможет. И в 5, и в 6, и в 7 утра. Позвонит и скажет: "Доброе утро, дорогая, проснись". Но среди них больше не будет тебя. И, в конце концов, это же слишком личное: "Разбуди меня завтра в... ". Почти как: "Сегодня первый рабочий день Аннет" или бордовое белье с бежевыми рисунками. Это глупо, но это воспоминания. Память не ума, но сердца. И, прямо сейчас, больше всего на свете мне хочется написать тебе: «А, знаешь, что? Разбуди меня завтра. Начни с 8-ми.» Но я больше не имею на это права.
     О, мне хочется рассказать тебе о многом: о кино и книгах, о танцах, о новых друзьях и знакомых, об успехах и огорчениях. Обсудить все – от текущих дел повседневности до ситуации на Украине. Но я не могу. И я сама в этом виновата.
Ты тоже виноват. Не меньше. Если бы не… Нет, в этом письме не будет места для других.
     Эти люди из нашей повседневной реальности – они ничего не значат, мы можем обойтись без любого из них. И могли обойтись всегда.
     Одним из лучших в 2009-ом был, пожалуй, летний день, когда мы с подругой-поэтессой, спасаясь от жары у неё дома, вели философские беседы под красное вино и пиццу, танцевали и смотрели «Кофе и сигареты» и «Страннее, чем в раю» Джармуша. Потом поехали купаться – в Мысхако, один из отдаленных районов города. Мы любили это свободное от наплыва туристов место. И вода отличная – чище и приятнее, чем на городских пляжах. Открытое море. Мы лежали на камнях, болтали, и тут позвонил ты… И признался, что переспал с бухгалтершей со своей работы. С тех пор у тебя было немало «бухгалтерш», и даже «жен», но важнее другое…
     Из событий того дня мне хорошо запомнилась новелла «Рене» в «Кофе и сигаретах». Люди вклиниваются в наше существование, нарушая его одинокий баланс. Кофе с точной концентрацией воды, сливок и сахара. И официант, который так и норовит подлить туда кофе. До знакомства с тобой я не знала чувства одиночества. Отсутствие других людей никогда не делало меня одинокой. И не делает до сих пор. Печальной, скучающей, даже тоскующей… Но не одинокой. Тот самый идеальный баланс сливок, сахара и кофе. Люди слишком боятся одиночества – боятся остаться наедине с собой. Из-за этого страха мы тратим жизнь на людей, которым, по сути, на нас наплевать. Или, того хуже: на которых наплевать нам самим. Вот что меня пугает – не одиночество, а то, что я могу потратить свою жизнь на людей, которых можно заменить кем угодно. На тех, кто не был мне предназначен.
     На одной из предновогодних вечеринок – когда вокруг раздавались тосты, а жидкое золото шампанского лилось по бокалам – я вдруг вспомнила свой первый корпоратив. Я тогда волновалась по поводу платья, а ты сказал, что это абсолютно неважно – ведь во мне главное мой ум. И то, что я творческая личность. Поистине, для тебя никогда не имело значения, во что я одета. И даже то, что я говорю. И что делаю. Было важным лишь то – что я – это Я. Твоя Аннэт.
     С тех пор в моей жизни было много корпоративов. Красивых платьев. Шампанского. Но было так мало людей, для которых было бы важным лишь то, что я – это я.
     Сначала ты полюбил мою душу, а это многого стоит. Не с первого взгляда – с первого слова. Сначала ты полюбил мои стихи, фразы, предложения – и только потом глаза, губы, волосы… и все остальное. Меня саму. В какой из моментов ты стал для меня больше, чем просто Расом, с которым я, как и с десятком других, познакомилась на форуме чеченской поэзии? Где я выкладывала свои стихи, а ты их комментировал, не пропуская ни одного.
     Может быть, в самом начале. В декабре 2008. Прошел примерно месяц с начала нашего общения. Я читала «Бессмертие» Милана Кундеры – на даче, сидя в кресле-качалке, попивая вино и вдыхая запах готовившегося шашлыка. А на экране телефона высвечивался твой номер... Чистая радость жить – здесь и сейчас. И я подумала, что хочу вот так, через много лет: чтобы ты жарил шашлык, а я сидела в кресле-качалке, попивая вино.
     Может быть, ещё раньше – в первые дни – когда тебя расцарапала кошка тети, ты ещё повез куда-то бедное животное… а меня это взволновало больше, чем нужно. Не судьба кошки, а ты.
     Или в тот день. Ты разбудил меня в 6.30, как я просила накануне. В то холодное утро мне так не хотелось вставать! Следом за звонком пришла смс: «Сегодня первый рабочий день Аннэт», и у меня сразу улучшилось настроение. 1,5 часа спустя ты повторил это вслух – позвонив из машины, когда я стояла под дверью одного из Сберовских офисов. Дул ветер. О, такой жуткий, пронизывающий ветер бывает только у нас в Новороссе! Ты как раз выезжал из своего дома, мама провожала тебя на фабрику по переработке угля… и от твоих слов я перестала нервничать и волноваться. А ветер перестал казаться холодным.
     Может быть, когда ты разозлился и первый раз на меня накричал, потому что в течение рабочего дня я не брала трубку: была так занята, что даже не смогла написать смс. А, придя домой, ответила грубо и резко, что устала и хочу спать. Ты обиделся: «Ань, спи, я тебя не слышал целый день, а ты даже не захотела со мной минуту поговорить». И я поняла, что больше не хочу засыпать, не перекинувшись с тобой хотя бы несколькими словами.
     Или 31 декабря, когда я стояла в книжном магазине, намереваясь потратить свой первый аванс, и ты сказал, что благодарен уходящему году, ведь под конец он принес тебе самый лучший подарок.
     Или в период первого расставания. Я думала, что навсегда тебя потеряла… но мы помирились. Благодаря 4 бутылкам вина на кухне подруги-поэтессы и безупречной работе «Мегафон-Кавказ». На следующее утро я проснулась не с похмельем и угрызениями совести, а мыслью: «Какого хрена? Он все равно не вернется». Но ты вернулся.
     Или в конце мая, когда я поехала на встречу выпускников в Пятигорск. Я считала, что напоминание о моей первой глобальной музе заглушит чувства к тебе. Но, когда твои звонки отвлекали меня от танцев и розового мартини, я вдруг подумала, что мне теперь абсолютно плевать. Не на тебя – на него. Хотя в прошлом я посвятила ему целых 27 стихов, а тебе тогда всего 1, и то незаконченный. Кто мог подумать, что мое вдохновение растянется на долгие годы и стихов будет еще 24...
     Некоторые эпизоды кажутся смешными даже сейчас. Например, как я искала в магазинах Новоросса и Кавминвод бордовое белье с бежевыми рисунками. Кстати, я его так и не нашла. Но, запомнив твои слова, очень хотела… К тому же, мне нравился бордовый пеньюар главной героини «Шоссе в никуда» Дэвида Линча. И я решила, что у меня непременно должен быть такой.
     В те времена, когда для меня не существовало никого другого, я любила, наряду с остальными «нашими» песнями, без конца переслушивать «Голубые огни Йокогамы» Аюми Исиды. Эту композицию мне когда-то посоветовал А. (забавно, ведь именно с него началась наша история). Перевода на русский нет, но есть на английский, и финал песни звучит как: "The scent of your favorite cigarettes
     Yokohama, Blue Lights of Yokohama
     This will always be our world"
     Это всегда будет нашим миром.
     Почему нельзя заморозить, законсервировать этот этап? Когда ты уже влюблен, но ещё не привязан. Этап только что открытого шампанского, которое пенится и бьет в голову. Пусть это чувство невесомости и беспричинного счастья быстро выветривается, пусть не оставляет после себя никакого следа, даже в виде похмелья! Как мои любимые полусухие вина – легко, приятно, и наутро голова не болит.
     Наверное, надо было расстаться на этом этапе. Но судьбе было угодно иначе, и в последующие годы появились ещё десятки, сотни мгновений, о которых невозможно не вспоминать. Когда я могла сказать тебе: «Я тебя очень люблю. Очень. Не знаю, что будет завтра, я хочу, чтобы ты знал об этом сегодня». И говорила. Но мы даже не заметили, как это «сегодня» стало «вчера».
     Нет ничего по-настоящему важного и вечного. То, что вчера казалось основополагающим и незыблемым, сегодня – не более чем воспоминание.
     Может произойти все, что угодно, ты можешь больше никогда не увидеть того, кто тебе дорог, но у нас остается память. Нет смысла жалеть о прошлом – оно неизменно. Нет смысла пытаться его вернуть – оно с нами всегда. Нет смысла бороться за него – его никто не отнимет. Память – то, что связывает одного человека с другим, как бы далеко вы не были друг от друга. Даже если все разрушено до конца, мы можем помнить.
     Были и дни, о которых вспоминать не хочется. Их было много. Острых, как рифмы в стихах Габриэлы Мистраль. «В словах прямых, на точность цифр похожих»…
     Не помню точно, какой год это был – скорее всего, начало 2010. Я сидела за рабочим столом, погруженная в дела. То ли по радио, то ли у меня в голове заиграла песня Норико Авайя из фильма «Карта звуков Токио», который я так полюбила осенью 2009. Может, помнишь? Я тебе точно о нем рассказывала. Услышав знакомую мелодию, я провалилась в абсолютную пустоту, как будто опустившись на дно холодного колодца. На несколько секунд – но в тот миг пришло ясное и чистое осознание, что я теряю нечто важное, и уже ничего нельзя изменить. 
     Или мой первый новый год после того скандала. Первый новый год без тебя. Помню, мы с коллегами, закончив рабочий день, поднялись в кафе, расположенное на втором этаже здания, где располагался наш офис. Мы заказали цимлянское шампанское, – отметить окончание 2013 года. Оттуда я поехала в кино, а после долго бродила по торговому центру, думая, как глупо было затевать выяснения отношений и ссоры.
     Позже, на январских праздниках, мне удалось последний раз услышать твой голос. Правда, поводом для звонка стали очередные разборки с участием твоей любовницы, но в итоге мы проговорили несколько часов. Мы не могли расстаться просто так – не сказав друг другу ни слова. 
     Я помню наш последний разговор. Ты еще пошутил, не записываю ли я его, чтобы выложить у себя на странице. О, нет! Все, связанное с тобой, я помню, как будто это было вчера. Ты сказал, что желаешь мне встретить такого же искреннего человека, как ты, с которым я смогу быть так же откровенна, который бы так же меня понимал… Я его не встретила. Те, кто понимает, либо слишком похожи на мою темную сторону, либо сумели в себе ее подавить… но и те, и другие – бегут – от лишних искушений и проблем. Ты тоже бежал. Но всегда возвращался.
     Ты сказал, что ни о чем не жалеешь. Что я преподала тебе урок, и ты больше никогда не сможешь никому довериться… А вот я жалею о многом. И прежде всего, о том, что тогда, в самом начале, не смогла наступить на горло своей гордости. Я говорила, что мне нужна слава, нужен Нью-Йорк, но я боялась потерять тебя. Я же знала, что придется. Но я была глупой и неопытной, и сумела лишь сбежать в свою башню из слоновой кости. Я придумала сценарий и жила по нему. И заставила жить тебя. Теперь я понимаю: я просто боялась любить. Что бы сделала я, сегодняшняя, будь возможность отыграть все назад? О, я бы боролась. Мне надо было приехать к тебе домой, зайти и сказать: «Я Аня, и я люблю вашего сына!». Скорее всего, из этого ничего бы не вышло. Но я бы сделала все, что могла.
     Годы спустя, когда случилась та история со скандалом, люди спрашивали меня: «Зачем ты это делаешь?». А ты не спрашивал, ты за несколько минут, даже не читая моих произведений, разложил по полочкам то, что другие не могли – и не хотели понять. Но больше всего меня поразило другое – ты высказал те мои мысли, которые даже не были опубликованы, а только собирались увидеть свет… и я осознала всю глубину своей потери.
     А ещё многие говорили: «Все забывается, ты непременно полюбишь снова. Может быть не так, иначе… ». Я и сама раздавала такие советы. За те пять лет, – от нашего знакомства до расставания – я встречала других. И каждый раз возвращалась к тебе. С тех пор ничего не изменилось – я встречаю других. И каждый раз убеждаюсь, что не существует никаких «иначе». Мы с тобой вовсе не были идеальными, но мы были идеальными друг для друга.
     Ты просил перевернуть эту страницу и жить дальше, как сделал ты. Не возвращать тебя в прошлое. Отпустить. Но ты забыл одну вещь: я тебя никогда не держала.
     Мгновения, которые я оставлю в памяти, – спасибо тебе за них. Я была очень, очень счастлива. Не буду врать, что кроме тебя, никого не любила… ты сам знаешь, это не так. Ты был свидетелем и слушателем этих историй. Сейчас я бы с удовольствием променяла их все на одну историю – Нашу. Я писала о любви не только тебе. Но только с тобой это было важнее, чем само написанное. 
     Я знаю, мы никогда не будем вместе. И мое глупое сердце никак не хочет с этим смириться. Но теперь это уже невозможно. Да и не нужно.
     Я решила, что иллюзии мне больше не нужны. Но я благодарна… Ты заставил меня поверить в самую желанную, самую притягательную из всех иллюзий. Иллюзию того, что ты не один.
     Хотела ли я все вернуть? Не могу сказать, что не пыталась.
     Спустя примерно год, после историй с М. и С., когда у меня, казалось, были новые влюбленности, эмоции и даже вдохновение, мы сидели в кафе с той самой подругой и, вспоминая о прошлом, обсуждали тот скандал. Подруга-поэтесса, как обычно, все расставила по местам: "Ты потеряла близкого человека, так верни его! И прояви чувства и теплоту, а не удовлетворяй творческое тщеславие. Ты хотела сделать его полностью своим и испить, а в любви нужно что-то давать... Не устраивай ссоры в его гареме - у тебя самой все эти годы фигурировали третьи лица. Ты любишь человека – так не создавай ему проблем, а сделай его жизнь лучше.
     Если люди были дороги и важны друг другу – все можно вернуть. Но надо учиться любить. Не упиваться страстями, вдохновениями, любовью к себе или любовью к любви, а учиться любить другого человека, понимать его нужды, интересоваться им, беречь его, быть деликатным, не требовать слишком многого и просто радоваться тому, что он есть. Даже если он живет не с тобой и делает не то, что тебе бы хотелось."
     Наверное, я никогда не достигну такого уровня просветления.
     Но под пару коктейлей, одним из которых был мой любимый той осенью, «Голубые Гавайи», мы придумали текст сообщения:
     «Прости меня, пожалуйста, за все те гадости, что я говорила и делала в твой адрес. Мне очень не хватает тебя. Ты единственный мужчина, который действительно важен для меня. И я бы очень хотела все исправить и вернуть то хорошее, что у нас было. Я не хочу, чтобы мы теряли друг друга».
     Не помню, отправила я его в тот вечер или нет. Сейчас вот пишу.
     Стоит ли быть вместе, если не то, что догадываешься – заранее знаешь: это не навсегда? Что будет год, быть может, 2 счастья... да хоть неделя. А потом останутся лишь воспоминания. Стоит ли жалеть? Стоит любить. Я могла забыть тебя. В любой момент. Но я никогда этого не хотела.
     Я и сейчас не хочу забывать чувства, которые испытывала с тобой. Все эти минуты, часы, годы… Потому что они замечательные. То счастье кажется мне самым настоящим. И меня пугает мысль, что именно оно и было настоящим.
     Наша встреча – величайшая удача. Я поняла банальную, но такую странную для себя истину – чтобы быть счастливым, необязательно быть талантливым и известным. И во всех моих произведениях важно лишь то, чтобы их прочитал один человек. Благодаря тебе, эмоциям, которые ты во мне вызывал, и вдохновению, которое я с тобой получала, я УЖЕ чувствовала себя знаменитой. Самой умной, самой гениальной, самой особенной. Но так не могло продолжаться вечно.
     В детстве мне очень нравилась книга «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен. В одной из глав Пеппи с друзьями выпивают «таблетки от взросления». Конечно, это были просто конфеты, но героям так не хотелось становиться взрослыми! Они думали, что с взрослением самое хорошее, веселое и интересное заканчивается. Мы, как герои этой книги. Не хотели взрослеть и мириться с тем, что настоящее - и есть наша реальность.
     Но мой Рас стал взрослым. И смирился. Он предпочел жить в реальности, чем со мной, в мире мечты. И он идет дальше – несмотря ни на что, с высоко поднятой головой. Я тоже. Но в другую сторону.
     Мы могли бы состариться вместе и "умереть в один день". Но это не наша история. И, вместо того, чтобы бесконечно перечитывать одну и ту же страницу, надо приступить к следующей. Ибо она куда интереснее и читается легче. Это трудно: мы же так любим возвращаться к особо полюбившимся эпизодам… Да, эти отрывки прекрасны, но так мы никогда не узнаем, что будет в конце. А ведь любопытно, правда?
     Я думала, что с тобой прочувствовала все диапазоны любви, ощутила все её грани. Но я ошиблась. Есть человек, в котором горит тот же внутренний огонь, что и во мне. Он так же ярок, но по-другому. У нас нет – и никогда не будет – столько точек соприкосновения, возможно, мы никогда не будем друг друга так понимать и, скорее всего, не сможем говорить часами... Как это было с тобой. Но, глядя на него, мне хочется, чтобы у нас был мальчик… И чтобы он смеялся его смехом и говорил его голосом. Чтобы он был таким же благородным и мужественным... Это первая история в моей жизни, когда я хочу видеть её продолжение не на бумаге, не в вордовских файлах на экране компьютера, а в другом человеке. С ним я становлюсь лучше, а мои темные стороны замолкают. Только вряд ли они умолкнут совсем. Но пока хранят тишину.
     Знаешь, что самое удивительное и грустное? Я хотела написать ему письмо, но не смогла. Я прислушиваюсь к голосам, но они молчат. Фразы, стихи, предложения… все ушло вместе с тобой. Лишь иногда что-то проскальзывает. Смутное чувство легкого вдохновения неуверенным порывом приоткрывает дверцу внутри меня. И дверь останавливается, осторожно замерев на пороге.
     Я думала, что закончилась очередная глава, но завершилась целая книга. Я боялась, что будет «потом», – а теперь ничего не боюсь.
     Но в глубине моей души всегда найдется место для воспоминаний о тебе. И голубые огни Йокогамы никогда не перестанут гореть.
     2015 г.