Татарский дневник

"Въ последній разъ взглянулъ на милое селенье..."
Александр Иванович Полежаев, 1832
 
Молодая женщина всю жизнь прожила в Джанкое.
Спрашиваю:
- Как Джанкой переводится?
- Никак, Джанкой и есть Джанкой.
- Но ведь название явно татарское и наверняка имеет...
- Нет, не татарское! Татары недавно к нам приехали.
А переводится Джанкой - уютное, милое село.


Темуджин Чингисхан

Тенгри - Вечно Синее Небо
Повелело мне править землею,
Покровительством Синего Неба
Сокрушил я врагов пред собою

И достиг величайшего сана
Под шатром Вечно Синего Неба,
Говорит Он моими устами -
Тенгри - Вечно Синее Небо!


Ипатьевская летопись

Ипатьевская летопись - нашествие на Русь.
Об этом злоключении судить и  не берусь,
О том, что было не было, кто прав, кто виноват,
О дружбе, о предательстве, о том кто кум, кто сват.

Бог испытанье допустил, нагрянула беда -
Пришла под стены городов монгольская орда:
Урдюй, Байдар, Куюк, Бирюй, Бечак, Меньгу, Кайдан...
Безбожная Великая Орда измаильтян!

Рязань, и где ж теперь твои хвалёные друзья?
К тебе на помощь не пришли соседние князья,
Всех покорила и смела Батыева рука -
Пропала Русская земля на долгие века,

Повсюду криками полна и ратными людьми,
Куда не глянь, их тьмы и тьмы, гляди хоть не гляди.
От ржания коней его, от вопля верблюдов,
От скрипа множества телег стоял ужасный рёв.

И стрелы, помрачая свет, ложились, как стерня,
Ломались копья и щиты и лопалась броня,
Метали бомбы день и ночь из камня-валуна
Орудья стенобитные - лишь ухала стена.

Рязань всю перебил Батый, пожёг и церкви в ней,
Сосуды золотые взял и множество камней,
И долго дым над ней стоял и запах мёртвых тел,
Никто потом на месте сём селиться не хотел.

Батый осадой взял Козельск, назвавши - "город злой"
За непокорство сжёг его, смешавши кровь с золой.
Немало в битве полегло и русских, и татар,
До смерти город защищал народ и млад, и стар.

Епископ добрый Симеон злодеями убит,
И каждый здесь клочок земли был кровию полит.
А княжеские сыновья на поле полегли,
Среди порубленных костей найти их не смогли.

Но князя видели в бою, был окружён наш князь,
Изрублен был и втоптан был конями в кровь и грязь,
Татары раненным нашли средь мертвецов своих,
И, ради храбрости его, оставили в живых.

Стремились дальше на закат и кони, и стрелки,
К богатой цели понеслись кочевников полки.
С огромной силою Батый пред Киевом стоял,
Дивился красоте его, величье прославлял...

Свидетельствуют, что Батый "христианином" был,
При том, что очень много зла повсюду натворил.
Спаси и сохрани, Господь! Чтоб не пошли в Тартар
Потомки выжившие тех и русских, и татар.


Надпись на камне

В прохладе над ручьём
Мы тоже отдыхали,

Отвагой и мечом
Весь мир завоевали,

Ушли же из него,
Едва моргнув глазами,

Не взявши ничего,
Легли в могилу сами.

1511 г.
У селения Оббурдон
в верхнем течении Зеравшана
Бабур - полководец, падишах Индии и Афганистана,
основатель Империи Великих Моголов, поэт
повелел выбить сии слова Саади на камне


Хроника Великой Монгольской Войны

"Нужна Сибири новая война -
Великая, победоносная!
Желательно, чтобы была она
красивая, молниеносная."

Аляска нам пока не светит,
к тому же там мороз и ветер.
И на злом энтузиазме голом,
сподручней воевать с монголом.

Пресёкся Чингизидов род,
и стал монгол совсем не тот.
Пора без лишнего сподвига,
припомнить им былое иго.

(Но, если пошукать по свету,
друзей верней и ближе нету)
Бей своего зело и ладно,
чужим чтоб было неповадно!

Восток останется Востоком,
всегда коварным и жестоким -
и, не стерпев обиду братью,
китаец двинул рать за ратью.

А с "китаёзой" шутки плохи,
они плодятся словно блохи,
плюс, всякое у них оружье,
их трудновато взять в окружье.

Скажи-ка дядя, ведь недаром,
Москва, спалённая пожаром,
Китаю отдана?
Ведь кое-кто за это даром
или на полке с банным паром
в честь Дня Победы над Тартаром
получит ордена!

Но скоро, при таком раскладе,
китайцы будут в Петрограде,
назло надменному соседу -
сааму, викингу и шведу,

литовцу, латышу, эстонцу,
поляку, пруссаку, чухонцу,
хохлу, карелу, белорусу,
румыну, венгру, гагаузу,

двойняшкам - чеху и словаку,
фракийцу, гунну, готу, даку,
алану, скифу и сармату,
румыну, греку и хорвату,

мегрелу, свану и албанцу,
армяну и азербайджанцу,
единоверцу-иноземцу
и иноверному туземцу,

чечену, турку, курду, друзу,
афганцу, персу и индусу,
боснийцу, греку, македонцу
и узкоглазому японцу...

Так лучше уж, япона мать,
с монголами не воевать!
Мир лучше сохранять земной,
соседям не грозя войной.


Сагадат

Он говорил, что будет жить
До ста пятидесяти лет,
И я подумал: может быть,
А что, вполне себе обет,

Уж очень крепким был старик,
Худым и гибким, как глиста,
Но умер в девяносто три
И не дожил до полных ста.

В нем не хватало доброты,
Упрямства же не занимать,
При этом мог, из простоты,
Гостеприимством удивлять.

Советский до мозга костей,
Американцев он учил,
Как им воспитывать детей,
И неуместнейше шутил.

Искал восточную жену
Моложе лет на сорок пять,
Хотел и даже не одну,
Чтоб в очереди не стоять.

Считал, что он неотразим,
И, видимо, когда-то был,
Но, не под старость лет и зим,
О чём не знал, плюс - позабыл.

При этом вспыльчив очень стал,
И даже с близкими людьми
Переругался аксакал,
Как старый конюх с лошадьми.

Пришлось на детство у него -
Коней пасти для ратных дел,
Кому тогда жилось легко?
Портков дырявых не имел.

Однажды, помню, говорит:
Мой славный предок - Чингисхан!
Наверное, я – чингизид,
По духу я не раб, я - пан...

Ровесник моего отца,
Хоть ты считал, что Бога нет,
Молил я за тебя Творца,
Чтоб приоткрыл тебе Свой свет.

Ты даже слушать не хотел,
Но помнил, что познавшим смерть
Аллах за лучшие из дел
Приоткрывает Неба твердь.

Покойся с миром, Сагадат!
Я буду по тебе скучать,
Проездом, может, иногда
Твою могилку навещать.

Надеюсь, что Господь, любя,
Спасёт, по милости, тебя.