А в мире нет сильней недуга

I

Смешной и жалкий Мориарти,  да ждал ли ты такой итог?         
Ты должен был ещё на старте …, а впрочем, гордый, что ты мог?
Ведь не за дозу кокаина тебе объявлена война       
и для тебя готова мина, да и к тому же не одна!
Самовлюблённость и гордыня  тебя заводят в никуда               
и ты приговорён отныне пропасть для мира без следа.       
Ты думал,  для великих судеб не хватит на земле камней,
но «победителей не судят» –  девиз подонков и вождей,
что собственно одно и то же, во всех мирах, во все века,       
ты это понимал, похоже, и даже знал наверняка,
но, человеков презирая, их ставя ниже, чем собак,
ты говорил: у каждой стаи природный должен быть вожак.
Ты говорил: Вы жалки, люди, вы подневольны, вы рабы,               
вас от молчанья не пробудит зов иерихонской той трубы,
вы против правил не восстали, хоть составляли большинство
и даже в ад вы не попали, а лишь в преддверие его.
Там все, кто знали и молчали, молчали, только и всего.

Ни на авось, не нарочито, тебе не повернуть домой,
тебе, как королю бандитов, назначен ада круг седьмой.

II

А в мире нет сильней недуга, чем страсти к знанию недуг,
он как особая заслуга ведет туда - на первый круг.
И пусть ханжи и пустомели слова, журчащие ручьём,
без устали и смысла мелют, мораль здесь вовсе ни при чём.
Не заслужить его моленьем, не воспитать его постом,
не оправдать его спасеньем, на поле не найти пустом.
Я жил без горя и без муки, душой ленив, как все вокруг,
как все в округе близорукий, как всем в округе недосуг
мне было размышлять о главном, заботой душу утруждать,
но верил я всегда тщеславно, что есть на свете благодать,
что день придет и в ту же воду, войду и жизнь повторю
и обрету тогда свободу подобно псу-богатырю.
Не как английский лучник бравый, я ворочусь к себе домой
как ратник в войске Святослава, как  воин с пёсьей головой.
Все станет мне тогда под силу и профиль непокорный мой
покинет свежую могилу и пропасть ада, круг восьмой.
На жизнь оскалюсь как волчонок перед тарелкою мясной …

Мой голос снова станет звонок, нальётся кровью кожа щёк
и кто-то спросит удивленно: а что, он разве жив еще?

III

Не нам в густом тумане будней себе как мантру повторять
про то, что проще и паскудней к нам возвращается опять
кругами похоти и страсти, кругами спеси, воровства,
под знаком звезд, под знаком свастик, под тем, что словом не назвать…
Я не согласен возродиться в руках религии любой,
мне не нужна любая жрица, любой, стоящий над судьбой,
любой, кто хочет нас направить и благосклонно поучать
и к жизни праведной наставить, убрать сомнения печать,
назвать, что будет нам полезней …,  я предпочту иной маршрут
и тот особый вид болезни, что одиночеством зовут.
Ещё я знаю, что бессмертен, не потому, что не умру,
а потому, что после смерти не мой черёд вести игру.
Не мне ошметки пошлых истин на душу лягут как бальзам,
не нужен фиговый мне листик, я за себя отвечу сам.
Не знаю я, в году котором увижу как порой ночной
лирическим народным хором стоят березки под луной,
как будто этот мир им впору и им не нужен мир иной.

Под ветром зашумят березки и смоет дождик к четвергу
с извилин на открытом мозге луну во взорванном мозгу.