Маргарита человек разумный часть 379

Маргарита человек разумный часть 379

Каптар, попавший таким путем в семью, оказывается сильным и трудолюбивым Работником – таскает воду, колет дрова, косит сено. Правда, он все приказы исполняет «наоборот», так что ему приходится предлагать «не ходить за водой», «не пилить дров» и т.д. Все рассказы о пребывании каптара на роли домработницы неизменно оканчиваются следующим эпизодом: воспользовавшись отсутствием взрослых, каптар подходит к маленькой дочке своих хозяев и, протягивая ей красное яблоко, просит ее вытащить иглу. Ребенок повинуется. Тотчас же каптар глубоко ей раздирает когтями правую щеку и скрывается в горах.
Описание каптара, его повадок, история его пленения и бегства повторялись нам со стереотипным однообразием десятки раз. По правде сказать, нам стоило большого труда их выслушивать: с самого начала мы знали все, что сообщит нам рассказчик.
По словам некоторых очевидцев, излюбленным времяпрепровождением каптара является катание на лошадях по ночам. Каптар носится на ней часами; утром лошадь застают взмыленной, усталой, голодной, а грива ее заплетена в косички. Однако, ни разу нам не удалось найти ни бывших хозяев каптара, ни ставшей матерью девочки со шрамом на правой щеке. Они или умерли, или уехали неизвестно куда.
Таков портрет каптара, приведший членов группы, по природе склонных к пессимизму, в глубокое уныние, а тех, кого радуют все явления жизни, – в состояние неудержимого веселья. Было совершенно ясно, что в Белоканы мы столкнулись с одним из представителей шаловливого племени русалок и леших, ничего или очень мало общего имеющих с каким-либо реальным зверем, разве только с лаской.
Вместе с тем, если отбросить иглу, яблоко, катание на лошадях и капризы каптара, то сам внешний образ невзначай встреченного каптара – его «фасон», по местному выражению, носил поразительно реалистический, я бы сказала, натуралистический характер. Его рост, белая окраска, закрывающие лицо волосы, длинные груди самок, часто заброшенные на плечо, его прыгающая походка описывались во всех рассказах с подкупающей искренностью.
Тем не менее, нам слишком трудно было свыкнуться с мыслью о возможности существования подобного создания. Мы решили, таким образом, сразу после засидки с дедом-охотником, возвратиться в Закатаны, к рыжему вехши-адаму, куда более соответствующему сложившемуся у нас представлению о «снежном человеке». Но, кстати, какого каптара собирается нам показать дед – черного сурового великана или эту белую пляшущую чертовщину? «Конечно, белого», – удивившись нашему вопросу, ответил Хаджи Магома, – «Каптар только белый бывает. Белый, белый, как снег. Завтра пойдем в засаду. Может быть, он в первые же ночи не придет, но за полнолуние мы, наверное, увидим его».
В тот же вечер мы вернулись к большому разговору о стрельбе, начатому еще в Москве. Мережинский считал необходимым, при первой же встрече, стрелять в человекообразное существо. Я была категорически против. Я считаю одинаково важными все аргументы, которые я приводила в защиту своей точки зрения. Последовательность, в которой я их здесь излагаю – случайна и не определяет их значимость.
1. Возможно, что нам суждено первыми увидеть существо, представляющее необычайный интерес для науки. Речка Казбина, куда нас собирался привести на засаду старый охотник, по уверениям жителей, систематически посещалась каптаром. Так, за последние четыре дня его видели здесь дважды: 14 сентября его видел охотник Оганесов, а 16 сентября – женщина, проживающая у мельницы. Сам наш дед трижды видел его у этой речки в разные годы. Следовательно, если только это создание существует, мы, вероятно, сможем увидеть его вновь и не раз.
Таким образом, мы могли рассчитывать на возможность вести исключительные по своей важности наблюдения за этим существом в его естественной среде. Наличие яркого лунного освещения и чрезвычайно чувствительных пленок при ослепительно белой окраске каптара позволяло нам надеяться на получение серии кадров, где обозначились бы, по меньшей мере, общие контуры существа.
2. Нет сомнений, что каптаров сохранилось считанное количество. Лишить жизни одну из последних особей, по несчастной случайности могущей оказаться последним самцом, было бы непоправимым преступлением. Установив действительное существование зверя, заручившись поддержкой местных властей и охотников, обнаружив место и время его появления, выследив пути его ухода, организовав цепь засидок, мы могли рассчитывать, с большой долей вероятности, на возможность изловить его живым.
3. Я не упоминаю о такой «мелочи», как данное старому человеку честное слово, что никто из нас стрелять в каптара не будет. Если бы мы смогли привести ему в оправдание выстрела, допустим, возникший испуг, то это объяснение не избавило бы старика, видного деятеля «прихода» мечети, от обвинений, несомненно посыпавшихся бы на него со стороны стариков-мусульман. У нас не было ни инструментария, ни препаратов, ни сосудов, необходимых для исследования и сохранения органов, в частности, мозга, крови, желез внутренней секреции.
4. Нашими единственными трофеями оказались бы шкура и кости.
5. Прицельный выстрел по подвижному объекту, в ночной обстановке, когда столь изменчивы конфигурация предметов и представления о расстоянии, требует большого опыта и далеко не по плечу первоклассному стрелку. Мережинский около 20 лет не держал оружия в руках, мне тоже давно не приходилось тренироваться, никто из нас никогда не охотился и не совершил ни одного ночного выстрела. При этих условиях выстрел в ноги с тем, чтобы только ранить, я рассматривала, как чистейшую фантазию.
6. Мережинский располагал лишь малокалиберным оружием. Беспомощность малокалиберной винтовки доказывается тем, что до 40% пораженных выстрелом птиц и мелких животных остаются практически невредимыми, в связи с чем в охотничьей литературе умножаются, последнее время, требования запретить охоту с малокалиберной винтовкой. У Мережинского же была даже не винтовка, а малокалиберный тренировочный пистолет, вдобавок, неисправный. Единственным результатом использования этого инструмента была бы безнадежная потеря вспугнутого каптара.
Слов нет. Каждого из нас глубоко волновала мысль о возможности первым открыть «снежного человека», представив неопровержимое доказательство – его труп. Однако такое примитивное решение проблемы казалось мне более к лицу группе искателей приключений, чем образованным людям, представляющим, в данном случае, советскую науку. Я считала, что мы должны смирить наше нетерпение. Одно только констатирование действительного существования каптара, подтвержденное фотокадрами, могло утешить наше тщеславие. Я не говорю о том, как невелика была бы охотничья честь застрелить из-за угла беззащитное, пугливое существо, столь схожее с человеком, видимо, доверчиво относящееся к нему и никогда не испытавшее от него обиды.
Возникшая же ситуация прибавила к этим соображениям еще два, уже вовсе не теоретического порядка: Нам было известно о поразительном сходстве каптара с человеком. Нам также были известны случаи ухода отдельных жителей в горы. Об истинной же природе каптара, мы ничего не знали. Мы не могли, следо-вательно, отвергнуть возможность того, что под нашим выстрелом окажется не человекообразное существо, а человек, ставший под влиянием иск-люючительных обстоятельств звероподобным.
Наконец, нам предстояло устроить засаду не в отдаленных горных лесах, а на окраине села, в нескольких десятках метров от жилых домов. Нам не были известны привычки, нравы и особенности местных мусульман. Ничто не могло нас гарантировать от выстрела в человека, совершающего ночное омовение, или случайно оказавшегося у речки, или, наконец, решившего устроить над нами невинную шутку.
Последствия случайного ранения или убийства человека оказались бы ужасными. Не говоря о моральных терзаниях, подобный инцидент повлек бы катастрофу для всей деятельности Комиссии по изучению вопроса о снежном человеке. Ее многочисленные противники не преминули бы представить Комиссию, как группу социально опасных лиц, настолько одержимых своей идеей, чтобы стрелять в жителей азербайджанского города, видя в них… йети. Деятельность Комиссии завершилась бы непоправимым скандалом.
Такова была моя точка зрения. В тот вечер я ее изложила в особенно кате-горической форме. Стрелять – и то наверняка – я считала допустимым лишь в исключительном и маловероятном случае нападения со стороны каптара, Мережинский со мной полностью согласился. Первые две ночные засидки на берегу речки Казбина, 16-го и 17-го сентября, не дали результатов. Поблизости от нас раздавались выстрелы – только что открылся сезон охоты. Наш дед явно нервничал, опасаясь, что эти выстрелы вспугнут каптара. 18 сентября мы разместились в другом ме-сте: на той же речке, но в непосредственной близости от окраинных домов селения того же названия. Мережинский с дедом засели у поляны, смежной с речкой, Зерчани-нов и я – метров на 80 выше по течению той же речки, представляющей собой, собственно, крупный ручей.
Едва мы расположились и поднялась луна, как ровно в 20 ч. 45 м. до нас двоих донесся выстрел пистолета. А через несколько минут явился Ме-режинский, в состоянии глубокого аффекта, дрожащий, бледный, покры-тый потом: «Я стрелял в человека или в черта!» – таковы были его первые слова. Мы перешли к поляне, где, не переставая дрожать, Мережинский рассказал о том, как он увидел издали промелькнувшую белую фигуру, шедшую на двух ногах и принятую им вначале за очередного охотника. Почти тотчас фигура исчезла, но стал раздаваться сильный плеск в речке.
Белая фигура снова показалась на несколько мгновений, на расстоянии в 40-50 метров, а затем с поразительной скоростью пробежав вверх по речке около 30-40 метров, выскочила на четвереньках из речки на поляну, прямо перед засидкой, в 12 м от нее, встала на задние ноги и издала звук «Хе-хе-хе». Уже, когда она появилась вдали и дед взволнованно шепнул Мережин-скому: «Аппарат! Аппарат!», Мережинский схватил не фотоаппарат, а свой пистолет.
Выстрел произошел почти одновременно с появлением перед за-сидкой существа, который, таким образом, был в поле зрения Мережинского не более 3-4 секунд. Мережинский стрелял, не целясь, не различая, как он нам сознался, ни мушки, ни даже дула пистолета. Ослепленный вспышкой, Мережинский уже не видел больше существа, а только слышал, как оно с еще большей скоростью убежало вниз по воде. Насколько успел разглядеть Мережинский, существо сильно напоминало худого взрослого человека и, действительно было ослепительно белого цвета. Никаких подробностей Мережинский рассмотреть не успел.