Были времена и похуже

Были времена и похуже,
в стуже погибала Москва,
в снежной, исторической стуже
летела с плеч и моя голова.

Славяне всегда жили розно,
при Петре  I , при Иване Грозном,
при городе Грозном,
даже безбожно.

Но как-то друг другу помогали,
нас сплачивала беда
и в трудностях уважали
мы ближних всегда.

В союзе творцов все не такие,
все странные и иные,
все битые, но не добитые,
непобедимые, не разбитые.

Вставали на расколенное железо,
руки страдали в кипящей воде,
и улыбалась нам бездна,
среди звезд, на высоте.

Не были мы слишком гордыми,
не знали эгоизма и зла,
мы были настолько свободными,
насколько награждала судьба.

А я рос без мамы и папы,
женился на родине я,
чтоб грязные и западные лапы
не смогли погубить меня.

Я помню ! Разрушенные стены
и Муравейник живой
и голод, и сухари, и нервы,
и как не хотел возвращаться домой.

Я помню! Как флаг опустился
и танки рычали в ночи,
а я ведь тоже за родину бился,
меня исцеляли врачи.

И у меня были свои победы,
и родина улыбалась вновь,
летели стихи-ракеты,
спасая народную любовь.

И вновь, стих читаю на рубке!
Начальник о чем-то молчит.
- Да что же мы все, как придурки?
Он про себя говорит.

Однажды, холодным утром,
явился мне красный ковер,
и как нас холодным супом
кормили. Перебор!

Начальник смотрел с укором
и злился скорей на себя:
- Ты с почкой одной? Красавчик.
Как держит тебя Земля?

Я видел, как Господь милосердный
явился в глаза посмотреть.
- Спасибо, что слышал мой Голос,
ты жизнь воспевал, а не смерть.

А мне так не нравится. Не нравится,
когда избивают друзья.
Ведь друг-это верность и счастье,
а ненависть - трусость всегда.

Устав от эгоизма и злости,
от подлости и вранья,
я все еще способен. Способен!
Жить ласково и любя.

А мне говорят:
- Ты все еще веришь?
Ты родину любишь еще?
Она же больная. Больная.
Больная твоя МАТЬ.
А я отвечаю :
-  Как же добро?
Любовь? Или дети?
Дружба? Мать? И Отец?
Ведь больше всего на свете
не хочется умирать,
наконец.

***
Ведь больше всего на свете
не хочется умирать, наконец.
***