XX-й съезд поэма-миф

XX-й съезд

поэма-миф (о подлости Хрущёва)

                1 
АВТОР:

Мой друг, во времена больших свершений,
Когда в котле побед вскипает дно,
Для одоленья горя и лишений
Уместней хора мнение одно.
Сменить на торжество лихую долю,
Жизнь воскрешая в битвах каждый год,
Страну с колен поднять сумеет воля,
Которой верит до конца народ.
И каждый в общей должен быть упряжке,
Соратником в невиданных делах,
В размахе будней верить не бумажке –
Способностям, заложенным в умах.
Но, как всегда, вползая в круг арены,
Тяжёлой гирей устрашает рок:
Враги, балласт, скопленья всякой пены –
Примкнувших, не своих и лежебок.
Немало их, они – такая масса,
Что может долго не тонуть, а плыть.
И ожидает эта пена часа,
Когда вольготней властвовать и жить.
И вот свершилось (этот день бесславен),
С Истории “секретный” сорван гриф, – 
Вождь всей страны бесстыдно опоганен,
О нём постыдный, грязный сложен миф.
Десятки лет угодливые слуги
За слово правды  выдают  нам ложь:
Идёт молва о Сталине по кругу,
А правды в ней, возможно, ни на грош. 
И мало кто всей тяжкой правды ведал,
Что Сталин нёс чрезмерно тяжкий крест.
И вот она – Хрущёвская победа,
Что дал стране XX-й громкий съезд.
Но час придёт. Придёт она – расплата.
О ком трубили страшный миф? О ком?
Так что ж с трибуны нам вещал Оратор,
Размахивая грозно кулаком?

                2
ХРУЩЁВ:

«Из маленького горского народа,
Где о таком и думать не могли,
Он вдруг в борьбу вмешался за свободу
И счастье пролетариев Земли.
И в нём взыграло непомерной страстью,
По-горски своенравней и вольней,
Желанье обладать бескрайной властью,
Быть выше всех, вершить судьбу людей.
И он примкнул к революционерам,
Рискуя от жандармской пули пасть,
Приняв марксизм, как средство и как веру
Борений за желаемую власть.
И, чтоб о нём повсюду говорили,
Чтоб имя сталью веяло, звеня,
Отрёкся он от рода Джугашвилей
И Сталиным нарёк он сам себя.

Честолюбивый, хитрый, скрытный, нервный,
Речей не говоривший сгоряча,
Пробрался он в когорту самых верных
Сподвижников великих Ильича.
Он выжидал упорно, терпеливо,
Стараясь в точку, рассчитав, попасть,
И незаметно набирался силой,
К рукам всё время прибирая власть.
Он был всегда готов свершить немало,
И поддержать любой партийный клич,
Но грубиянство в нём преобладало:
ЦК предупреждал о том Ильич.

Борьба за власть – опасная затея.
Но Сталин верно мыслил наперёд,
Что только верность ленинским идеям
Позволит дальше повести народ.
Простор для дел был целиною чистой.
Он правил миллионами людей.
Кто мог учить, как жить, ЕГО – марксиста,
Преемника всех Ленинских идей?!

Народ кипел, одолевая беды,
От ран освобождаясь навсегда,
И жадно впитывал в себя успех, победы
И новь освобождённого труда.
Но вместе с этим вдохновеньем гордым
Всё время зрел чудовищный обман:
Все достиженья, выси и рекорды
Не заслонили новых страшных ран.
И многим ныне непонятно, странно,
Не верится Истории весам,
Что самой кровоточащею раной
Нежданно оказался Сталин сам.
Он ощутил, что с центра до окраин,
До самой отдалённой стороны,
Он – властелин, диктатор, царь, Хозяин
Необозримой, доблестной страны.

Ритм жизни был неудержимо боек,
Одновременно сдержанно бедней,
Поскольку с частоколом новостроек
Росли и частоколы лагерей.
А были ль у Него часы прозрений?
Иль за содеянное был Он очень горд,
Когда Он вниз с трибуны Мавзолея
Взирал на свой доверчивый народ?
Ведь люди шли в гипнозе его воли
И славили от всей души – Его,
Не зная, что в потоках их же крови
Возвысилось величие всего.
И в сорок первом, в бой, от Мавзолея,
Полки шли с верой в Сталина вдвойне,
Не зная, что, диктаторски наглея,
Он путь открыл нагрянувшей войне.
Пусть Он путём различных мирных акций
Оттягивал войну, насколько мог,
Его боязнь военных провокаций
Швырнула нас под фрицевский сапог.
Печальна ужасающая тризна.
Мы забывать не вправе никого:
Ведь двадцать миллионов светлых жизней
На совести упрямца одного!

Ожесточаясь сердцем год от года,
Живую душу превращая в сталь,
Он, освятивший термин – «враг народа»,
Таким врагом народу лично стал.
И часто слышно, не в порядке мщенья,
И людям трудно говорить без слёз,
Что Сталину – не может быть прощенья
За тот ущерб, который он нанёс.
Мы не должны, всю горечь правды помня,
И, жертвы произвола все почтив,
С любой вождистской звонкой колокольни
Трезвонить страшный сталинский мотив.

                3

Как будто мы несёмся вскачь.
Мелькают крупно лица:
Налётчик – ссыльный – вождь – палач…
В ушах – не ветер, – горький плач…
Резвее, кобылица!
Долой с твоих и моих глаз
Убийственные шоры!
Ура! Мы – вольные сейчас!
Прошла пора решать за нас,
В сердца вонзая шпоры.
Барьер, ещё, – покажем прыть, –
Преодолеем сходу.
Свободе и покою – быть!
И никому не истребить
Достоинство народа!
Нам нет преград. Не нужен хлыст.
Не трусь. Посыл… Повален! –
Раздавленный кавалерист –
Он – ненавистный Сталин!
В отвал всё прошлое свезём
И на помойку плаху.
Мы осмелели. День за днём
Страна живёт без страха».

                4

АВТОР:

Мы все желаем райских кущ,
А не тюрьмы и зоны,
О культе миф придумал ХРУЩ,
Хваля свою персону.
Мой друг, неправдой не живи,
Подумав, стань нормален:
ХРУЩ по колено сам в крови,
Ответчик – только Сталин.
ХРУЩ правды вовсе не сказал –
Хитёр, – ума палата.
Террор не Сталин развязал,
А ХРУЩ и партократы
На Истине поставлен крест
И загнан смысл в берлогу.
Сограждане! – XX-й съезд
Был съездом ДЕМАГОГА.
Кто досконально правду знал,
И пикнуть не посмели.
ХРУЩЁВ, что можно, оболгал,
Своей добившись цели.
Свою вину НИКИТА скрыл
(Приёмчик демагога),
Но культ ХРУЩЁВА также был,
Как культ царя любого.

Ноябрь 1987