Кицунэ

Охрипшая у входа пёсья стая.
Трактир, кабак японский — идзакая,
Где случай свёл охотников на лис.

Саке привычно наливали в чарки.
И не понять — где правда, а где байки,
Узором рэнга повести плелись.

Седой как лунь, глаза черны, что вишни,
Старик сказал: "И я охотник. Бывший.
Из тех, кто не промажет и в гробу.

Убийством побеждал былые страхи,
Охранным иероглифом собаки
С младенчества отмеченный на лбу.

Я расскажу, коль есть охота слушать,
Историю, что рвёт как прежде душу.
Забыть бы рад. Да не забыть вовек.

Бежала по земле быстрее птицы
Цзе, кицунэ иль рыжая лисица.
Стрелял в лису, а умер человек.

Он мне сказал: "Я был одним из многих.
Искал себя, свой путь, свои дороги,
Когда однажды встретил кицунэ.

Её прекрасный лик был свыше даден.
А может быть, нечаянно украден
Из тех прекрасных снов, что снились мне.

И шаг её был лёгким и неслышным.
Так облетает лепестками вишня,
Цветущая при призрачной луне.

И взмах ресниц — тень стрекозиных крыльев,
И свежесть губ, и шёлк волос чернильных...
Что впору позавидовать весне.

Она умела быть второй луною,
Огнём, водой и девушкой земною.
Молилась на Полярную звезду.

Меня учила быть февральским снегом
В холодной пустоте ночного неба
И превращаться в рыжую лису.

Влюблённые почти всегда беспечны.
Уверены, что счастье длится вечно.
С фортуной мы играли в шашки го.

Мы в их игре — грошовые монетки,
Сверчки, поющие в ивОвой клетке.
Не обмануть завистливых богов.

Я был всегда на расстоянии крика.
Хранил её от зла, обид и лиха.
Пытался от неё я гнать беду.

Теперь умолкли ружья и шутихи.
И стало в мире как-то слишком тихо.
Она зовёт меня, и я иду".

Охрипшая у входа пёсья стая.
К товарищам вернулся в идзакая.
Там шкурки лисьи в капельках росы.

И лисьи свадьбы землю поливали.
Я видел, как по радуге бежали
Две тени золотые, две лисы".