Война и мир. том. 1. часть 2. гл. 10-35а и 10-35б

10-35а

Андрей поселился в российском посольстве,
Знаком был  Билибиным очень давно,
Он принят послом с русским всем хлебосольством,
И было вдвоём им уютно, тепло.

— А, милый ты князь, нет приятней мне гостя, —
Навстречу ему молвил русский посол:
— Франц, в спальню мою ты снеси вещи князя,
Он путь очень трудный к нам в гости нашёл.

Умывшись, одевшись, накормлен обедом,
Был князь приглашён, наконец, в кабинет,
Ему этот рай был давно уже ведом,
Но вот на войне его жалко, что нет.

И, кроме того, ему было приятно,
Австрийского после приёма здесь быть,
С послом обсудить боле ясно и внятно,
Как Австрия будет под Францией жить.

Билибин был лет тридцати пяти, холост,
И круга с Андреем он был одного,
Знакомы ещё в Петербурге, и возраст —
Почти одинаков у них, заодно.

Но ближе они познакомились в Вене,
В приезд их с Кутузовым перед войной,
И оба они с обещающим рвеньем,
Их выбранный путь признавали, как свой.

Служить дипломатом он начал в Париже,
Затем — Копенгаген и Вена — теперь,
Добился он поприща явно с престижа,
Когда и в какую стучаться знал дверь.

Хорошим, толковым он слыл дипломатом,
Работу любил и работать умел,
С профессией связан был крепким канатом,
И быть им по жизни — его весь удел.

Умел он искусно и метко, изящно
Составить любой циркуляр-документ,
В котором всегда всем понятно и ясно:
В нём — каждый весомый его сантимент.

Любил разговор, также как и работу,
Когда остроумным последний мог быть,
В беседах его — постоянной заботой
Всегда остроумное что-то вносить.

По венским гостиным в ходу его фразы,
И часто влияли на важны дела;
Порой, вызывая людские экстазы,
И слава о нём, как посла, расцвела.

— Теперь расскажите нам подвиги ваши, —
Так молвил Билибин, начав разговор;
— Ну что говорить, ведь победа — вся наша,
Не всё ж отступать, навлекая позор.

Болконский тактично и скромно, ни разу,
Не у;поминая нигде о себе,
Поведал ему с возмущеньем: отказом
Был встречен министром он в этой в просьбе;:

Принять, как курьера, главой государства,
Важнейшую новость посланник привёз,
А он, чтоб унизить союзника-братства,
Приём тот, возможно, на завтра отнёс.

Им весть о победе сказалась неважной,
Отсюда и — пренебрежительный тон,
Такую победу считать бы отважной,
Меня — как собаку на кегельный кон.

— Однако, мой милый, при всём уважении
К российскому воинству прошлых времён,
Так эта победа, при всём отступлении,
Хотя наш Кутузов и очень умён;

Считаю, она — не из самых блестящих:
Обрушились армией всей на Мортье,
А сам он от вас — лишь в числе ускольнувших,
К тому же, он слаб, лишь — с дивизьей к борьбе.

— Однако, серьёзно — так это победа,
Без помощи Австрии в этой войне,
При тяжести всей, нанесёт она вре;да,
Французов престиж пошатнулся в беде.

— Но, всё же, вопрос остаётся открытым,
Как маршал сумел избежать этот плен?
— Хотя оказался их корпус разбитым,
Но в битве всегда много всех перемен.

Мы в тыл должны были зайти рано утром,
Маневр удался лишь под вечер, к пяти,
Не всё удаётся нам сделать попутно
И, как на параде, всем строем пройти.

И вы не внушили тогда Бонапарту,
Могучим своим «дипломатным» путём,
Оставил бы Геную лучше, в азарте,
Военном, во всём, ненасытном своём.

Вновь молвил ответом Билибин Андрею:
— Я знаю, вы мыслите очень легко,
Брать маршалов в плен, свои косточки грея,
Здесь, сидя в кресла;х, пред камином — тепло.

— А всё-таки вы же его и не взяли,
И Франц, августейший австрийцев король,
Считайте, победу всю вашу замяли,
Я больше скажу, и не та её роль.

— Теперь мой черёд допросить вас, мой милый,
Признаюсь, никак не могу я понять,
Весь пафос австрийцев сказался столь хилым,
Они же без нас не могли воевать.

Великий стратег Мак теряет всё войско,
Эрцгерцоги Карл, а за ним Фердинанд,
Ошибки бездарно вершат так «геройски»,
Им всем бы устроить позора парад.

10-35б

Кутузов один лишь добился победы,
Развеял их не;победимости миф,
В австрийскую спесь он причислил все беды,
Страну всю пустили разбиться на риф.

— До ваших побед всем австрийцам нет дела,
Над ротой врага хоть победа важна,
Их гордости, спеси совсем нет предела,
(Эрцгерцоги стоят друг друга всегда).

Бездарные оба они полководцы,
Покрыли позором себя и страну,
А вы — отступаете, русские хлопцы,
Прохлопали все мы кампанью, страду.

Вы не защищаете больше ни Вену,
Сказали: «Бог с вами, а с нами — наш бог»,
Теряете Шмита, ликуя победу,
Терпенья уже преступили порог.

Теперь — уже поздно, теперь — безразлично,
Хотя бы победу принёс кто из них,
Так ваша победа совсем неприлична,
Весь мир над победой французов притих.

— Победой французов? — Так Вена заня;та!
— Как за;нята Вена, случилось когда?
— Уже он в Шенбрунне — вот их вся расплата:
А что им расплата — такая беда!

Наш граф, милый Врбна ждёт его приказаний…
Значения только что сказанных слов,
Болконский почувствовал горечь страданий:
Вот это — сюрприз, для французов — улов.

— Был граф Лихтенфельс у меня ныне утром,
Письмо мне показывал — в Вене парад,
Вот ваша победа противна их ну;тру, —
Так вновь продолжал говорить дипломат.

Андрей понимал, их победа в сраженье
Действительно мало важна им сейчас,
Событья важнее с победой в сравненье,
Её умаляют без всяких прикрас.

— Как Вена-то взята? А мост их известный?
У нас были слухи, как князь Аурсперг,
Защитник столицы, толковый и честный,
Как лучшим считается в войске стратег.

Ещё мост не взят и, надеюсь, не будет,
Минирован мост, его в плане — взрывать,
— Хотел бы я знать, долго всё ли пробудет,
Кампанье — конец или надобно ждать?

— Я думаю, кончена, это их мнение,
Считают в верхах, главы все — «колпаки»,
А будет всё так, как моё было зрение,
Когда распускала кампанья ростки.

Не порох решит это дело и споры,
А те, кто придумал его для войны,
Решат в этом деле лишь переговоры
России и Пруссии, и их в том вины.

Ежели они утвердят соглашение,
И Пруссия вступит в наш общий Союз,
То будет кампании всей продолжение,
Заставят не рвать с нами Австрию уз.
 
Заставят войну продолжать с Бонапартом,
А ежели — нет, Комро Формио — вновь,
Похоже, француз не расстался с азартом,
Он выпьет у Австрии всю её кровь.

— Но в этом же вновь — вся его гениальность, —
Воскликнул Андрей, бьёт рукой по столу:
И в самое время — его и коварность,
Себе укрепляя свою же молву.

— Buonaparte, — он вновь повторяя:
— Когда из Шенбрунна он правит страной,
Из имени букву я «u» удаляя,
Он мне – Bonapart и без буквы одной.

— Без шуток, возможно, сказал князь Болконский,
Неужто, кампании всё же — конец?
— У Наполеона напор марафонский,
Он Австрию всю уж повёл под венец.

Однако, я думаю и по-другому:
Страна не привыкла ходить в дураках,
Отплатит она ему, дяде чужому,
Питая надежды, но — вся в облаках.

Страну разорили, разбито всё войско,
К тому же, столица врагом занята;,
Проявлено ею позорно(е) геройство,
Бездарность вождей и их в этом вина.

Я слышу чутьём, милый князь, между нами,
Сношения с Францией вскоре видны,
Нас водят за нос, и, считая врагами,
Но оба врага — безусловно, сильны.

Готовят проекты их тайного мира,
Приватные, с каждой отдельно страной;
— Но это же, вроде как гадкого пира;
— Увидим, дождёмся, мой князь дорогой.

За полночь уже затянулась беседа,
Пошёл отдыхать в свою комнату князь,
Но в мягкой постели всё снится победа
И всё, что имело для этого связь.

Представилось вновь ему поле сраженья,
И он — рядом с Шмитом, и пули свистят,
И радость всей жизни в его сновиденье,
И он этой жизнью всецело объят.

Он вдруг пробудился: «Да, всё это было!..»
По-детски — улыбка в счастливом лице,
Измена австрийцев его огорчила,
Неужто, и вправду их «рыльца в пушке».