Линии

Вдоль линий, что завязаны в узлы
сознания, прикованного к веку,
бреду спокойно в поисках хулы,
вплетаемой в узоры человека

как часть от части замысла сего,
влекомого своею же ошибкой
в оценке перехода моего
от разума валторны к сердца скрипке.

Мне нет прощенья. Инока стезя
предполагает истину как муку
признания, что жить, увы, нельзя,
с самим собой не вымолив разлуку.

Холодный свет предутренних небес
спокойно греет ссохшиеся раны
столетия, в котором я исчез
и с крыш, и с тротуаров, и с экранов,

и с трёх мостов, ведущих в никуда,
где даже мне простить себя по силам.
В концов концов, упавшая звезда
меня тоске давно определила.

Я - резонёр!.. И нравственности смех
со мной живёт в иронии личине,
предполагая плаху как успех
для высоту увидевших в пучине.

За каждым шагом, сделанным без слов
о главной цели мелких прозябаний,
молчит, укрыта нежностью, любовь
к безумию в надтреснутом стакане

чужой мечты, не сбывшейся до сих,
но всё ещё ласкающей фаланги
мечтателя, рисующего стих
на щедрости фанерном бумеранге.

И всё понятно в планах на январь,
преображенный текстами простыми
в пропащей жизни тоненький букварь.
И пустоты обласканное имя

уже не явит миру лоскуты
велеречивых, огненных пророчеств
о том, что жизнь видна лишь с высоты
и то - не днём, а чрез накидку ночи.

И путь - не путь, а тропки из огня
на замыслами выстеленном поле,
где всё готово выстрелить в меня
за страсть познать свободу вместо воли.

Но жизни все мгновения милы,
когда не ждёшь отчаянных камбеков
вдоль линий, что завязаны в узлы
сознания, прикованного к веку...